Отметины и Метки

44 2 0
                                    

Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве глухой и упорной:
Как всегда, от меня ты теперь отреклась,
Завтра, знаю, вернешься покорной.
Но зато не дивись, мой враждующий друг,
Враг мой, схваченный темной любовью,
Если стоны любви будут стонами мук,
Поцелуи — окрашены кровью.
Николай Гумилев

Сириус проснулся и приоткрыл глаза.
В прогалины между деревянными балками на потолке закрадывались зябкие солнечные лучи. Снаружи вовсю заливались птицы. 
Ну вот. Похоже, он проспал первый урок.
Сириус сонно улыбнулся и рассеянно провел пальцами по спине спящей девушки. 
Овсяные кудрявые волосы Розмерты цеплялись за его руку. Он медленно накручивал их на палец, потом распутывал и снова накручивал...
После случая в кабинете Слизнорта прошла неделя. Самая трудная неделя в жизни Сириуса. Ценой огромных усилий он свел общение с Малфой до максимального минимума, даже ухитрился ликвидировать их совместный арест. Он помирился с Блэйк (ценой нескольких украшений) и непонятно каким образом заслужил прощение Анестези. Ну как, заслужил. Она просто пришла к нему в библиотеку, и они сделали это прямо на столе, в укромном местечке рядом с архивом. Потом она так же быстро ушла, как и появилась, а вечером Сириус обнаружил у себя в рубашке ее красное белье. Француженки.
И в первое время даже создалась видимость какой-то нормальной жизни... но потом все снова полетело к чертям.
Белобрысая ведьма влезла ему в голову и не желала уходить.
После того вечера он чувствовал себя так, словно вымазался в грязи. И это ощущение испорченности не отставало от него, а только усугублялось, так как они постоянно сталкивались в коридорах, в большом зале и на уроках. Она бесила его своими белыми малфоевскими патлами и надменным взглядом, но в то же время он слышал её запах, когда она проходила мимо, чувствовал её, одного её присутствия в помещении хватало, чтобы у него встал, как у какого-нибудь вшивого третьекурсника. И как с этим бороться Сириус не знал. Каждую ночь она приходила в его сны и делала такие вещи, что Сириус просыпался от того, что кончал в одеяло, как двенадцатилетний пацан, и потом часами стоял под душем и сначала смывал с себя чувство гадливости и отвращение, а потом думал о ней и дрочил, как сумасшедший. Днем он опять видел её и всё начиналось по-новой, Сириус чувствовал себя больным, а по ночам в душе, или вот как сегодня, в чужих объятиях ловил себя на том, что исступленно шепчет ее имя.
Дело принимало очень скверный оборот. 
Сириус уже всерьез был готов поверить, что просто тронулся, но от этого его удерживала последняя соломинка — перламутр Амортенции, заляпавший его рубашку. Он специально не стирал ее и подолгу разглядывал розово-сиреневые пятна, словно в них было решение.
Вполне может быть, что он всерьез отравлен, и потому ему так плохо. И что если принять антидот, ему станет лучше. Но поговорить об этом было не с кем. Он не рассказал о случившемся даже Сохатому, а о разговоре со Слизнортом или мадам Помфри вообще не могло быть и речи. Так что Сириус горел, давился омерзением и только время от времени позволял себе подумать, какое было бы счастье, если бы он тогда в кабинете вырвал у нее палочку из рук и просто трахнул эту соблазнительную белобрысую дрянь. Как бы легко ему теперь жилось.
Сириус закрыл глаза, чувствуя, что снова проваливается в дрему.
Ночью, пока он забывался в объятиях пышногрудой сестры хозяина «Трех метел», снаружи начался проливной дождь, и теперь Сириус нутром чувствовал, что на улице сыро, холодно и противно. А в комнате, наоборот, было тепло, сладко пахло сливочным пивом, от волос Розмерты исходил пряный аромат яблочного сидра и карамели, и вся она была податливая, как растопленное сливочное масло. И по телу гуляло такое абсолютное умиротворение и удовольствие, что он готов был прожить в этой постели под стеганым одеялом всю свою жизнь. Под треск поленьев в печке, запах домашней еды и того чувства, когда нежная женская ладошка гладит тебя по груди...
— Кто такая Роксана?
Он распахнул глаза, и ему показалось, что огромная балка падает с потолка прямо на постель.
Бух... бух... бух-бух-бух-бух...
— Что? — он приподнялся, и Розмерта сползла с него, натянув одеяло на голую грудь. — Почему ты спрашиваешь?
Она пожала круглым плечом и подперла кулачком щеку.
— Ты назвал меня так. Когда мы начали, потом еще раз в процессе, и когда... — губы дрогнули в улыбке. — Закончили. Ты все время бормотал это имя. Это твоя новая девушка?
Сириуса даже передернуло.
Он сел.
— Нет, конечно! — он сунул в рот сигарету, тут же вынул ее и покосился на Розмерту. Она все так же спокойно улыбалась и подпирала голову рукой, глядя на него добрыми светлыми глазами.
— Слушай, Роуз... — он почесал в затылке и досадливо поморщился. — Извини.
— Да все в порядке, — легко ответила Розмерта, и Сириус преисполнился благодарности. — Поссорились, да? — с живым интересом спросила она, повыше натягивая одеяло.
— Она не моя девушка! — отрезал Сириус и добавил уже мягче: — Ты ведь знаешь, я в любом случае пришел бы к тебе, — Сириус ласково щелкнул ее по носу: — Роуз. Я всегда прихожу к тебе. Тем более, сейчас у меня на самом деле никого нет.
— О, перестань, — она выскользнула из-под одеяла. — У тебя и никого? Ты, наверное, меня совсем дурочкой считаешь. Не надо оправдываться. Я прекрасно понимаю, что ты бегаешь ко мне как в туалет и что у меня сиськи не такие как у школьниц, но...
Сириус расхохотался и упал на подушку.
— Я тебя обожаю, Роуз, серьезно... — пробормотал он.
Она деловито уперла руки в бока.
— Я отношусь к этому нормально. То есть все это, — она махнула рукой на постель. — Нормально. Но ведь это не будет длиться вечно. Ты скоро закончишь школу и свалишь ко всем чертям, женишься там где-нибудь на какой-нибудь высушенной вобле и забудешь обо мне, а я останусь одна и состарюсь, думая о том, что было... ты заберешь кота? — она вдруг подобрала из корзины в углу котенка и бросила его на Сириуса.
— Не говори ерунду, я никогда не женюсь. Он тебе не нравится? — Сириус поскорее сдернул с себя любвеобильного низзла. Один его вид вызывал судорогу. — Слезь с меня, тварь. Я думал, мы договорились?
— Нет, Блэк, ты женишься, ты обязательно должен жениться! — крикнула Розмерта и ткнула в Сириуса пальцем. — Если ты не женишься, то рано или поздно загремишь в Азкабан, попомни мое слово! — она закуталась в цветастый шелковый халат. — Кто-то должен держать тебя в узде, иначе ты сам себя погубишь! И будет лучше, если это будет магла, которая ничего не знает о твоей сумасшедшей семейке, — она скрестила на груди руки, глядя, как низзл мочалит беззубым ртом палец Сириуса. — А котенок мне очень нравится, но я не могу его оставить, потому что у Освальда аллергия на кошек.
— Тогда я знаю, что делать, — Сириус осторожно бросил котенка на тумбочку, вытянул руку и дернул Роуз за пояс, возвращая к себе на постель. — Я женюсь на тебе. 
Розмерта фыркнула, высвобождаясь.
— Больно мне нужен муж, который гоняется за каждой юбкой. Ну уж нет, Блэк, обойдешься.
— Ладно, уговорила.
Они засмеялись. Сириус запустил ладони под холодную скользкую ткань.
— Но я буду скучать, — пробормотала Роуз, перебирая его длинные волосы. — Откуда ты вообще взялся на мою голову?
— Не волнуйся, я так просто от тебя не отстану, — прошептал Сириус и подмял её под себя. Маленькая родинка над её верхней губой шевельнула в его памяти тревожное воспоминание, но Сириус поспешно отогнал его. — Я всегда буду приходить к тебе в бар, как вчера, и мы будем пить твое сливочное пиво, а позже я увезу тебя.
— Куда? — шепотом спросила Розмерта.
— К себе в поместье. В Блэквуд.
— Правда?
— Да. Ты знаешь, что такое Блэквуд? Он огромен и очень красив. И ты будешь там моей каждый день, каждый час, — он вдруг изменил тон и зарычал, сжимая ее шею. — Я возьму тебя в рабство, закую тебя в цепи, и ты не будешь знать покоя, потому что всю вечность ты будешь варить пиво для благороднейшего и древнейшего дома Блэков! Голая!
— Дурак, — вздохнула она, покачав головой, а Сириус рассмеялся и они наконец-то занялись делом.
Они с Розмертой познакомились прошлым летом, когда Мародеры решили отметить конец шестого курса и пригласили половину Гриффиндора в «Три метлы». Сириус плохо помнил тот вечер — Сохатый, музыка, песни, море пива, потом бузинная наливка, потом огневиски, они шатались по улицам и орали пивные песни... ночь, лето, сверчки, зеленые листья виноградника, мерцание света на третьем этаже, полногрудая красавица с кудрявыми золотистыми волосами, стол в "Трех метлах", на котором кто-то танцевал, океан яблочного сидра.
Он проснулся в ее постели на следующий день... и с тех пор как минимум три раза в месяц ночевал у Розмерты из "Трех метел". Каким же снобом он был, когда думал, что она дура и провинциалка. Розмерта оказалась именно тем, что ему было нужно. Взбираясь к ней в комнатку по винограднику, Сириус знал, что в её комнате всегда сможет найти вкусный ужин, превосходное питье и классный секс. И главное — никаких претензий, никаких подарков и прочей ерунды. Он нравился ей, но нравились и другие. Тоже самое было и у него. Но время от времени они становились нужны друг другу. Она принимала его всякого, довольного, веселого, злого, принимала, когда надо было просто приласкать, накормить, спрятать, или утешить после разрыва с девчонкой.
В качестве благодарности, Сириус время от времени всё же делал ей подарки в виде хороших духов, роскошного белья или еще чего-нибудь, нужного для красивой девушки, которая живет в трактире вместе с пьянчугой-братом.
И надо сказать, этот брат был большой ложкой дегтя в их меду.
Вот и сегодня.
Как только они вошли во вкус, и Сириус начал срывать с её губ вскрики, внизу вдруг с треском хлопнула дверь, и раздался громкий грубый голос:
— Розмерта! Ты наверху?!
Они замерли.
— Розме-ерта!
— Мой брат! — выдохнула Розмерта. Она все еще цеплялась за плечи Сириуса, влажные от пота, но с глаз ее уже слетела поволока.
А Сириуса как будто низвергли с небес на землю.
В следующую секунду она оттолкнула его и вскочила.
— Если Освальд увидит тебя здесь, то просто размажет по стенке! — в панике шептала Розмерта, торопливо кутаясь в халат, в то время как Сириус, едва впрыгнув в штаны, уже собирал разбросанные по комнате вещи. 
— Где моя рубашка?
— Моего первого парня он превратил в кролика, и я с трудом уговорила его не делать из этого кролика рагу! — говорила она, спешно помогая ему вдеть руки в рукава. — Он боится, что я выйду замуж, и у него отберут трактир!
Сириус бросил пискнувшего низзла в сумку со школьными учебниками, сдернул с торшера мантию, галстук и сунул ногу в школьный ботинок.
— Скорее, в окно!
— Розмерта, где ты, химера тебя сожри! — на лестнице зазвучали шаги.
— Да скорее же, скорее, нет времени! — взмолилась Розмерта и Сириус шарахнулся к окну как был.
Розмерта широко открыла рам и халат бессовестно распахнулся на ее груди. Сириус припал к ней с мученическим стоном.
— РОЗМЕРТА!
— Уходи же! — она оттолкнула от себя умирающего Сириуса, но когда он влез на подоконник, вдруг схватила его за руку и он обернулся.
— Ты еще придешь?
И снова это выражение лица.
— Конечно! — он уже высунул одну ногу на улицу, как вдруг в этот самый миг дверь с треском распахнулась, и в комнату ввалился плечистый светловолосый мужчина, раза в три шире Сириуса, с длинными, мясистого цвета руками и крошечной головой.
Сириус замер в ужасно неустойчивом положении.
Розмерта запахнула халат.
Маленькие голубые глазки впились в Розмерту, потом в постель, а потом в Сириуса и стали размером с галеоны.
Всего на миг даже огонь в печке застыл, а потом...
— АХ ТЫ УБЛЮДОК!
Освальд выхватил палочку. 
Сириус вывалился за окно и с грохотом приземлился на деревянный балкон, но не успел поднять голову, как неуклюжее заклинание распороло дерево в дюйме от его лица и опалило щеку, а другое тут же выбило половицы под босыми ногами.
— Освальд, возьми себя в руки!
— Стой!!! Стой!
Но Сириус уже во всю прыть бежал по огибающему трактир балкону, а Освальд, свесившись из окна, бездумно выламывал куски дерева из стен и балкона, рискуя разломать все заведение.
Старое гнилое дерево грохотало, Освальд орал как сумасшедший, Розмерта ругалась и кричала, низзл в сумке вопил от ужаса на своем кошачьем языке. В довершение ко всему из окон бара внизу доносилась разухабистая ирландская пивная песенка, а уличные зеваки помирали со смеху, глядя на эту старую как мир сцену.
— Чтоб тебя, чтоб тебя, чтоб тебя! — ругался Сириус, размахивая кипой вещей в руках и перепрыгивая через взрывы под ногами.
Перемахнув через ограждение балкона, он рухнул прямо в груду старых коробок из-под сливочного пива на заднем дворе, но не успел отряхнуться, как из черного хода вывалился неумный братец Роуз в компании двоих помощников.
— Вон он! — заорал он, снова вскидывая палочку, и Сириус, петляя как заяц, бросился через улицу к «Сладкому королевству».
Вломившись в кондитерскую и чуть не оторвав дверной колокольчик, Сириус облегченно вздохнул. Легкие чуть не слиплись от сладкого аромата свежей патоки и шоколада.
Кутаясь на ходу в мантию и опасливо поглядывая в окно, он протолкался к прилавку и влез в очередь, вызвав всеобщее недовольство.
— Все в порядке, эта милая леди держала для меня это место! — успокоил он учеников и приобнял за плечи ошалевшую от его наглости пуффендуйку. — Спасибо, любимая, я умираю с голоду! — и он чмокнул ее в щеку.
Полная румяная продавщица добродушно усмехнулась, окинув его взглядом.
— Что, снова за свое, негодник? — поинтересовалась она, высыпая в бумажный пакет на весах бобы «Берти Боттс» из огромного мешка. Покупатель, лопоухий мальчишка-пуффендуец, смотрел на мешок, открыв рот. 
— И вам доброе утро, миссис Флюм! — тут же отозвался Сириус, небрежно наваливаясь на прилавок и застегивая пуговицы на рубашке. — Хорошеете все больше с каждым днем? — он подмигнул ей.
— Смотри, Освальд когда-нибудь надерет тебе уши!
— Я и без ушей смогу ему отомстить, — Сириус закинул в рот упавший из мешка боб, оглянулся и подмигнул сопящей пятикурснице. — Правда? 
Девочка уставилась на стенд с «шоколадными лягушками» в центре зала, всем своим видом (за исключением пунцовеющих щек) демонстрируя возмущение.
— Бессовестный мальчишка, — миссис Флюм погрозила ему толстым пальцем. — Вот погоди, влюбишься — тогда все поймешь, — она пошла за его любимым кокосовым грильяжем.
— В таком случае, я уже гений, миссис Флюм, — прокричал ей вслед Сириус и, улыбаясь, бросил взгляд в окно.
Через дорогу с озверевшим лицом бежал Освальд.
— Твою мать, — бесстрастно молвил Сириус и с резвостью кролика нырнул под прилавок.
Обернувшись в дверях, ведущих в кладовую, поймал взгляд пятикурсницы, прижал палец к губам и послал девочке смачный воздушный поцелуй.

Dni MaroderovМесто, где живут истории. Откройте их для себя