Тебе не спастись — ты это осознала.
Не строишь иллюзий совместного будущего и срываешь надежды, налипшие яркими стикерами где—то внутри. С начала вашей запретной связи, ты усвоила одно — живи одним днем и больно не будет.
— Я хочу тебя, — шепчет он и ты признаешь себе, что ты тоже хочешь и всегда хотела. Правда заставляет тебя ежиться от смущения и ты прижимаешь парня к стене в коридоре. Главное, чтобы родители не услышали.
— Я тоже, — чуть вздрагиваешь, смотришь немного растерянно, словно все ещё не понимаешь, какого черта вы вообще начали эти игры.
Дыхание катастрофически не хватает, поэтому прерывисто, с контрастным звуком выдыхаешь прямо в пухлые губы напротив. Он ведь, правда под кожу въелся, да ты и не против — захлебываться Антарктидой в одиночестве ещё хуже.
Он уже не говорит: «Я твой брат».
Хочется до обидного и ядовито, а получается устало и немного нехотя. Он доволен таким раскладом, поэтому протестует слабо.
Вы в вечной тени похоти сгораете.
Ты касаешься бархатной кожи под футболкой, скользишь по напряженным мышцам и утыкаешься в шею, вылизывая каждый миллиметр. Парень стонет откровенно и пошло: такие стоны нельзя просто украсть поцелуем, такие нужно держать под замком, скажем в его комнате.
Закрываете дверь тихо, поворачиваете металлический замок и под характерный щелчок, скользите в глубь комнаты. Здесь можно не сдерживаться. Все границы смываются — эйфория сходит с ума, с братом — приятнее и совсем неправильно, тебе до безумия нравится.
Парень нависает над тобой, раздевает медленно, вырисовывает вселенную на бледном теле, а ты поддаешься вперед, лишь бы тот закончил картину. Скользит губами по впалому животику, слизывает противных мурашей, что табуном кровь по туннелям вен разгоняют и возвращается к губам.
У тебя на теле целые галактики бардовых роз распускаются и ты рада быть единственной, на ком он может рисовать.
Он ведь такой сладкий, такой запретный, а тебе все мало. Голоса внутри упорно твердят обратное, заставляя до крови вырисовывать млечные пути на его спине.
Ты делаешь судорожный вдох, до белеющих костяшек сжимаешь его руку, пальцы переплетаешь, когда тот приспустив штаны с боксерками входит.
Двигается медленно, стенки внутри гладит, заставляет почувствовать все пульсирующие венки. Они приятно отдают вибрациями, заставляя тебя выгнуться до хруста позвоночника и громко простонать.
Это аморально: только скулы сводит от болезненно—кислотной улыбки, разъедающей все вокруг и тебя заодно; тебе бы давно пора отвыкнуть от него, далеко все зашло, но ты глупая постоянно делаешь неправильный выбор. Твоя роковая привычка.
— Никому тебя не отдам, — слова неким лозунгом ваших расшатанных отношений в голову закрадываются и не выветриваются морозным воздухом.
— Не отдавай, — закусываешь губы и пальцы на ногах поджимаешь, ты близка к разрядке. Кончаешь громко, сваливаешь продрогшими ногами ночник с тумбочки, а парень хриплым смехом заливается. Потом склеит его: не первый и не последний раз.
