Останови моё безумие

Глава 4

МИ­РА.

Се­год­ня я из­ба­вилась от сво­их во­лос. Нет, не пол­ностью, как-то не­ком­фор­тно хо­дить лы­сой, но ко­рот­кая стриж­ка ста­ла хо­рошей аль­тер­на­тивой. Чёл­ку я ре­шила ос­та­вить, при­вык­ла пря­тать за ней своё ли­цо от на­зой­ли­вых зна­комых и лю­бопыт­ных взгля­дов про­хожих, сей­час са­мое вре­мя спря­тать­ся от не­нор­маль­но­го брат­ца. У не­го вхо­дит в при­выч­ку раз­дра­жать ме­ня сво­им при­сутс­тви­ем, ког­да я сбе­гаю из-за сто­ла на кух­ню, или он про­веря­ет, тща­тель­но ли я мою его та­рел­ки? Это бы ме­ня ус­по­ко­ило. Сла­ва Бо­гу, он ушёл, пос­ле то­го как я сло­жила по­суду на мес­то, не хо­телось с ним раз­го­вари­вать, да и не о чем. Я то­же пой­ду в свою ком­на­ту. В ко­ридо­ре ус­лы­шала звук вклю­чен­но­го те­леви­зора, — ро­дите­ли со­бира­лись смот­реть но­вос­ти — ре­шила зай­ти к ним.

— Что но­вого?

— Ми­ра, до­рогая, это ты, — отец всег­да до­бав­ля­ет сло­во «до­рогая» к мо­ему име­ни, ког­да хо­чет спро­сить, как я се­бя чувс­твую. За столь­ко лет ни­чего не из­ме­нилось. — Как ты се­бя чувс­тву­ешь, доч­ка?

— Всё нор­маль­но, пап, ты же зна­ешь, я обя­затель­но пре­дуп­ре­жу вас, ес­ли по­чувс­твую се­бя пло­хо, — я вы­дави­ла из се­бя улыб­ку и, не до­жида­ясь, что мне от­ве­тят, уш­ла к се­бе. Как-то сра­зу рас­хо­телось раз­го­вари­вать, ког­да твои слу­шате­ли ду­ма­ют толь­ко о тво­ём здо­ровье.

В ком­на­те ме­ня жда­ли мои таб­летки и моль­берт — эти со­бесед­ни­ки точ­но под­ни­мут мне нас­тро­ение. Я вы­пила це­лую охап­ку раз­личных ле­карств от сер­дечных ко­лик и по тра­диции се­ла за холст. Пол­ностью от­клю­чив­шись от внеш­не­го ми­ра, пог­ру­зилась в свой собс­твен­ный, мною при­думан­ный, су­щес­тво­вав­ший толь­ко для ме­ня и вме­щав­ший толь­ко од­но­го жи­теля мир, скры­тый ото всех и ожи­ва­ющий при по­мощи мо­его ка­ран­да­ша. Мою го­лову се­год­ня по­сеща­ют прек­расные мыс­ли, а зна­чит, и мой холст бу­дет на­сыщен жизнью. Я взя­ла са­мые яр­кие крас­ки и, не за­думы­ва­ясь о сю­жете кар­ти­ны, на­чала на­носить ос­то­рож­ные, буд­то лас­ка­ющие неж­ную ко­жу маз­ки. Вот крас­ная по­лоса пе­ресе­ка­ет­ся с ли­ловой ли­ни­ей, вы­рисо­вывая очер­та­ния че­лове­чес­ко­го сер­дца. При уз­на­вании ри­сун­ка грус­тно улы­ба­юсь, но не ос­та­нав­ли­ва­юсь, про­дол­жая до­бав­лять но­вые крас­ки, пы­та­юсь сде­лать блед­ным фон кар­ти­ны, заш­три­ховы­вая его ос­но­ву се­рыми то­нами. С удив­ле­ни­ем об­на­ружи­ваю, что ру­ка вы­водит фи­гуру муж­чи­ны, но чер­ты не­чёт­кие, не мо­гу оп­ре­делить, ко­му они при­над­ле­жат. Даль­ше, дви­жимая со­вер­шенно бе­зот­чётным им­пуль­сом, ри­сую ру­ки мо­лодо­го че­лове­ка, бе­реж­но об­хва­тыва­ющие дра­гоцен­ный дар — сер­дце, на­рисо­ван­ное мной ран­нее — и про­тяги­ва­ющие его в пус­то­ту. Не­мед­ленно при­нима­юсь за сле­ду­ющее дей­ству­ющее ли­цо в этой ис­то­рии — де­вуш­ку в не­кото­ром от­да­лении от муж­чи­ны — нес­ме­лый взгляд, смя­тение во всём об­ли­ке, но го­рящие жар­ким ог­нём гла­за. До кон­ца не по­нимаю, что имен­но пы­та­юсь пе­редать че­рез них, но даль­ше шо­киру­юсь ещё боль­ше, уз­на­вая в нез­на­ком­ке се­бя. Ру­ка за­мира­ет над кар­ти­ной, по­ка гла­за ста­ра­ют­ся пе­редать в мозг ин­форма­цию об уви­ден­ном. Ри­сунок спон­танный, не­об­ду­ман­ный, но что-то внут­ри под­ска­зыва­ет, что кар­ти­на за­кон­че­на, что до­пол­ни­тель­ные штри­хи толь­ко сма­жут впе­чат­ле­ние, сот­рут не­види­мую, но не­об­хо­димую грань. Не­об­хо­димую для то­го, что­бы ос­та­вить не­кий сек­рет не­дос­тупным, не­уз­нанным, сок­ры­тым и сбе­режён­ным. Со­вер­шенно пот­ря­сена сво­им тво­рени­ем, да­же боль­ше, чем вче­раш­ней не­уда­чей, ибо слиш­ком не­понят­ным са­мой се­бе ка­жет­ся мне за­мысел. И я го­това приз­нать и эту ра­боту не­удач­ной, но ру­ка не под­ни­ма­ет­ся, что­бы от­пра­вить кар­ти­ну по то­му же ад­ре­су, что и вче­раш­ний «ше­девр». Ещё нем­но­го по­раз­гля­дывая, я всё же свер­ну­ла её и уб­ра­ла в ту­бус. Лё­жа в кро­вати без ма­лей­ших приз­на­ков сна, раз­ду­мыва­ла над тем, как стран­но, что я на­рисо­вала на этой кар­ти­не се­бя. До это­го мо­мен­та у ме­ня ни­ког­да не воз­ни­кало же­лания на­рисо­вать ав­то­пор­трет, и ни на ка­кой дру­гой кар­ти­не ри­совать се­бя мне не при­ходи­ло в го­лову. Но се­год­ня со мной что-то бы­ло не так, или что-то не так бы­ло с этим до­мом — вспо­минаю то, что я на­рисо­вала вче­ра. Не знаю, сколь­ко я про­воро­чалась с эти­ми мыс­ля­ми, но сон в ко­неч­ном сче­те из­ба­вил ме­ня от даль­ней­ших ко­паний в ла­бирин­тах ра­зума и от­пра­вил ме­ня в пу­тешес­твие по царс­тву Мор­фея.

Ут­ро встре­тило ме­ня ра­дуж­но, как и всё пос­леднее вре­мя. Ис­пы­тывая неп­ро­ходя­щую ус­та­лость и ту­пую боль в гру­ди, я уже чувс­тво­вала, что ско­ро при­дёт­ся всё рас­ска­зать ро­дите­лям, но как мог­ла от­тя­гива­ла неп­ри­ят­ный мо­мент. За зав­тра­ком я бы­ла рас­се­ян­ной, со­вер­ши­ла неп­рости­тель­ный прос­ту­пок — я не поз­до­рова­лась с Тать­яной Ль­вов­ной пе­ред её ухо­дом. До ме­ня до­ходи­ли лишь об­рывки из раз­го­вора род­ных, но и их хва­тило, что­бы по­нять, что бра­тец се­год­ня воз­вра­ща­ет­ся к ра­боте. Это бы­ло по-нас­то­яще­му хо­рошей но­востью для ме­ня, хо­тя бы до ве­чера не бу­ду с ним пе­ресе­кать­ся. Это был праз­дник — не ви­деть его всё вре­мя улы­ба­юще­еся ли­цо це­лый день. И всё же но­вость на­дол­го не за­дер­жа­лась в мо­их мыс­лях, по­тому что в го­лове ни­как не хо­тел рас­се­ивать­ся об­раз нез­на­комо­го че­лове­ка, да­ру­юще­го мне своё сер­дце или же воз­вра­ща­юще­го мне моё собс­твен­ное. На кар­ти­не его чер­ты бы­ли не до кон­ца про­рисо­ваны, и уз­нать в нём ко­го бы то ни бы­ло не­воз­можно, но что-то зна­комое мель­ка­ло в его не­закон­ченной це­лос­тнос­ти, что, не­сом­ненно, ра­дова­ло, но и нас­то­ражи­вало од­новре­мен­но.

— Мо­жет, мне то­же ус­тро­ить­ся на ра­боту? — го­лос сес­тры обор­вал мои раз­думья.

— С че­го бы? Мы не за­дер­жимся здесь на­дол­го. — Знаю, о чём ду­ма­ет Лиз­ка, — она со­бира­ет­ся проч­но обос­но­вать­ся в сто­лице. Толь­ко я не со­бира­юсь быть иж­ди­вен­кой на шее у по­боч­но­го родс­твен­ни­ка, по­это­му меч­ты Лиз­ки нуж­но пре­сечь в за­роды­ше, что я и пы­талась сде­лать сво­им от­ве­том. За­мети­ла, как Влад поб­леднел от мо­их слов — не­уже­ли ему дей­стви­тель­но хо­чет­ся жить с на­ми? Или я нас­толь­ко силь­но его раз­дра­жаю.

— По­чему же? — ви­димо, бра­тец всё-та­ки взял се­бя в ру­ки, по­тому что от­ве­чал в тон мне. — Ес­ли Ли­за хо­чет поп­ро­бовать свой та­лант — дер­зай, сес­трён­ка! — он ши­роко улыб­нулся Лиз­ке, но слиш­ком быс­тро пе­ревёл свой взгляд на ме­ня, улыб­ка спа­ла и прев­ра­тилась в ка­кое-то по­добие по­бед­ной ус­мешки.

— Сы­нок, не знаю, мо­жет, Ми­ра пра­ва, и не сто­ит Ли­зе зря су­етить­ся: воз­можно, си­ту­ация в го­роде ско­ро на­ладит­ся, и мы вер­нёмся ту­да, — под­держал ме­ня отец. Те­перь уже я смот­ре­ла на по­беж­дённо­го бра­та, вве­рен­но­го мне на ми­лость, но вы­иг­равший бой, как пра­вило, про­иг­ры­ва­ет бит­ву, и я её про­иг­ра­ла.

— Я мо­гу и ос­тать­ся, — зас­ту­пилась за се­бя сес­тра. — Влад, ты же бу­дешь не про­тив, ес­ли я по­живу у те­бя, по­ка не ус­тро­юсь са­ма? — Как быс­тро моя сес­тра мо­жет рас­пла­ниро­вать своё бу­дущее, ког­да нас­то­ящее столь не­оп­ре­делён­но. — Гля­дишь, и я смо­гу ско­лотить се­бе сос­то­яние и ку­пить ка­кой-ни­будь до­мик по со­седс­тву, — Лиз­ка до­воль­но за­хихи­кала.

— Бы­ло бы прос­то за­меча­тель­но, — под­держал её эн­ту­зи­азм мой про­тив­ник, сно­ва ус­трем­ляя свой удов­летво­рен­ный взгляд в мою сто­рону. Ма­ма не при­нима­ла учас­тие в этой дис­куссии, но пос­леднее сло­во ос­та­вила за со­бой.

— Не о чем сей­час го­ворить, пусть Ли­за поп­ро­бу­ет, ес­ли хо­чет, ник­то не го­ворит, что ес­ли она бу­дет ис­кать ра­боту, то она её обя­затель­но най­дёт, на­вер­ня­ка её не ждут с рас­прос­тёрты­ми объ­яти­ями, — это бы­ла по­учи­тель­ная речь, пос­ле ко­торой при­тих­ли все, кро­ме мо­ей сес­тры.

— Ну спа­сибо, ма­ма, что ты ве­ришь в ме­ня, — она выш­ла из-за сто­ла и уш­ла в свою ком­на­ту. Пер­вый раз за вре­мя на­шего пре­быва­ния в до­ме бра­та я не по­кину­ла стол пер­вой.

Ес­ли я на­де­ялась, что по при­чине ухо­да на ра­боту, брат из­ме­нит сво­ей при­выч­ке наб­лю­дать за тем, как я мою по­суду, ме­ня жда­ло ра­зоча­рова­ние. Он за­нял своё обыч­ное мес­то, в две­рях кух­ни, об­ло­котив­шись о ко­сяк спи­ной и мол­ча вы­жидал окон­ча­ния про­цеду­ры мытья та­релок. Толь­ко не­кото­рый прог­ресс всё-та­ки на­метил­ся, я за­кон­чи­ла скла­дывать чис­тую по­суду в шкаф и, по­вер­нувшись, об­на­ружи­ла, что Влад не ушёл, он вып­ря­мил­ся, улыб­нулся мне сво­ей кри­вой улыб­кой и раз­вернул­ся, что­бы, на­конец, уй­ти, пе­ред этим бро­сив че­рез пле­чо:

— На­де­юсь, твой день бу­дет при­ят­ным! — гад! До­гадал­ся, что ме­ня ра­ду­ет его от­сутс­твие.

Я нас­лажда­лась но­миналь­ной сво­бодой. Ли­за, всё ещё оби­жен­ная на мать, не вы­ходи­ла из сво­ей ком­на­ты; ро­дите­ли, не при­вык­шие к от­ды­ху, от­пра­вились по­корять ухо­жен­ный сад бра­та, и мне не ос­та­валось ни­чего дру­гого, как до­жидать­ся при­хода Тать­яны Ль­вов­ны у се­бя в ком­на­те за не­навис­тным чу­дом тех­ни­ки — но­ут­бу­ком. Я рас­смат­ри­вала фо­тог­ра­фии кар­тин из­вес­тных ху­дож­ни­ков — глу­по, по­тому что мож­но схо­дить в га­лерею и пос­мотреть на са­ми кар­ти­ны. Но луч­ше я бу­ду смот­реть толь­ко на фо­тог­ра­фии, чем поп­ро­шу бра­та о чём-то.

Ли­за так и не выш­ла из ком­на­ты. Ро­дите­ли, ви­димо, об­на­ружив ка­кое-то не­со­от­ветс­твие со стан­дарта­ми ухо­жен­ности в их собс­твен­ном по­нима­нии, уш­ли хо­зяй­ни­чать в са­рае Вла­да. Я сов­сем зас­ку­чала, по­это­му, вык­лю­чив компь­ютер, от­пра­вилась на кух­ню го­товить обед и до­жидать­ся дом­ра­бот­ни­цу бра­та там. Я наш­ла сыр, му­ку, по­мидо­ры, гри­бы и це­лый за­пас про­дук­тов — брат из­рядно при­гото­вил­ся к на­шему при­ез­ду. Стоя над рас­кры­тыми шка­фами с про­дук­та­ми, я раз­ду­мыва­ла, что же при­гото­вить на обед, как ус­лы­шала звук зах­лопнув­шей­ся вход­ной две­ри — это Тать­яна Ль­вов­на приш­ла.

— Ми­рос­ла­ва Сер­ге­ев­на, Вы опять? — на­пус­ти­лась на ме­ня жен­щи­на. — Ваш брат три шку­ры с ме­ня спус­тит, ес­ли уз­на­ет, что вы го­тови­те вмес­то ме­ня.

— Тёть Тань, вы то­же счи­та­ете, что мой бра­тик не сов­сем нор­маль­ный? — вы­пучив на неё гла­за, спро­сила со­вер­шенно серь­ёз­ным то­ном.

— Упа­си Бог, Ми­рос­ла­ва Сер­ге­ев­на, что вы та­кое го­вори­те, Вла­дис­лав Сер­ге­евич — очень по­рядоч­ный че­ловек, — жен­щи­на и вправ­ду пе­рек­рести­лась, а я рас­хо­хота­лась. Мне бы­ло ве­село и лег­ко ря­дом с этой доб­рой жен­щи­ной, она не зна­ла о мо­ей бо­лез­ни и не жа­лела ме­ня, а ещё она бы­ла прос­той и бес­хитрос­тной. Её вы­бива­ющи­еся из-под ко­сын­ки во­лосы бы­ли сплошь бе­лыми, в угол­ках глаз про­лег­ла па­утин­ка мор­щин, пол­но­та, при­ходя­щая с воз­растом от­нюдь не ско­выва­ла её дви­жений, и пе­ред­ви­галась она поч­ти бес­шумно. Единс­твен­ное, что на­поми­нало, что и эта жен­щи­на бы­ла ког­да-то мо­лодой и кра­сивой, — это гла­за — два ак­ва­мари­на чис­той го­лубиз­ны.

— Так, во-пер­вых, — сно­ва сде­лала серь­ёз­ное ли­цо я, — ни­какая я Вам не Ми­рос­ла­ва Сер­ге­ев­на, прос­то Ми­ра, а во-вто­рых, са­ми го­вори­те, тёть Тань, что три шку­ры спус­тит — зна­чит, не­нор­маль­ный, — я от­махну­лась и не да­ла бед­ной жен­щи­не воз­ра­зить мне. — Тёть Тань, а да­вай­те на обед пиц­цу сде­ла­ем, я, прав­да, не умею, ну ни­чего, Вы же ме­ня на­учи­те, — и я до­воль­но за­улы­балась, смот­ря про­сящи­ми гла­зами на доб­рую жен­щи­ну.

— Ко­неч­но, на­учу, Ми­рос­ла­ва... — за­мети­ла мой хму­рый взгляд. — Ми­роч­ка. С чем бу­дем де­лать?

— Я с гри­бами люб­лю, — про­щебе­тала я. И мы друж­но на­чали го­товить мою пер­вую пиц­цу.