МИРА.
Очень легко поддаться одолевающему тебя сну – это явно заведомо проигранное сражение. На удобной, уложившей все твои кости и мышцы в точно определённом порядке кровати обездвиженное слабостью тело и накатывающая с завидным постоянством дремота расслаблено погружается в ненавязчивый сон. Отключая все пять чувств, несмотря на безрезультатные попытки держать непослушные веки открытыми, по крайней мере, мне кажется, что я пытаюсь оставить открытыми свои утомлённые ничем глаза. Я смутно различаю голоса, не смеющие повыситься громче шёпота, лёгкие поглаживания моей свободной от капельницы руки и единственное, что мне удаётся сделать − это ободряюще улыбнуться беспокоящимся родным. Правда и в этом я не совсем могу быть уверена – наверняка лицо моё просто перекашивается от напряжённых усилий, но всё же...
Вчерашним вечером: когда я чувствовала себя почти прежней, честно, сегодня, я даже не могу вспомнить каково это – быть прежней; я заняла свой усыплённый лекарствами мозг разными картинками из будущего – предполагаемого моего будущего. В вип-палате, ведь я обязательно лежу именно в такой, хотя возможно всё ещё нахожусь в реанимационном отделении больницы, слишком яркий свет и размытые красные пятна повсюду...
ВЛАД.
«Четырнадцатое число. Четырнадцать дней. Четырнадцать недель...»
Я не мог заставить себя прекратить повторять эту зловещую мантру. Это заговорённое на смерть число в моей судьбе унесло ещё одну жизнь из моих рук.
Эта агония страха, пронизавшая моё тело при взгляде на залитую кровью раковину в ванной сестры уже после того, как я отвёз Миру в клинику в бессознательном состоянии. Это произошло снова.
Родителей уже не было в городе, Лизы с Анатолием не было в нашем доме, и только я один не смог уберечь свою любовь, словно кровь, так легко смытая водной струёй с глянцевых стенок, так же легко жизнь моей Миры просачивалась сквозь мои пальцы все эти чёрные четырнадцать дней. Четырнадцать дней, за которые я успел тысячу раз умереть и воскреснуть, четырнадцать дней, в которые уместилась жизнь моей любимой, её смерть... и воскрешение.
− У Миры тромбоэмболия лёгочной артерии, − выносит свой приговор Олег, поставив меня на колени своим диагнозом, ещё одним в нескончаемом списке её испытаний. − И...и она... перенесла клиническую смерть, Влад, − я не плачу, глаза песочно-сухие, обзор опускается вниз, на кафельный пол и ниже, куда-то совсем низко. Именно так ощущает себя Мира при потере сознания в бесконечной череде её обмороков? Но я пришёл в себя слишком быстро и слишком легко, чтобы успеть забыть последние слова Олега. Рывком поднялся с кушетки, отталкивая медсестру с нашатырным спиртом, голова немного кружилась, но всё меркло перед желанием узнать правду.
− Как она...сейчас? − спрашиваю, по-прежнему глядя низко в пол, но уверенный, что Олег в неприятной близости от меня.
− Мы удалили тромб, но... − он словно не рискует продолжать или намеренно изматывает меня растяжкой слов.
− Говори сейчас же! − рычу, обеими руками вцепившись в кожаную обивку кушетки.
− Ей нужно безотлагательное лечение, вероятность попадания тромба в артерию снова очень высока, и мы, возможно, не сможем вовремя его отследить. Она не сможет родить в таком состоянии. Это опасно и для неё и для жизни будущего ребёнка.
− Лечение нельзя начать прямо сейчас? − в моём голосе столько неуверенности, что он просто не может принадлежать мне.
− Это навредит ребёнку, − твердит он.
− Что нужно сделать? − прошу я, абсолютно убеждённый, что не знаю ответа на этот вопрос, хотя больше всего на свете не хочу его услышать.
− Нужно дождаться, когда Мира окончательно придёт в себя и отойдёт от лекарств, чтобы поставить её в известность и предложить... − он запинается, и я заставляю себя поднять глаза на друга. Он выглядит уставшим и отчаянно трёт глаза, наверное, такие же песочные, как и мои собственные. − Нужно прервать беременность.
− Ты−хочешь−сказать−Мире... − я сглатываю, потому что песок начинает засыпать моё горло, заполняя все поры и лишая возможности дышать, говорить с таким комом в глотке при каждом новом звуке, вырывающимся из полусомкнутых губ нестерпимо больно, но остановиться уже невозможно и неисполнимо. − Ей нужно делать аборт?
− Да, − вот весь ответ, которым удостаивает меня квалифицированный врач, умело спрятавший все человеческие эмоции за полы белого халата.
Я остаюсь один в каком-то кабинете, и у меня множество минут на раздумья, множество минут отсчитывающих жизнь моей любимой... сестры и моего не рождённого ребёнка.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Останови моё безумие
Romance...Ноги сами привели меня к её комнате, уже очень давно я не делал этого, не приходил к ней, когда она засыпала, но сегодня я не смог сдержаться, не смог воспротивиться желанию увидеть её ещё раз. Она была так прекрасна в этом платье, меня до сих по...