В лесу было тихо.
Так тихо и светло, как только может быть днем в снегопад. Крупные хлопья снега безмолвно опускались на пушистые еловые лапы, тихо возились в своих норках белки. Лес провожал Лили взглядом, пока она шла вслед за Джеймсом, но взгляд его был не пугающим, а спокойным и ласковым.
Они шли довольно долго, после того, как Ночной рыцарь привез их сюда, но вот наконец Джеймс оглянулся, с загадочным видом поднес к губам палец и отвел вверх ветви елей, пропуская Лили вперед.
Посреди крошечной, укутанной снегом полянки стояла деревянная калитка. Простая, ничем не примечательная калитка, потертая, засыпанная снегом, с блестящей круглой ручкой на боку. Рядом с ней возвышался старинный уличный фонарь. Керосиновый огонек подрагивал в стеклянной лампе и его теплый уютный свет делал полянку поистине сказочной.
Лили подошла к нему, но тронуть не решилась — было в этом фонаре что-то удивительно знакомое — как будто она когда-то уже видела его, видела на этой самой полянке. Только вот непонятно, откуда он взялся здесь, в самом сердце леса, и кто его зажег...
— Ну? — Джеймс обошел калитку по кругу, бросая на Лили пытливый и вместе с тем интригующий взгляд. Уши его красной охотничьей шапки были завернуты вверх и собирали снег. — Что скажешь?
— Это красивое место, — Лили обвела взглядом деревья, обняла спящего за пазухой котенка. — Но я думала, что мы едем домой, а не на...пикник, — она поежилась, втянув голову в теплый белый шарф. — Серьезно, далеко нам ещё? Сначала поезд, потом этот «Ночной рыцарь». Я правда очень устала.
— Лили, мы уже приехали, — загадочно улыбнулся Джеймс и любовно провел ладонью по калитке.
Пауза.
Лили почувствовала, как в умиротворенную душу тоненькой горячей струйкой скользнуло раздражение.
— Ты. Привез меня в лес. Через полстраны. Чтобы показать старую калитку? — прошипела она.
— Ну никакого почтения, — сочувственно вздохнул Джеймс, обращаясь к калитке, а затем внезапно обежал её и обхватил Лили за плечи. — Это не просто старая калитка, Лили! Если хочешь узнать, в чем её секрет... войди в неё.
— Джеймс...
— Я серьезно.
— Зачем? Это же глупо. Это просто калитка, тут даже забора нет и... она никуда не ведет!
Джеймс прямо подскочил.
— Глупо?! Конечно это глупо! — по-прежнему обнимая Лили за плечи одной рукой, он уперся другой в калитку. — Ну-ка скажите мне, мисс Эванс, как работают маглоотталкивающие чары?
— Оказавшись в зачарованном месте, магл вспоминает о каком-то неотложном деле и уходит, — автоматически проговорила Лили.
— Двадцать очков, мисс Эванс! — Лили засопела. — Именно так и поступают маглы, когда забредают в этот лес. Они видят старую калитку и просто уходят, потому что считают, что это очень глупо — открыть её и пройти внутрь. В тот момент, когда они думают, что это глупо как раз срабатывают чары. Но настоящий волшебник... — тут Джеймс легонько толкнул калитку и она открылась с неожиданно приятным мягким скрипом. — Никогда не откажет себе в удовольствии сделать глупость.
С этими словами Джеймс широкими шагами прошел в калитку.
— Ну же, Лили, давай! — подбодрил он, игнорируя скептическую улыбку девушки. — Сделай глупость!
Лили вздохнула и смиренно проделала тоже самое, как можно громче наступая на скрипучий снег.
— Ну? — она раскинула руки, оказавшись перед Джеймсом. — Что теперь? Что-то изменилось?
— Да, — молвил он, заговорщически сверкая глазами, а затем вдруг мягко накрыл её глаза ладонями. — Слушай, — прошептал он ей на ухо.
Лили прислушалась, хотя это было трудно — прислушиваться к чему-то, когда Джеймс вот так прижимается сзади. Но всё же она попыталась.
Сначала не слышала ничего, кроме дыхания Джеймса у себя над ухом... а затем в этот всеобъемлющий звук вдруг тихонечко просочился другой: едва слышный, отдаленный звук трамвайного колокольчика.
— Что это? — Лили удивленно оглянулась, убирая с глаз теплые ладони.
Джеймс усмехнулся и взглядом указал на что-то в снегу рядом с ними. Лили посмотрела туда же... и ахнула.
Мимо того места, где стояли они с Джеймсом, тянулись рельсы.
Самые что ни на есть настоящие, узенькие железные рельсы! Снег успел припорошить их, как будто они лежали здесь все это время, хотя Лили была абсолютно уверена, что ещё пару секунд их здесь и в помине не было.
Игнорируя смешки Джеймса, она подбежала к калитке, распахнула её, вбежала обратно в мир маглов, обежала калитку... рельсов и след простыл!
Под ещё более веселый смех, она бегом вернулась назад, через калитку и рельсы проступили прямо из снега, так, будто ветер сдул с них сугроб и их стало видно. Мало того — из глубины леса снова донеслось таинственное треньканье. Только теперь оно звучало гораздо ближе и становилось громче с каждой секундой.
Лили оглянулась на звук и увидела его.
Волшебный трамвай.
Допотопный, такой, какие путешествовали по стране разве что в прошлом веке, из красного дерева и золота, с двумя горящими фонарями на скобах. Неторопливо выбираясь из лесу, он властно раздвигал пушистые заснеженные ветви и оглашал сонную тишину негромким призывным гудком.
— Пойдем! — Джеймс подхватил очарованную Лили под локоть. — Он проходит этот лес только один раз, следующего придется ждать до завтра!
Лили спохватилась и побежала за Джеймсом, придерживая котенка.
Догнав трамвайчик, Джеймс ухватился за сверкающий железный поручень у двери и забросил внутрь свой рюкзак.
— Давай, Лили! — крикнул он, протягивая руку. — Прыгай!..
...1971 год...
Первый курс.
Внутренний двор школы чародейства и колдовства Хогвартс
— Давай, Лили! Прыгай! — звенит голос очаровательной белокурой девочки.
Марлин Маккиннон — её одноклассница. Лили познакомились с ней на заклинаниях, когда они обе отказались дать списать симпатичному Сириусу Блэку.
Снег уже прекратился и, хотя всю школу здорово замело, девочки все же находят во внутреннем дворе чистое местечко, где можно было нарисовать классики. Рядом топчется пухленькая розовощекая Алиса Вуд в огромном пальто и волнуется, что преподаватели накажут их за рисование на школьном полу.
Лили бросает камешек на дорожку квадратов, но прыжку все равно не суждено случиться. Беспорядочные крики мальчишек, которые минут десять назад затеяли неподалеку бой снежками, становятся уж слишком громкими и резкими. Такие звуки издает только свора сцепившихся собак. Там явно творится что-то нехорошее. Лили прикрывается узорчатой варежкой, следя за тем, как группка мальчишек толкает друг к другу щуплую темную фигурку. С каждым толчком смех и крики растут...
— Куда ты, Лили? — кричит Марлин, когда Лили, не говоря ни слова, направляется прямо к лающей «своре».
— Эй, оставьте его в покое, вы!
На крик первокурсницы никто не обращает внимания — старшие курсы посмеиваются, наблюдая за тем, как мальчишки с первого забрасывают снежками неуклюжего слабого слизеринца, валяют его в снегу и подначивают, толкая друг к дружке, словно куклу. Слизеринец, чахлый и неряшливый, только успевает отплевываться, морщиться и кричать — но вырваться из круга рук и твердых снежков нет никакой возможности.
Когда Лили подбегает, Северус вдруг оступается и врезается в одного из мальчиков — того самого Сириуса, который приставал к Лили и Марлин на уроке. Лили он сразу показался неприятным и злобным — прямо как кусачий щенок, которого слишком часто били газетой. С радостной злостью мальчишка толкает Северуса обратно в центр, как раз чтобы и его друг, противный очкастый мальчишка, имя которого Лили все время забывала, швырнул в «жертву» особенно крупный снежок.
— Прекратите, сейчас же! — надрывается Лили, но её голоса не слышно за криками и смехом. Северус пытается сопротивляться, но это безуспешно, очкарик с удивительной скоростью лепит новые снаряды, у Северуса распухли щеки и нос, Блэк хохочет неожиданно сипло для своих одиннадцати, рыжие близнецы хватают Снейпа под руки, когда тот пытается вырваться и просто швыряют в сугроб.
В конце-концов Лили не выдерживает и бросается к Северусу, чтобы остановить это безумие.
— Я сказала оставь...
Снежок, пущенный Джеймсом Поттером, бьет её прямо по лицу.
Публика ахает, кто-то смеется, но все звуки почти сразу же стихают и тогда все смотрят на сжавшуюся фигурку в черной мантии на фоне ослепительно-белого снега. Лили стоит, не двигаясь, поджав плечи и прижав ладони к лицу.
Всё застывает, включая и Джеймса, который так и замер с нелепо занесенной рукой. Шапка съехала набок, пар часто вырывается изо рта, на лице — ошеломление пополам с испугом. Эта рыжая хоть и вредина (не дала списать), но вроде ничего. Будет обидно, если...
Но вот Лили медленно опускает руки, не поднимая головы и видно, как снег осыпается с её красных, круглых, но твердых, точно наливные яблочки, щек. Потом ресницы её коротко вздрагивают, губы поджимаются и на Джеймса взглядывают влажные, ошеломительно-зеленые глаза.
«Сейчас заревет и побежит жаловаться» — в ужасе думает мальчик, но даже этот страх как-то меркнет на фоне того, какая Лили Эванс, оказывается... симпатичная.
А дальше происходит нечто, определившее потом всю судьбу мальчика по имени Джеймс Поттер. Вместо того, чтобы заплакать Лили Эванс вдумчиво смотрит на него, прищурив свои необыкновенно-зеленые глаза, а затем вдруг с удивительной скоростью хватает снежок и метко швыряет в Джеймса.
И попадает прямо по носу. Нет, надо отдать Джеймсу должное, в последний момент он всё же вскинул руки, но боль от поражения девчонке всё равно наносит ему ужасный, непоправимый удар. Тем более, что потом Эванс демонстративно счищает с себя остатки снега, презрительно смотрит на поверженного противника и помогает подняться зареванному Сопливусу.
— Идем, Северус, — высокомерно говорит она. — Мы идем в больничное крыло, у тебя разбита губа.
— Совсем спятила, Эванс! — кричит ей вслед разгневанный, униженный Джеймс, пока Сириус пытается за шкирку поднять его из сугроба, куда он свалился, не удержав равновесие. — Ты мне нос разбила!
Но Лили не оборачивается.
Она идет, крепко держа Северуса Снейпа под руку.
Щеки её горят, а глаза пылают.
Джеймс Поттер. Вот как его зовут.
Джеймс.
Какое идиотское имя.
Джеймс помог ей вскочить на ступеньку, но сам внезапно отстал от трамвая и пропал из поля зрения. Лили в ужасе бросилась к выходу, но тут рука Джеймса схватилась за сверкающий поручень, а затем и сам Поттер легко вскочил на ступени, чуть не сбив Лили с ног. В последний момент девушка охнула и отскочила чтобы не столкнуться с ним носами.
— Испугалась, да, Эванс?
— Нисколечко, — дрожащим голосом проговорила Лили, дождалась, пока Джеймс поднимется, а затем порывисто обняла его за шею.
Он рассмеялся.
— Добрый вечер, Джеймс! — щелкая кнопочками переносной кассы, к ним подошел машинист. Широкое морщинистое лицо наполовину скрывали пышные седые усы и насупленные брови, из-под которых нет-нет, да и поблескивали внимательные глаза-щелочки. В первую секунду он показался Лили не настоящим, как и весь этот трамвайчик, но потом она пришла в ужас: если он настоящий, кто же в этот самый момент управляет настоящим трамваем?!
— Здорово, Фарбер! — Джеймса, похоже, эти вопросы ни капли не волновали. — Как жизнь? — встряхнув ладонь волшебника, он полез в карман за деньгами.
— Давненько тебя не было видно, Джейми. Домой едете, а? — веселый карий глаз игриво блеснул из-под кустистой брови и подмигнул Лили.
— Домой, Фарб, — Джеймс сунул ему в руку пару сиклей. — Слышал, что в Министерстве творится? Теперь можем путешествовать только так, — он вскинул рюкзак на плечо и обнял Лили за талию, подталкивая к двери.
— Слыха-ал, Джимми, а то как же, — аппарат у машиниста на груди задорно клацнул и выплюнул билетики. В этот же момент трамвай ощутимо качнуло в сторону, но ни машинист, ни Джеймс, не обратили внимания, а Лили в панике вцепилась в его куртку, чуть не оторвав карман. — Теперь-то про нас все вспомнили, доходы за день больше, чем за месяц! Ну что ж, устраивайтесь поудобнее, молодые люди, мы идем в горы! — голос машиниста прозвучал так радостно, словно они были ледоколом, который наконец-то пробил себе путь в море. Взмахнув рукой, он пошел обратно к своей будке.
— Что? — Лили схватилась за Джеймса, когда трамвай опять пьяно покачнулся. — Он сказал в горы?
— Именно так! — Джеймс усмехнулся и распахнул перед ней дверцу, ведущую в вагон. — А ты боишься?
...1973 год...
Второй курс.
Гремучая Ива.
Под радостный вопль и улюлюканье, Джеймс Поттер первым добегает до ствола Ивы и хлопает по нему ладонью. Есть! Он победил! Оппонент, Сириус Блэк, приотстал, отброшенный назад свирепой ветвью. Джеймс оглядывается и победно вскидывает кулак, но тут Ива цепляет его за лодыжку и отшвыривает прямо к толпе, скандирующей «Поттер Поттер, Поттер!»
Поттер валится в траву, а уже через секунду на него обрушивается Блэк.
Мальчишки охают, кряхтят, хохочут, глядя на свои лица, поцарапанные и грязные. Толпа радуется и всем весело, но тут, как обычно, звучит чрезмерно-взрослое:
— Очень разумно.
Джеймс оглядывается.
Волосы Эванс убраны со лба клетчатым ободком, веснушчатый нос и глаза, книжки, прижатые к груди, наличие которой в последнее время почему-то странно беспокоило Джеймса, аккуратненькая форма. Вокруг, как всегда, стайка подружек. Пай-девочки идут на урок.
— Одного наказания, очевидно, было мало, — сообщает она Алисе Вуд и та согласно поджимает губы. Эти двое вечно друг друга поддерживают. Марлин хихикает и накручивает светлый локон на палец.
— А тебе какое дело? — кричит Джеймс, лежа на траве и опираясь на согнутые локти. Вставать он не решается — Эванс за лето подросла и теперь стала на добрых два дюйма выше него. Это ужасно задевало его самолюбие. — Ты за меня переживаешь?
Лили фыркает.
— Мне на тебя наплевать. А вот на факультет — нет. Кажется, профессор Макгонагалл ясно дала понять, что если ещё раз увидит вас здесь...
— Ты просто боишься, — Джеймс поднимается с земли, одаривая внезапно покрасневшую Эванс долгим насмешливым взглядом. Внимание толпы подпитывает его. — Да, ты боишься. Ты всего боишься, Эванс! — продолжает наступать он, испытывая непонятный, но захватывающий азарт. — Как ты вообще оказалась в Гриффиндоре, ума не приложу!
— Я боюсь? — тихо произносит Лили, сужая глаза. — Я?
— Ты, — с удовольствием прищелкивает Джеймс.
Эванс делает глубокий, возмущенный вдох, а затем вдруг сует Джеймсу свои книжки и выхватывает палочку.
Публика, следящая за перебранкой, оживает, девчонки пытаются отговорить Лили, но она отмахивается и решительным шагом направляется к Иве.
— Лили, не надо! — взвизгивает Алиса, видя, как Ива замахивается.
Заметив опасность, Эванс останавливается, вскидывает палочку и кричит:
— Иммобилус!
Ветви испуганно поджимаются и вытягиваются вверх. В абсолютной тишине маленькая тоненькая фигурка подходит к стволу и касается ладонью шершавой коры.
— Вот! — не убирая руки, она оборачивается к раздосадованному Джеймсу. — Совсем неплохо иметь в голове мозги, а не бладжер, Поттер. Ты бы тоже так смог, если бы иногда брал в руки учебники, а не только свою метлу.
— Учебники, да? Эти, что ли? — невинным голосом спрашивает Джеймс и демонстративно разжимает руки. Аккуратные книжки Эванс, в обложках и с цветными закладками, летят в грязь.
Кто-то смеется, Лили, вспыхивая, бросается к нему, но, видимо ногти её в этот момент соскребают с коры какие-то микрочастицы, потому что Ива вдруг оживает и взвивается, точно раненая лошадь.
Полянка лопается от воплей, все бросаются врассыпную. Крик девочки, захваченной ветками, точно лезвие режет воздух. Ученики бегут кто-куда и только Джеймс, наступая на книжки, бежит в обратную сторону — прямо в гущу ветвей. Схватив исцарапанную перепуганную Лили в охапку, он кое-как вытаскивает её из-под Ивы, закрывая собой, но напоследок буйное дерево делает поистине королевский теннисный выпад и дети отлетают на пару метров от земли, чтобы потом кучей повалиться в траву.
Так же быстро, как рассыпались, студенты снова заполняют полянку и окружают приникших друг к другу, перепуганных детей. Крепко держась друг за друга, мальчик и девочка задыхаются и смотрят на Иву, так, словно ждут добавки. Но как только нарушители пропадают из опасной зоны, Ива моментально успокаивается и ветви её шевелятся вновь тихо и спокойно.
Всё ещё тяжело дыша, они отворачиваются от дерева и наконец-то смотрят друг на друга. Карие глаза встречаются с зелеными. В последних — испуг и ошеломление, но все ошеломление мира не идет ни в какое в сравнение с тем, которое настигло тринадцатилетнего Джеймса Поттера в тот момент, когда на него обрушилась Лили Эванс.
Подобные неожиданности случались у Джеймса и раньше. Но сейчас это было так пронзительно и остро, что он ничего не может с собой поделать и только во все глаза смотрит на Лили из травы.
Впрочем, волшебный миг длится недолго.
Не успевает Лили оттолкнуть его и сесть, подозрительно сверкая глазищами, как на их головы обрушивается новое потрясение — на сей раз в лице профессора Макгонагалл, которая уже спешит в их сторону со стороны замка.
Дальше, понятно, что — выволочка, угроза вызвать в школу отца, наказание, все как всегда, но Джеймсу уже нет до этого дела.
Он слишком потрясен и слишком взволнован, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Он ничего не слышит и не видит.
Ноги сами несут его до ближайшего туалета, туда, где можно запереть дверь, отгородиться от всего мира и дать себе время всё понять.
Именно там, в запертой кабинке и произошло одно из самых ярких приключений Джеймса Поттера. И сколько бы лет не прошло, Джеймс всегда помнил его очень отчетливо: запах травы, первого настоящего возбуждения, дурацкого моющего средства и хриплое, беспомощное «Э-эванс», вдруг вырвавшееся из груди под конец...
Крепко сжимая руку Джеймса, Лили шагнула внутрь.
В вагоне было практически пусто, если не считать плечистого волшебника в белой шубе и шляпе, да сухонькой добропорядочной ведьмы в шляпке и пальто с номером «Ежедневного пророка» в руках. Стены здесь покрывала всё та же позолота, пол устилал вылинявший старый ковер. Вдоль окон тянулись ряды бархатных двухместных диванчиков — один напротив другого.
С любопытством озираясь по сторонам, Лили опустилась на мягкий диванчик. Пока она вертела головой, Поттер достал из кармана два билета и сунул в какой-то приборчик с щелью, изогнутой трубкой и динамиком. Лили привстала, чтобы рассмотреть приборчик повнимательнее и тут он хрипло выкрикнул название, да так неожиданно, что Лили подскочила и шлепнулась обратно на диван:
— Сонная лощина!
— Что он сказал? — она схватила севшего Джеймса за рукав. — Какая лощина?
— Сонная, — удивился её реакции Джеймс и оглянулся, когда мимо них прошел волшебник в шубе. — Добрый день, Йетти!
Волшебник резко обернулся и Лили чуть не вскрикнула, увидев под широкополой шляпой широкую приплюснутую морду с двумя лютыми черными глазками, изогнутыми клыками, торчащими из нижней губы и непонятным розовым носом. То, что она изначально приняла за шубу было мехом, под которым отчетливо виднелся полосатый галстук.
— Добрый день, Джеймс, — учтиво проговорил йетти, приподняв шляпу. — Из школы?
— Да, — Джеймс незаметно погладил перепуганную Лили по руке.
— Славно. Передавай привет Хагриду! — с этими словами Йетти сошел с трамвайчика, в дверях поздоровавшись с каким-то дерганным пожилым волшебником в потертом заплатанном пальто, с кучей каких-то чертежей и свертков в руках. На клочковатой голове криво сидела шляпа, увенчанная диковинного вида очками.
— Как жизнь, Икабод? — несколько натянуто спросил Джеймс, когда волшебник поравнялся с их местом. Нервно вздрогнув, он стремительно повернулся к ним, обернувшись всем телом.
— А-а, Джеймс, — его голос облегченно задрожал. Взгляд метнулся по лицу Поттера, перескочил на Лили, но, похоже, не нашел ни в них, ни в ней ничего опасного. — Прекрасно, прекрасно, п-просто прекрасно... — поджав одновременно и плечи, и губы, он двинулся дальше.
— Икабод? — не веря своим ушам прошептала Лили, когда трамвай возобновил ход и застучал колесами. — Икабод Крейн?!
— Да, — удивился Джеймс. — А ты откуда знаешь?
— Если я скажу, — Лили посмотрела Джеймсу в глаза. — Ты мне все равно не поверишь.
В этот момент трамвай вдруг снова качнуло. Икабод, который только-только собирался сесть, с размаху тюкнулся лбом в стену. Всё его имущество взлетело в воздух. Чертежи раскрутились, коробки попадали, устрашающе-круглый свиток покатился по полу...
— Береги голову, — едва слышно молвил Джеймс вслед Икабоду, который издал вопль отчаяния и бросился по вагону вслед за ускоряющейся тыквой в тряпке.
Остаток пути Джеймс знакомил Лили с пробегающим мимо Ипсвичем и своим детством. Только у него получалось рассказывать о невероятно смешных вещах с таким серьезным, почти трагичным лицом. Ему нравилось смешить Лили, видеть, как она пытается не смеяться и не может. В такие минуты он любил её особенно — поэтому без предупреждения лез целоваться и они надолго проваливались в щемящее сладкое тепло, не замечая входящих и выходящих из трамвая путников, прекрасного горного заката за окнами и захватывающего дух пейзажа...
В один из таких, особенно сладких моментов, сухонькая дама у окна напротив отшвырнула газету и пригрозила, что пожалуется на них машинисту, если они не «прекратят этот грязный разврат!».
Джеймс вежливо выслушал все её жалобы, не отпуская от себя Лили ни на дюйм, прокричал в ответ: «И вам Счастливого Рождества, миссис Крамплботтом!», как если бы она была совсем глухая, после чего покрепче обнял протестующую Лили и поцеловал.
Мадам не выдержала и сошла на ближайшей же станции, сопровождаемая довольным смехом Поттера. Едва дверь за ней закрылась, Лили хлопнула Джеймса варежкой по груди, отстраняясь.
— Зачем ты так?
— Затем! — фыркнул Джеймс. — Эта старая карга поставила своей целью извести все парочки в Ипсвиче. Всякий раз, когда она видит меня с девчонкой, колотит своей гребанной сумочкой по... — Джеймс осекся, увидев как Лили красноречиво сместила губы на сторону.
— Я имел в виду раньше! Раньше у меня было много подружек, но сейчас — нет. Я имел в виду только одна, — брови Лили поползли вверх. — Под "подружкой" я имел в виду тебя! Но ты не подружка-подружка, понимаешь, ты не как другие девчонки, ты почти как парень... — Лили выпучила глаза. — Боже... ладно, можешь просто меня убить, — и он сполз по сидению, надвигая на лицо шапку.
Пару секунд Лили ничего не говорила и Джеймс решился приподнять край шапки.
Лили смотрела на него, всё так же подняв брови, только губы её теперь дрожали от смеха.
— Дурак! — проговорила она, потрясенно покачав головой, а затем вдруг сдернула с него шапку и повалила на сидение.
Надо сказать, что Джеймс Поттер ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым, как в те мгновения в старом грохочущем трамвае.
...1974 год...
Третий курс.
Кабинет зельеварения
— Время вышло!
Ученики шумят, Слизнорт пускается в обход по классу. Все суетятся и спешат показать ему свои противоядия, а Джеймс тоскливо смотрит в свой котел. Его зелье выглядит так, словно умоляет о легкой смерти, пока Сириус без особой надежды на успех тыкает его волшебной палочкой. Джеймс мрачно лохматит волосы и оглядывается на Нюниуса — тот явно состряпал очередное гениальное творение и весь светится в предвкушении очередной «звездочки».
Эванс смотрит на упыренка с гордостью.
Не в силах вынести такую несправедливость, Джеймс соскакивает с табурета и бросается к шкафу запасов.
— Куда ты? — окликает его Сириус.
— Сейчас старик охренеет, — обещает Джеймс, плюхаясь на место и сжимая свою находку в кулаке.
— Вы не хотите объяснить нам, что это такое, мистер Поттер? — участливо спрашивает профессор, едва заглянув в их котел.
— Это протест, профессор, — Джеймс поправляет очки. Сириус подпирает голову рукой, предчувствуя славную шалость.
— Протест? — Слизнорт кажется заинтересованным и оглядывает класс так, словно призывает всех заинтересоваться вместе с собой. — И против чего же вы протестуете, молодой человек?
— Я считаю, что противоядия — это прошлый век. Когда у вас на руках будет умирать от яда друг, вам некогда будет готовить сложную настойку. Моё зелье — иллюстрация того, что будет происходить с умирающим, пока мы будем греметь котлом и разводить огонь.
Сириус смотрит на него во все глаза.
Челюсть Нюнчика отвисает почти что до пола.
Слизнорт рассеяно смотрит на то, как скрючивается комок вязкой слизи на дне их котла.
— И что же вы предлагаете в таком случае, мой юный бунтарь? — спрашивает он наконец, наклоняясь вперед и цепляя большими пальцами за карманы своей мантии.
Джеймс показывает ему безоаровый камень.
Брови профессора ползут вверх и скрываются под феской алхимика.
Класс погружается в тишину.
— Достаточно иметь такую штуку под рукой и все ваши проблемы будут решены, — Джеймс подкидывает камешек и ловит его на манер снитча. — Сунешь в глотку безоар и все дела.
Несколько долгих мгновений профессор смотрит на него, как на чудо-юдо, а потом вдруг раздается отчетливый, звонкий голос:
— А я согласна с Джеймсом! — заявляет Лили Эванс и в классе моментально становится тихо. — Он прав, нам действительно стоит отказаться от старых представлений о противоядиях. И лучше всего иметь под рукой такой камень, зная наверняка, что он поможет. По-моему это отличная идея, — Эванс оглядывается на него и ободряюще поджимает губы.
Лили Эванс.
Заступается за него перед всем классом.
Обычно она никогда не упускает возможности дать ему понять, какой он тупица.
Во имя Мерлина, если бы в этот момент на школу обрушился метеорит, Джеймс ни капельки бы не удивился.
Слизнорт, однако, не разделяет энтузиазма своей любимицы. Посмеявшись ещё нахальству Джеймса, он влепляет ему «О» за работу над противоядиями и отпускает класс на перемену.
Джеймс, впрочем, особо не расстраивается. Сириус смеется, обхватывая его за плечи, их догоняют Рем и Пит, мимо тенью проскальзывает рассерженный Нюниус...
И тут происходит нечто.
— Подожди, Джеймс! — Лили догоняет его и касается его плеча.
Парни оглядываются вместе с Джеймсом, Сириус презрительно фыркает, но всё же, они отходят, давая им возможность поговорить.
— Знаешь, по-моему это ужасно несправедливо, что он поставил тебе «О», — говорит Эванс. — Ты молодец. Я бы никогда не додумалась до безоара. Это замечательный подход, я жалею, что сама не...
Джеймс так ошеломлен её неожиданной похвалой, что слова вырываются сами-собой:
— Ну и дура!
Лицо Эванс обиженно вытягивается.
— Я сделал это просто чтобы позлить Слиззи. И Нюниуса. Видела, как его перекосило, когда меня похвалили? — он засовывает руки в карманы, стараясь выглядеть как можно более небрежнее. — Я ничего такого не думаю. Я просто не умею варить эти чертовы зелья, вот и всё. Безоар — это херня. Я просто хотел утереть Нюнчику его сопливый нос.
— Зачем? — тихо спрашивает Лили, сузив глаза. В них больше нет ни капли тепла. Кажется, он все-таки перегнул палку. — Почему тебе все время надо кого-то унижать и над кем-то смеяться? Ты итак лучше его во всем, зачем тебе понад... — Лили захлопывает рот и отчаянно краснеет, увидев, как меняется выражение лица Джеймса, но уже слишком поздно. Сказанного не воротишь.
— Лучше? — тут же подхватывает Джеймс, подступая ближе. — Ты правда так думаешь, Эванс?
Лили всё ещё красная как рак, но когда она говорит, её голос звучит удивительно ровно.
— Уже нет, — она демонстративно разворачивается, чтобы уйти, но Джеймс перехватывает её за руку.
— Слушай, не хочешь пойти со мной в Хогсмид на выходных? — выпаливает он.
— Дуре там делать нечего, — раздельно произносит она, а затем высвобождает руку и уходит, держа спину очень прямо.
Джеймс вздрогнул и открыл глаза.
Трамвай мирно покачивался на ходу. Вагон опустел. За окнами совсем стемнело.
Он потянулся и посмотрел вниз. Лили всё так же сладко дремала у него на коленях, подложив под голову рюкзак с вещами. Котенок, которого она выпустила прогуляться, обнюхивал ладонь Джеймса, лежащую у Лили на спине и время от времени принимался кусать его пальцы — вот, что его разбудило.
— Мне нечего тебе дать, приятель, — хрипло сказал ему Джеймс, потирая глаза под очками. — Я и сам хочу есть, но ведь не пытаюсь тебя сожрать, верно? — и он попытался оттолкнуть Живоглота, но эта игра пришлась котенку по вкусу. Он принялся охотиться на руку Джеймса, отскакивать, нападать и замахиваться коротенькими кривыми лапами.
Приказав ему охранять территорию, Джеймс осторожно выскользнул из-под спящей девушки и вышел в коридорчик. Распахнул дверь, ведущую на улицу и высунулся из трамвая на ходу — так же, как делал всегда, когда ехал домой так. Лицо хлестнуло обжигающим морозом, ночной ветер растрепал волосы. Здесь гулкий стук колес казался оглушительным. Джеймс посмотрел вниз — трамвайчик спускался с горы по долгой широкой спирали, опасно нависая над пиками древних сосен, устилавших бархатным ковром снежную долину, в самом сердце которой переливалась огнями Годрикова Лощина...
Крепко держась за поручни и опасно повиснув на руках, Джеймс выгнулся, вдохнув всей грудью и легко оттолкнулся обратно в тепло. Там, по старой-доброй привычке расстегнул штаны и помочился с огромной высоты, насвистывая легкомысленную мелодию, а после уселся прямо на пол и закурил, свесив из вагона одну ногу и обвив рукой золотистый поручень.
Звезды улыбались ему.
Он ехал домой.
Через четверть часа трамвайчик спустился с гор и покатился по краю огромного заснеженного оврага. Мимо побежали первые знакомые домики. Джеймс выкинул сигарету и вернулся в вагон. Усевшись на корточки возле спящей Лили, он посмотрел на неё пару минут, а потом качнулся вперед и уткнулся лицом в её волосы.
— Что ты делаешь? — засмеялась она сквозь сон.
— Пытаюсь тебя съесть, — пробормотал он и отстранился, дав ей сесть. — Мы приехали.
— Не похоже, чтобы он останавливался, — немного встревоженно заметила Лили, когда они вышли в коридорчик и Джеймс распахнул дверь. Трамвайчик на полной скорости ехал мимо длинной остановки, полной украшенных к Рождеству магазинчиков.
— Конечно нет! — Джеймс первым спрыгнул в снег. — Давай, Лил!
Лили зажмурилась и прыгнула, прижимая к себе котенка. Джеймс поймал её, но слегка поскользнулся и они лихо провернулись на скользкой дорожке, хватаясь друг за друга и смеясь.
— Что значит не останавливается? — выдохнула Лили, поправляя берет и глядя вслед уходящему трамваю.
— Это древнее заклятие. Лощина — часы, солнце и луна — стрелки, а трамвай — что-то вроде пружины. Когда он остановится, время в Ипсвиче тоже остановится. Поэтому он никогда не останавливается, — Джеймс отодвинул шапку на затылок, жадно разглядывая знакомый пейзаж, после чего схватил ошеломленную Лили за руку. — Ладно, идем! Хочу показать тебе город!
На первый взгляд Годрикова Лощина показалась Лили причудливой смесью Косого Переулка и Хогсмида. Те же извилистые улочки, покосившиеся магазины и кривобокие дома, та же мощеная булыжником дорога и фонари — такие же, как тот, в лесу.
Рождество здесь чувствовалось особенно живо. И совсем не чувствовалась война, хотя агитационные плакаты и объявления "Разыскиваются" украшали все свободные стены и столбы.
Грядущий праздник смотрел на Лили из окон цветными огоньками, дышал в лицо ароматами хвои, печенья с корицей и остролиста. Из небольшой церквушки на площади доносились светлые звуки рождественского хорала. То и дело звякали колокольчики на дверях магазинов.
Снег шел обильно, покрывая крыши, ветки и старомодные вывески магазинов мягкими пушистыми шапками.
Лили с любопытством вертела головой по сторонам, одной рукой держась за Джеймса, другой прижимая к себе котенка. Джеймс шел уверено, легко лавируя в толе, изредка здороваясь с кем-то из прохожих.
По пути домой они заглянули на главную городскую площадь.
В самом центре её высился гигантский мраморный обелиск с именами волшебников, которые защищали городок во время Гриндевальдовского террора. Позади него и вокруг высились величественные голубые ели, закутанные в роскошные снега, всюду стояли деревянные скамейки, матово горели фонари. Вокруг памятника развернулся шумный зимний праздник с ледовым катком и палатками мелких аттракционов, как-то «Поцелуй Вейлы» за три галлеона и катания на гиппогрифах, которым явно не нравились их бархатные попоны.
В лотке с горячей выпечкой Джеймс и Лили взяли две бумажные тарелки с кусками аппетитнейшего, горячего шоколадного пирога с патокой и две кружки дымящегося какао. Расположившись со всем этим за одним из деревянных столиков под навесом, оголодавшие, раскрасневшиеся ребята набросились на еду. Столики были расположены у выхода из катка — в воздухе звенели веселые крики, смех и чудесно пахло горячим шоколадом.
После Лили ненадолго оставила Живоглота под присмотром у компании восторженных маленьких девочек и вытащила Джеймса на каток.
И как бы Поттер ни был хорош в небе на метле, по льду он двигался как беременная мантикора. Лили же, каждую зиму ходившая на каток с родителями, порхала по льду с удивительной легкостью и грацией. Первые сорок минут она мужественно пыталась научить этому Джеймса, но чем самоотверженнее старался её ученик, тем чаще и живописнее он падал, как правило, увлекая за собой и учительницу. В конце-концов, Джеймс все же смог проехать пару кругов без единого падения, но потом сдался, запрыгнул на бортик и наблюдал за Лили издалека.
— Эй, Поттер!
Джеймс оглянулся и увидел Ганса-пекаря в лохматой ушастой шапке и клетчатом пальто. Веснушчатый рыжий парень, похожий на пони-переростка лихо подъехал к Джеймсу по льду и врезался в ограждение. Джеймс спрыгнул на лёд и порывисто обнял старого друга.
— Привет, старина! — он похлопал его по спине. — Я уж думал, ты свалил из этой дыры!
— Ага, черта с два! Сам-то не торопишься сваливать! — Ганс нахлобучил ему шапку на глаза. — Слыхал о том, что у тебя случилось. Сочувствую, парень.
Сказано это было просто и без лишних соплей, но Джеймс знал, что Ганс, который остался без семьи в двенадцать лет, понимает его как никто другой. Поэтому просто и с благодарностью пожал его крепкую мозолистую ладонь.
Раздался шорох — к ним подъехала Лили, но в последний момент слегка споткнулась и легонько врезалась в Джеймса.
— О-ой-ой! Извини... — она со смехом выпустила его и с любопытством посмотрела на Ганса. Тот при виде раскрасневшейся, счастливой Лили слегка открыл рот и вдумчиво вытер нос рукавом пальто.
За все эти годы, благодаря рассказам Джеймса Лили Эванс превратилась для деревенского мальчишки во что-то вроде знаменитости. А Джеймс всегда втайне мечтал, что когда-нибудь сможет представить её ему как «свою девушку». И теперь, когда он произносил заветные слова, голос его слегка срывался от гордости:
— Познакомься, Лили — произнес Джеймс, обнимая её за талию и значительно глядя на пекаря. — Это Ганс Гримм, мой старый друг. Ганс, это — Лили Эванс. Моя девушка.
...1975 год...
Пятый курс.
Ива у Озера.
“She loves you, yeah, yeah, yeah
She loves you, yeah, yeah, yeah
And with a love like that...
You know you should be gla-a-ad. ”
Джеймс бьет по струнам, завершая куплет и раздаются аплодисменты. Не хлопает только несколько человек. И Лили Эванс — одна из них. Но Джеймс знает, что Лили все равно слушает, как он поет, хотя и сидит к нему спиной. Ей ведь нравится эта песня. Он сам слышал, как она говорила об этом Вуд на прошлой неделе.
Джеймс поет, красноречиво глядя на неё — и все, кто в курсе, посмеивается, ожидая, чем все закончится на этот раз. Столкновения Хулигана и Отличницы — одно из любимых развлечений их курса. Джеймс видит, что ей очень хочется повернуться, но Эванс упрямая как сто гиппогрифов, к тому же за эти годы так хорошо отточила навык игнорирования Джеймса Поттера, что уже и сама не может ему сопротивляться. Так и сидит на своем пледе рядом с Нюниусом, черт подери, повязывает ему на запястье фенечку, эту чертову хрень, от которой балдеют все девчонки в школе. Она, что, действительно такая глупая, что верит в эти талисманы дружбы? Низзлам на смех! Но дело даже не в этом. Нюниус, эта гоблинова отрыжка, имеет право трогать её, пялится на её коленки и сиськи, сколько ему влезет и вообще, наверняка и целовать, а он, Джеймс Поттер, мечта любой нормальной школьницы, в пролете! Это, мать его, настолько не честно, что струны в руках Джеймса то и дело зло вздрагивают — всякий раз, когда Лили дотрагивается до Снейпа.
Не в силах больше терпеть то, как этот упырь наслаждается сливками на солнышке, Джеймс резко меняет песню и поет «Oh, Darling!», предварительно изменив «Дорогая» на «Лили». Это имя стонать куда приятнее, чем безличное «Дорогая».
В конце-концов, фишка ему удается — Эванс оборачивается и смотрит на него как на полного идиота. Но Джеймс видит, сколько усилия она вложила в этот презрительный взгляд, потому что щеки у неё пунцовые, поэтому немедленно хватается на предоставленную возможность. Бровь под небрежно упавшей на глаза челкой вздрагивает: «Эй, Эванс!», а губы, тронутые легкой усмешкой знают, что Лили Эванс совсем не против подарить им поцелуй.
Лили отворачивается — с поистине королевским достоинством.
А Нюниус, кажется, уже готов сожрать Джеймса вместе с его гитарой и деревом.
Джеймс снова меняет репертуар и поет разухабистую ирландскую песенку про гнома, которому очень нравится, когда его за шкирку выкидывают из огорода. Здесь игра имен получается ещё более красочной, а когда песенку подхватывают и парни, Нюниус так и вовсе заливается краской и вскакивает, но Лили в последний момент хватает его за руки. Её слова, которых Джеймс не слышит, работают. Снейп успокаивается и садится на место.
А затем Лили Эванс разбивает Джеймсу сердце. Сначала каким-то особенным жестом сцепляет руки с Нюниусом — жест выглядит так, будто они проделывали его уже сотни раз. А затем вдруг наклоняется и целует Нюниуса в щеку. Не быстро и смущенно, а серьезно. По-настоящему. А затем они собирают вещи и вместе поднимаются с травы, намереваясь уйти.
И тут Джеймс понимает, что все равно никогда не влезет в этот их мирок. Что там всегда будет место только им двоим. Без него. И это внезапное озарение бьет так больно и неожиданно, что на глаза наворачиваются злые слезы и всё, что ему остается, это захлебнуться собственной желчью и выдать с поддельной ухмылочкой:
— Эй, Эванс-детка! Покажи сиськи?
Парни покатываются со смеху, а Джеймс запускает пальцы в волосы и посмеивается в ответ на одобрительные хлопки по плечам. Конечно, он говорит это не со зла, а просто ради забавы и для того, чтобы она обратила на него хоть крупицу своего внимания. Ладно, ещё потому, что ему действительно хочется их увидеть. Обычно Эванс просто фыркает в ответ на такие предложения, и отворачивается. Она привыкла, в последнее время каждое их утро начинается с этой фразы. В такие минуты не только Эванс, но и её верные подружки, Марлин-Алиса-Мэри, смотрят на него как полнейшего идиота и, кажется, мечтают сдать в Мунго.
Но на этот раз, похоже, чаша её терпения переполняется. Вместо того, чтобы как всегда проигнорировать его, Эванс вдруг порывисто оборачивается и кричит:
— Только после того, как ты покажешь Мисс Питтипэтт свой член!
Полянка взрывается радостным смехом и Эванс уходит, оставив Джеймса совершенно растерянным.
А Нюнчик забрасывает свою сумку на плечо, окидывает Джеймса презрительным взглядом и бросает:
— Сдулся, Гриффиндор?
И это становится последней каплей.
Сиськи Эванс — это, конечно, изумительно, но когда на карту ставится честь всего факультета, нельзя давать слабину. Именно эти мысли приводят Джеймса в кабинет хорошенькой учительницы, которая ещё не знает, что ей уготовано.
Мисс Питтипэтт — их преподаватель по защите от Темных сил. Молоденькая, неопытная учительница, хорошенькая, темноволосая, в очках. Вторая любимая жертва Джеймса Поттера в этой школе. Один раз он так довёл её на одном из уроков, что она убежала из класса в слезах. А он всего лишь спросил у неё, что делать, когда на уроке вдруг встаёт на учительницу. Конечно, гордиться ему было нечем, но Эванс не оставляла ему ни единого шанса, надо же было куда-то девать энергию. А Джин Питтипэт ему даже нравилась. Но теперь у него не было выхода. Джеймса Поттера не возьмешь «на слабо».
Джеймс входит в кабинет и оглядывается.
Парни, а с ними и кое-кто из слизеринцев, караулят под дверью, дабы подтвердить, что Джеймс не солгал.
Когда он подходит к её столу, терзаемый одновременно и азартом, и угрызениями совести, учительница как всегда проверяет работы. При виде своего главного ката, слегка робеет и поджимает плечи, но берет себя в руки и спрашивает с профессиональной холодностью:
— Вы что-то хотели, Поттер?
А Джеймс горько вздыхает, поджимает губы и, со словами: «Простите, мэм, на кону честь факультета!», лихо расстегивает ширинку и достает из штанов своего взбудораженного дружка.
Мисс Питтипэт уволилась на следующий же день — за месяц до конца учебного года, а Джеймс загремел в наказание до конца экзаменов. И в первую же его отработку, проходившую в подземельях, к нему пришла Лили. Мрачная и серьезная.
— Ты идиот, — заявляет она с порога, громко закрыв за собой дверь. — Я же пошутила!
— А я нет, — отзывается Джеймс, особенно старательно размазывая по доске белую меловую грязь. — Но лучше быть идиотом, чем лгуном.
— На что это ты?..
— Я выполнил свою часть договора, — Джеймс шлепает тряпку в ведро и оборачивается. Эванс стоит, скрестив на груди руки. Красивая. Рыжая. — Твоя очередь.
— О чем ты? — подозрительно спрашивает она и зачем-то оглядывается на дверь.
— Ты обещала показать их мне, — Джеймс взмахом руки указывает на её грудь. Эванс возмущенно поднимает брови. — Давай!
— Поттер, ты, что, серьезно? — голос её звучит насмешливо, но в глазах мелькает испуг.
Пару секунд Джеймс выжидательно смотрит, а затем фыркает и отворачивается
— Так я и знал. Девчонки не умеют держать слово. Этого следовало ожидать. Иди, Эванс! — бросает он, заметив, что она всё так же стоит у двери, закатывает рукава и смачивает тряпку в ведре. — Я никому не скажу, какая ты на самом деле лгунья.
Лили не уходит и всё так же смотрит на него. В глазах блестят яростные слезы. Кажется, она действительно ненавидит его в эти минуты.
— Что ещё? — вздыхает Джеймс, выпрямляясь и тут Эванс, не отпуская его взгляда и всё крепче сжимая дрожащие губы, быстро-быстро расстегивает пуговки на школьной блузке, да с такой силой, что они только чудом остаются на местах. А потом она распахивает блузку и Джеймс машинально отступает, сраженный, уничтоженный...
Из-под строгой и скучной школьной рубашки Эванс на него смотрит нежное, белое, воздушное кружево, обнимающее едва обозначившуюся, мягкую грудь. В веснушчатой ложбинке оскорбленно сверкает золотой медальон.
Мерлин...
Они даже лучше, чем он представлял! И как же ему хочется...
Джеймс тяжело сглатывает и поднимает на лицо Эванс влажный, блестящий взгляд.
Она вся просто трясется от ненависти: губы сжаты, в глазах плещется столько обиды и злости, что Джеймсу становится попросту грустно.
— Ну что? Ты доволен, Поттер? — спрашивает она звенящим голосом. — Теперь всё?
Джеймс глубоко втягивает воздух через нос и медленно втискивает руки в карманы.
— Вообще-то я иначе представлял эту сцену, но... да, наверное доволен.
Лили всхлипывает и запахивается, шарахаясь спиной к двери.
Губы её, дрожащие и красные выгибаются и шепчут «Господи, Поттер, как же я тебя ненавижу!», а после происходит сразу несколько вещей: Эванс бросается к двери, а Джеймс бросается к Эванс.
— Слушай, ладно, я был неправ! — говорит он, тщетно пытаясь казаться веселым и непринужденным, вот только Эванс совсем его не слушает и хочет одного — вырваться и убежать. Все попытки удержать её начинают казаться настоящим насилием. Но Джеймс не сдается. — Эванс, ну Лили, ну я не хотел тебя обижать, правда, я пошутил! Я пошутил, слышишь? Ну прости меня, я вовсе не... хочешь я извинюсь? Хочешь, я на колени встану!
В этот же момент Эванс с силой отталкивает его от себя и выскакивает в коридор. Дверь оглушительно захлопывается. Джеймс слышит приглушенные рыдания, а затем быстрые, удаляющиеся шаги.
Сердце его колотится, как сумасшедшее.
Он фыркает и усмехается в закрытую дверь, неторопливо отступает от неё, держа руки в карманах брюк. Небрежной, пружинистой походкой возвращается к доске.
А потом размахивается и со всей дури бьет ногой по ведру с водой.
...Джеймс открыл дверь и они с Лили, все ещё смеясь и отдуваясь от быстрого бега, ввалились в прихожую. Джеймс был весь облеплен снегом: он набился в его шапку, под воротник, в рукава, повсюду — Ганс не смог так просто простить ему завоевание первой красавицы школы. Маленький завистливый засранец.
— Боже, ты бы видел себя, — тоненьким голосом говорила Лили, глядя, как он трясет головой. — За что он тебя так? — она выпустила Живоглота и принялась сама отряхивать Джеймса, смеясь и сверкая глазами.
— Просто он меня очень любит, — Джеймс бросил свой рюкзак и куртку на ближайшее кресло, стараясь не обращать внимания на тишину, которой встретил его дом. — Располагайтесь, мисс Эванс! Чувствуйте себя как дома, — он зябко одернул промокший от снега свитер и помог Лили снять пальто, после чего направил палочку на камин у стены и в нем тут же весело затрещало пламя. — Я сейчас сделаю нам что-нибудь выпить.
Он ушел на кухню. Лили улыбнулась Живоглоту, который уже обнюхивал незнакомую мебель и украдкой огляделась, потирая замерзшие руки. В прошлый раз, когда она была здесь, её внимание целиком и полностью занимал разбитый и уничтоженный Джеймс, так что она не особенно смотрела по сторонам. Тем более, что сам дом полнился людьми, которые были не очень-то рады её компании.
Сейчас же коттедж Поттеров смотрел на неё дружелюбно и тепло, так, будто давно ожидал здесь увидеть.
Миссис Поттер явно старалась избегать темных, мрачных оттенков — в гостиной уютно теснились пухлые кремовые диваны с плетеными соломенными спинами и ручками, повсюду, что особенно радовало глаз, пестрело много растений. На окнах — песочные шторы, на полу — паркет, на стенах — ароматные панели. Если бы не камин из крупного круглого булыжника и не меховые ковры, можно было бы подумать, будто это — какая-нибудь летняя резиденция на берегу океана.
Вслушиваясь в грохот посуды, доносящийся из кухни, Лили подошла к камину и протянула к огню озябшие ладони. Взгляд её упал на фотографии, стоящие на каминной полке.
Сердце словно когтистая лапа сдавила. На одном снимке красивая, но немолодая женщина снова и снова целовала абсолютно счастливого темноволосого карапуза, перемазанного тортом. На другом привлекательный темноволосый мужчина вбегал в высокую траву, держа в захвате под мышкой мальчика лет восьми, который раскидывал руки, изображая, очевидно, дельтаплан. Мальчик хохотал так, что становилось даже странно — почему этого не слышно. На третьем снимке были изображены только Карлус и Дорея. Родители Джеймса сидели на диване в этой самой гостиной — Дорея поджимала ноги и, несмотря на свой возраст, казалась девически хрупкой и тоненькой. Карлус чем-то неуловимо напоминал Джеймса — постоянной тенью усмешки на губах, веселым, проницательным взглядом...
Сглотнув возникший в горле ком, Лили отвернулась от снимков. На кухне что-то оглушительно брякнулось об пол.
— Джеймс, тебе нужна помощь? — настороженно спросила она, подступая к выложенной булыжником арке, за которой скрывалась кухня.
— Нет! — выкрикнул Поттер. Голос у него был таким напряженным, словно он сражался с разъяренным гиппогрифом. — Всё под контролем!
— А где ванная комната? — спросила Лили, прижавшись к дверному проему щекой. Кухонька Поттеров была довольно маленькой и, также как и гостиная, просто лучилась теплом: светло-оранжевое дерево, рисунки осенних даров на стенах, пучки трав и засушенных луковиц. Простой деревянный стол посередине, сейчас был весь заставлен бутылками и завален какими-то пакетами. Дверца кладовой были распахнуты. Джеймс, который в этот момент тыкал палочкой в огонь под кастрюлькой с вином, отскочил от бабахнувшей камфорки и помахал полотенцем, разгоняя дым.
— Наверху, — он прокашлялся и поправил очки плечом. — А моя комната — вторая дверь справа. Осматривайся.
— Тебе точно не нужна помощь? — на всякий случай спросила Лили, с улыбкой глядя на фартук с кукурузинами, который делал гриффиндорского капитана невероятно забавным.
— Нет, Эванс, хоть что-то я сегодня должен сделать хорошо, — прошипел он, пытаясь подавить революцию специй в кастрюльке. Лили поняла, что он таким образом хочет взять реванш за каток и особенно болезненный снежок от Ганса-пекаря, поэтому с улыбкой удалилась. Опасно вставать между мужчиной и кастрюлькой.
— Я буду наверху, — предупредила она, поднимаясь по лестнице. И потому не увидела, как Джеймс на кухне выронил бутылку с вином, потому что у него тряслись руки.
