В течение нескольких последующих дней Джеймс встречал Макгонагалл возле учительской каждое утро и так замучал своими расспросами, что в последний из них она буквально вытолкала его в коридор и захлопнула дверь.
Сириус отказывался составлять ему компанию и упирался как баран, утверждая, что Люпин сам вернется и нет смысла тягать бедную Макгонагалл за хвост. А Питер пугался, когда они начинали спорить, не знал, чью сторону занять и по-очереди поддерживал то Джеймса, то Сириуса.
Впрочем, довольно скоро у Джеймса появились и другие причины для беспокойства и он на время прекратил осаду учительской.
Одна из главных проблем Хогвартса заключалась в том, что в нем невозможно было заняться сексом, чтобы какая-нибудь честная задница не растрепала обо всем преподавателям в этот же день. Преподаватели-то понимали, что если запереть в одном помещении стадо подростков разного пола, они рано или поздно начнут заползать друг к другу в норы. Но Попечительский совет кричал какие-то страшные вещи о разлагающейся морали, так что приходилось повиноваться.
Некоторым, таким как Блэк, было насрать, кто и что скажет – родителям похер, Макгонагалл пожурит да простит, а ученики только больше уважать будут. Большинству же приходилось утолять свои желания в укромных уголках и помалкивать.
И не так давно старшекурсники придумали веселое решение наболевшей проблемы.
В этом году, в связи с военным положением, после выпуска из школы все девчонки обязаны были иметь хотя бы минимальное колдомедицинское образование. С самого сентября семикурсницы по вечерам ходили в Крыло на дополнительные занятия. Мадам Помфри загружала бедняжек так, что они засиживались в крыле до поздней ночи, переписывая личные карточки учеников, изучая волшебные болезни, методы лечения и прочую лабуду.
Естественно, никому не нравилось, что по вечерам, когда уставшее тело настойчиво требует любви, все объекты любви вдруг куда-то исчезают. Ну а где собираются девчонки, там рано или поздно собираются мальчики, это закон природы и ничего не поделаешь. Как бы мадам Помфри не запирала своих подопечных, любовь просачивалась в Больничное крыло через все щели и в конце-концов сломала дисциплину.
Тщательно изучив распорядок дня школьной медсестры, девчонки составили особый график. Согласно этому графику, парни приходили к ним в строгом порядке, в строго определенные дни. Больничное крыло, с его мягкими кроватями и прекрасными ширмами очень скоро превратилось в подпольный дом свиданий. И с некоторых пор то и дело можно было наблюдать, как к дверям больничного отсека крадется какой-нибудь студент с розой из теплиц профессора Стебль, как через минуту оттуда же стайкой выбегают цыпочки в белых передниках, якобы «на перекур», хихикают и толпятся у дверей, стараясь не сильно подглядывать. И как через полчаса все тот же студент выходит из крыла, уже без цветов, зато уставший и довольный, как Живоглот, когда обожрется сливок.
Джеймс хорошо знал своё время – в понедельник с трех до половины четвертого (мадам Помфри читает лекцию о магической контрацепции на пятом курсе) и в пятницу с восьми до половины девятого (мадам Помфри везет отчет в Мунго).
Это были блаженные мгновения запретной любви на больничной койке, тем более блаженные, что любовь эта всегда была сопряжена с большим риском. Буквально на днях мадам Помфри поймала на горячем Марлин и Фабиана Пруэтта. Был жуткий скандал, куча снятых баллов, ещё большая куча соплей, всеобщее восхищение, две разгневанные мамы и одна разгневанная Минерва Макгонагалл.
Джеймсу повезло больше. У него на этот случай всегда была с собой мантия-невидимка.
И вот когда он в очередной раз шел в своей мантии к Крылу и беззаботно насвистывал, приводя в замешательство встречных учеников, услышал в крыле какой-то шум и возню. Он подошел ближе, как вдруг дубовая дверь рявкнула на него, Джеймс подскочил, а в пустой коридор вылетел красный как рак Нюниус. Делая какие-то неадекватные махи руками и призывая проклятия на свою голову, он пронесся мимо Джеймса, распространяя сильный запах лекарств.
Джеймс проводил его настороженным взглядом.
В последнее время сморчок начал проявлять просто неслыханную активность по-отношению к Лили. Раньше такого не бывало. Мало того, что он в открытую пялился на неё на уроках и в Большом Зале, поддакивал и смеялся, так ещё и пытался заговорить с ней, стоило Джеймсу отлучиться в туалет.
А теперь ещё и вот это.
Отгоняя от себя всякие, леденящие кровь подозрения, Джеймс вошел в крыло. Лили, такая же красная и сердитая, как Снейп, вытаскивала из коробки склянки с зельями и с громким стуком расставляла на столе.
– Чего от тебя хотел этот упырь? – вместо приветствия спросил Джеймс и закрыл дверь.
– Ничего, – Лили не поднимала взгляд и со стуком расставляла на столе склянки. Щеки её пылали. – Он приходит уже в третий раз, всегда, когда дежурим мы с Алисой и Даниель.
– И что?
– Говорит, что у него болит голова.
– И всё?
Одна из бутылочек разбилась. Лили сунула порезанный палец в рот. У неё дрожали руки.
Джеймса задело то, как она волнуется. Снейп и раньше к ней подкатывал с белым флагом, получал пинок и молча уползал в тень. А сейчас Лили вдруг взволновалась, румянец, глаза горят.
Нехорошо это.
– Лили, что ещё? – громче спросил он, подойдя ближе.
Она повернулась к нему и Джеймса пронзило гадкое ощущение, что она что-то прячет от него.
Там. В душе прячет.
– Всё, – коротко сказала она и торопливо закрыла коробку с лекарствами. А когда увидела, какое выражение появилось у него на лице, заволновалась пуще прежнего. – Джеймс, прошу тебя, не вмешивайся в это. Я разберусь. Пообещай, что не будешь ничего ему делать. Пожалуйста.
Джеймс совершенно не представлял, с чем и как она собирается разбираться, но решил пока что не заострять проблему. В конце-концов, Снейпа она выперла, да и следов преступления никаких не было. И потом, кто такой Северус Снейп и кто такой Джеймс Поттер? Даже глупо ревновать.
– Ты обещаешь? – Лили взяла его за отвороты рубашки, привстала на цыпочки и дразняще коснулась его верхней губы. – Дже-еймс Поттер, – её руки скользнули по его животу вниз и остановились на ремне. – Пообещай мне.
Джеймсу стало очень тяжело думать, поэтому он бездумно ляпнул «Ладно!» и поскорее уволок Лили на койку.
Своё обещание он нарушил почти сразу же – на следующий же день.
Во вторник у них первым уроком была защита от Темных сил, но так как Джекилл всё ещё не вернулся с каникул, на замену поставили Заклинания.
Класс толпился под запертым кабинетом, вяло шевелился и гудел. Кто-то наспех переписывал домашнее задание, кто-то дремал у стены, парни как обычно цепляли девчонок и пытались пощупать их выдающиеся места, а они (девчонки) закатывали глаза и отбивались, но не очень сильно.
Джеймс сидел на подоконнике в компании Бродяги и Хвоста и размышлял о том, что заставляет класс так единодушно разбиваться на мужские и женские стаи в коридорах вот уже седьмой год подряд. Вроде бы они все давно друг друга знают, живут в одной башне и всё такое, но чуть стоит собраться всем вместе, как их раскидывает по стенам эта дурацкая гендерная полоса и они становятся похожи на две маленькие армии, которые только и ждут возможности атаковать.
Даже он сам.
Он вроде бы вел серьезную беседу с Бродягой, посвященную тому, что будет, если в качестве теста подбросить новую навозную бомбу от Зонко в котел с Амортенцией слизеринцев на следующем уроке зельеварения, а сам зорко приглядывал за Лили.
Лили тоже изредка поглядывала на него, словно проверяла, на месте он, или нет. Джеймс в такие минуты подмигивал ей с самым суровым и непреклонным видом, она улыбалась, в общем, всё было чудесно, утро шептало и предвещало прекрасный день.
А потом Джеймс увидел этот взгляд.
Даже потом, спустя пару лет после окончания школы, думая (очень редко) о Северусе Снейпе, Джеймс первым делом вспоминал именно этот голодный и откровенно блядский взгляд.
Казалось, ещё немного и этот выродок схватится за член, чтобы при всех отдрочить на девушку, которая в этот момент стояла к нему спиной и ничего не подозревала.
Все годные идеи, выстроенные Бродягой, рухнули в голове Джеймса как карточный домик.
Не дожидаясь, пока следом за ними обрушится и остальной мир, повинуясь какому-то безотчетному инстинкту, Джеймс пересек коридор, влетел в клумбу девчонок и, не успела Лили опомниться, обхватил её лицо ладонями и поцеловал взасос.
Толпа загудела, проснулась, засмеялась. Кто-то крикнул «Силен, Поттер!», кто-то «Так держать, капитан!».
Лили в первую секунду издала какой-то сдавленный звук и напряглась, но что-что, а целоваться Джеймс умел, так что она почти сразу обмякла и Джеймс почувствовал, как её пальчики, увенчанные острыми ноготками, зарываются в его волосы. Они целовались довольно долго, точнее Джеймс засасывал её всё сильнее и безотчетнее, а она все больше и больше таяла. Вокруг снова возобновились разговоры (ну целуются, и целуются, все целуются!), Джеймс и сам подзабыл, зачем все это затеял и только сильнее вжимал Лили в стену, вовсю шаря руками под её мантией, пока не услышал возмущенный голос Сириуса:
– Эй, голубки, снимите комнату!
Тогда он оторвался от неё.
– Ого, – это было единственное, что смогла сказать Лили Глаза у неё были слегка пьяные. – Что это было?..
Тяжело отдуваясь, Джеймс окинул её быстрым рассеянным взглядом, сглотнул и оглянулся.
Снейп стоял с таким видом, будто ему в глотку запихнули ежа.
Лили посмотрела туда же, цокнула языком и прикрыла глаза, неверяще усмехнувшись.
– Прекрасно, Поттер, – она коротко вытерла губы, кивая своим мыслям. – Просто. Прекрасно.
Однако, это было ещё не всё.
Кто-то сказал, что обогнал Флитвика на лестнице. Все подтянулись к дверям, столпились и тогда Джеймс увидел всего две вещи: Снейп, проходя мимо, взглянул на Лили, а она виновато опустила глаза.
И тогда его дернуло.
– Ну и чем вы занимались все каникулы? – спросил в этот момент Фабиан.
– Да ничем, – коротко бросил ему Джеймс, а потом глубоко вдохнул и крикнул:
– Эй, Нюнчик!
Снейп зыркнул на них. Джеймс обнял Лили покрепче, притягивая к себе. Злоба и ревность ударили ему в голову.
– Рассказать тебе, как мы с Лили трахались у меня дома?!
Лили уставилась на Джеймса круглыми глазами.
Снейп ничего не сказал, только губы его гадливо изогнулись и он метнул на Лили всё тот же плотоядный горящий взгляд. Джеймс окончательно взбесился.
– Могу даже показать!
Под одобряющий гул и улюлюканье он снова попытался поцеловать Лили, даже рот раскрыл и все такое, но она увернулась и толкнула его в грудь.
– Да что это с тобой?! – крикнула она, однако в шуме её никто не услышал, а затем появился Флитвик. Пока класс суетился и толпился у дверей, потому что, как всегда, каждый стремился влезть первым и занять козырные места, Лили прожигала Джеймса взглядом, а когда он попытался увести её за собой на самый верх, она вырвалась.
– Сегодня я посижу с Алисой, – отрезала она и снова вырвала ладонь, когда Джеймс попытался её взять.
– Почему это? Это из-за того, что я тебя поцеловал при всех? Брось!
– Нет, не поэтому, – Лили улыбнулась ему так, как улыбалась на пятом курсе, когда он подкатывал к ней в коридрах – как будто задумала оторвать ему хозяйство и скормить кальмару. – Я боюсь, мы все просто не поместимся за одной партой, Поттер.
– Чего? Кто это – все?
– Ну как же? – Лили обернулась на пятой ступеньке, её клетчатая юбка всколыхнулась и Джеймс на секунду потерял нить беседы. – Ты, я и твоё раздутое эго, – она бросила красноречивый взгляд на его ширинку. – Кстати, передавай ему привет, – с этими словами она убежала к Алисе, громко топоча по ступенькам аудитории. А уже через пару секунд её запломбировали за длинной партой Марлин, Мэри и ещё какие-то девчонки из Когтеврана, так что добраться до неё не осталось никакой возможности.
– Рассаживаемся, рассживаемся быстрее, у нас сегодня очень много дел! – Флитвик взобрался на свою кафедру, стоящую поверх целой груды книг. Осмотрел класс и постучал палочкой по крышке кафедры. – Петтигрю, проснитесь! Пруэтт, я видел, куда вы прилепили вашу жвачку, Вуд, прекратите вертеться, урок начался, – он дождался тишины. – Итак, друзья мои, приветствую вас всех в третьем семестре!
Пока Флитвик стращал класс ЖАБАми, Джеймс вырвал из учебника иллюстрацию и накорябал на обратной стороне: «Да что я такого сделал?!».
– Стой! Здесь кое-чего не хватает... – Бродяга выхватил у него пергамент, прежде, чем Джеймс успел отправить его по назначению, что-то пририсовал, скатал в шарик и сам бросил в Лили.
– Ты что там нарисовал, придурок? – Джеймс пихнул его в плечо.
– Собаку с во-от таким хером, – прошептал Сириус и показал руками расстояние, которое было как минимум в два раза больше самого листочка.
– Нахрена?!
– Эванс все равно покажет твою записку Вуд. А она на перемене спросила, как выглядит мой Патронус, – серьезно ответил Сириус, почесывая небритую щеку. – Я сказал «внушительно», и она попросила показать.
– Патронус?
– Патронус.
– Ну ты и козел, – сообщил ему Джеймс, взлохматил волосы и улегся на парту, уставившись в окно.
Они немного помолчали.
– На самом деле я просто изобразил примерные размеры того хера, который ты положил на Лили, когда трепанул в коридоре, что вы с ней кувыркались на каникулах.
– Чего это я его положил? – Джеймс выпрямился.
Сириус многозначительно прищелкнул языком.
– Девчонкам не нравится, когда кто-то начинает обсуждать, что там происходит у них между ног.
– Ты не видел, как этот урод на неё пялился. Я хотел, чтобы он понял, что это моя территория. И что я оторву к ебеням его сопливый нос, если он хотя бы раз сунет его на мою территорию. Хотя бы поду...
– Я видел.
Джеймс повернулся к нему.
– Я видел, как Нюнчик таращился на Эванс. И на твоем месте я бы просто дал ему пиздюлей, но так, чтобы никто не видел, потому что это только ваши дела. Но вот на кой хрен ты подставил Эванс, все ещё остается загадкой. Смотри, – Сириус кивнул на слизеринских девчонок, которые как раз перешептывались между собой и хихикали.
– Уже к обеду весь Хогвартс будет уверен в том, что вы трахаетесь во все концы, в самых зверских позах. А завтра Макгонагалл тебя сожрет. И Лили тоже, хотя она вроде как не при чем. Тебе не помешало бы хотя бы иногда думать башкой, Сохатый.
– Черт возьми, Бродяга! Все трахаются!
– Только помалкивают об этом. Как и обо всем остальном. Я же не бегаю по замку и не ору, что мы с Рокс курим тентакулу в Выручай-комнате.
Джеймс взбесился и уже всерьез собрался напомнить Бродяге о том, что не так давно вся школа трепалась о том, что Забини залетела и о том, что Дамблдору за это влетело, но именно в этот момент их прервал Флитвик.
– Молодые люди, повнимательнее, мы переходим к изучению нового материала! – он постучал палочкой по доске, призывая класс к тишине. – Итак, заклятие Исчезновения. Кто-нибудь знает его наименование в Международном Реестре?
Лили подняла руку.
– Эванеско.
– Блестяще, мисс Эванс, пять очков Гриффиндору! Итак, что мы должны знать об Исчезновениях и, прежде всего, о Пустоте...
– Интересно, – пробормотал Питер.
– Интересно – пересядь на первую парту, – буркнул Джеймс, болтая под партой ногой и свирепо наблюдая за тем, как Снейп каждые несколько секунд поглядывает на Лили.
Заклинание это он знал прекрасно – в июне прошлого года они с Бродягой выучили его минут эдак за семь, когда им надо был срочно ликвидировать последствия бурной вечеринки в бывшем доме Поттеров.
Эванеско.
Эванс.
Эванс...
Волосы Лили казались рубиновыми в солнечном свете. Класс топился и плыл в ярком утреннем свете, пахло древесной смолой, мелом и духами девчонок, в Запретном лесу кричали какие-то волшебные твари.
Джеймс почувствовал, как глаза закрываются и как его тяжелая голова съезжает по ладони вниз...
– Куда подевался Джекилл, как вы думаете? – прошептал Хвост.
– Говорят, Джекилла все каникулы в школе не было, – зашептал Гидеон, наклонившись к ним сверху. – И никто его не видел с последнего урока по защите.
Сириус вскинул взгляд.
– Может быть его тоже... того? – зашептал Фабиан. – Ну, в лесу, в полнолуние? Как Тинкер или Лерой?
– Мистер Пруэтт, вы сейчас вывалитесь за парту! – подал голос Флитвик и весь класс оглянулся на них.
– Простите, сэр, – Фабиан выпрямился.
– Я, кажется, видел Джекилла в «Кабаньей голове», – сказал Сириус, когда все приступили к отработке чар и в классе поднялся шум. – Ещё до каникул. Сидел, надирался с каким-то хреном.
– Что ему делать в «Кабаньей голове»? – нахмурился Питер. – Он же учитель!
– И что, у него не может быть каникул? – резонно заметил Бродяга. – Иногда и учителю хочется исчезнуть.
– Эванеско, – буркнул Джеймс сквозь сон и Сириус беззвучно засмеялся.
После урока Лили смела свои вещи в сумку и упорхнула из аудитории раньше, чем Джеймс успел соскрести свое тело с парты и потянуться.
– Похоже этой ночью будешь только ты и твоё раздутое эго, приятель, – беззлобно поддел его Сириус, сильно хлопнув по плечу. Они торопливо шли по коридору в общем потоке, Лили шла впереди – рыжие волосы плескались о черную мантию и призывно вспыхивали через каждые несколько шагов, когда на них падали лучи света из окон.
– Заткнись, – буркнул Джеймс и подумал, что Бродяга прав.
– Джеймс Поттер? – какая-то малявка с косичками поймала его у выхода на лестницы. – Профессор Макгонагалл просила передать, чтобы ты зашел в её кабинет.
– Это насчет Ремуса?! – выпалил Джеймс, как только Макгонагалл отозвалась на его стук и позволила войти. Они втроем влетели в кабинет, врезаясь друг в друга и так и столпились в дверях, потому что Джеймс повис на косяке и не пускал дальше.
Макгонагалл ни капли не удивилась, увидев всех троих. Только вздохнула немного и снова опустила взгляд на свои бумаги.
– Проходите.
Они вошли. По всей возможности чинно и спокойно, хотя у самих сердца рвались из груди.
Макгонагалл наколдовала три стула прямо перед своим столом.
– Присядьте. Мне нужно с вами поговорить.
Быстро переглянувшись и поколебавшись пару секунд, они все же заняли свои места. Вид у Макгонагалл был слегка встревоженный – это было неважное начало.
Она переплела пальцы на чистом пятачке стола вперила в Мародеров суровый взгляд.
– Сегодня утром Ремус вернулся в школу.
Они порывисто переглянулись, Сириус облегченно рассмеялся, откинувшись на спинку стула, а Джеймс шумно выдохнул и тут же подскочил.
– Где он, профессор? Он уже в башне? Или в крыле? С ним все в порядке? Мы можем увидеться?
– Не спешите, Поттер. Прежде мне надо вам кое-что рассказать, – Макгонагалл махнула рукой, чтобы Джеймс снова сел.
Джеймс сел.
– Только я хочу сразу предупредить вас, молодые люди, – добавила Макгонагалл и посуровела. – Всё, что я вам сейчас скажу, должно остаться в пределах этого кабинета.
Они покивали.
– Всё это время Ремус был в больнице святого Мунго.
Их улыбки медленно потекли вниз.
– Да. Это так. Его и несколько других... – её руки разомкнулись и изобразили плавный толерантный жест. – ... таких как он обнаружили в горах. Несколько недель назад.
– Что с Ремусом, профессор? – севшим голосом спросил Джеймс.
– Из него вытащили четыре серебряных наконечника.
Питер издал какой-то странный писк, Сириус медленно запустил пятерню в волосы, Джеймс был просто в шоке.
– Целители несколько дней боролись за его жизнь. В Министерстве отказываются давать полную информацию о том, что же все-таки произошло в горах, известно только, что в Сочельник отряд охотников, который отправился на защиту магловского городка от стаи Сивого, не вернулся с задания.
– Весь? – выпалил Сириус.
– Весь, мистер Блэк. В том числе и ваш преподаватель, профессор Грей. Её не было среди погибших, в Министерстве сообщили только, что она и несколько уцелевших членов отряда, вероятно, отправились по следу колонии Сивого. Где она теперь и когда вернется никто не знает.
Повисла небольшая пауза, Макгонагалл дала мальчикам переваривать услышанное и продолжала:
– Профессор Дамблдор лично поручился за Ремуса и...я уж не знаю, как, но снял с него подозрения, иначе после больницы его отправили бы не в школу, а в Азкабан. Но... дело в том, что когда Ремус пришел в себя... целители зафиксировали определенные изменения в его поведении.
– Какие ещё изменения? – Джеймс почувствовал как по спине побежал неприятный холодок.
Макгонагалл молчала так долго, словно не решалась сообщить им правду.
– Он кидался на сотрудников больницы и пациентов, – наконец сказала она. – Сопротивлялся лечению, требовал, чтобы его выпустили и вернули в колонию. Его приводили в чувство почти две недели и не хотели отпускать в школу, так как считали опасным для окружающих.
Джеймс остолбенело уставился на Макгонагалл.
Они точно об одном и том же Ремусе говорят?
– Сейчас кризис миновал, – похоже, Макгонагалл все-таки умеет читать мысли. – Бояться нечего, всё самое страшное позади. Люпин прошел специальный курс реабилитации, я беседовала с ним и смею утверждать, что он в порядке. Вот только... теперь ему будет ещё труднее адаптироваться в обществе и вернуться к прежней жизни, – она постучала палочкой по бланку и чернила гусеничками поползли в пустые клетки. – Ему как никогда нужна поддержка друзей, он столько перенес и ему все ещё тяжело. Поэтому я хотела бы попросить вас: не давите на него. Ни в чем не обвиняйте, не донимайте расспросами. Со временем он сам вам всё расскажет. Сейчас же просто помогите ему быстрее вернуться в прежнее русло. И тогда всё будет хорошо, – она протянула Джеймсу листок с расписанием Ремуса. -У вас сейчас мой урок, но я не сниму с вас баллы, если вы немного опоздаете, – она понимающе улыбнулась. Ну или попыталась. – Люпин сейчас в башне, разбирает вещи. Можете идти, повидаться с ним.
Они разом сорвались со своих мест, но у двери Джеймс притормозил.
Его внезапно осенило.
– Простите, профессор, – он медленно вернулся к столу. – Вы сказали, он был в Мунго две недели?
– Да, Поттер.
– А битва в горах произошла... в Сочельник?
– Всё верно.
– Значит прошло уже три недели?
– Да, – Макгонагалл явно не понимала, чего он от неё хочет. – Я разрешила Люпину повидаться с отцом и последнюю неделю он провел в Уилтшире, – Макгонагалл положила перед собой стопку проверенных заданий. – Разве он не писал вам из больницы?..
* * *
Дверь спальни предательски скрипнула, отворяясь.
Джеймс коротко взглянул на Сириуса и вошел первым.
Комнату заливало солнце.
Ремус стоял к ним спиной и разбирал лежащий на постели рюкзак.
Когда дверь скрипнула, плечи Лунатика вздрогнули и он порывисто оглянулся.
Мародеры замерли.
Спустя три недели неведения и страха, они наконец посмотрели Ремусу в глаза...
И целый миг были уверены, что Лунатик сейчас бросится на них, столько звериного промелькнуло в его лице, когда он оглянулся.
Они замерли, потрясенно вглядываясь в парня, который стоял в их общей комнате. С одной стороны – это был Лунатик. Его лицо, его руки-ноги и всё такое. Но с другой стороны...
За те три недели, что они не виделись, с ним приключилась какая-то очень нездоровая хрень.
Во-первых, он сильно вытянулся. На добрых три дюйма, а может и больше. Он стал крепче и перестал напоминать вешалку в джемпере. Джеймс не знал, что там с ним делали в Мунго и не был уверен, что хочет знать, но под глазами у Люпина появились жутковатые серые мешки, как у вампира в глубокой жажде. И сам взгляд его стал другим. Из этого взгляда как будто высосали всё теплое и человеческое.
Он стал попросту волчьим.
И держался Люпин так враждебно, словно не домой вернулся, а в логово врага – смотрел на них, как на охотников с заряженными ружьями.
Сириус захлопнул дверь.
Все слова, которые Джеймс хотел сказать: «Как ты мог?!», «Почему ты молчал?!», «Что с тобой стряслось?!» застряли в горле. Так они и стояли в гудящей тишине, глядя друг другу в глаза.
– Почему? – выдавил наконец Джеймс. Объяснять, что он имеет в виду, смысла не было. Ремус всё прекрасно понимал. И ни капли не жалел, это было видно по глазам. – Почему, Ремус?
Люпин молчал довольно долго. А затем вдруг склонил голову набок, совсем уже по-собачьи и взглянул на Джеймса, как на нечто крайне забавное.
И усмехнулся, как будто поражался его глупости.
– А зачем? – вкрадчиво прошептал он.
Джеймс почувствовал, как у него дернулось лицо и как глубоко стрельнул в ладони старый детский шрам.
А потом просто размахнулся и врезал Лунатику по роже.
