ВЛАД
Разрывная пуля прошла сквозь тонкую кожу, обтягивающую грудную клетку, застревая в пятом межреберье на сотую долю вечной секунды, а потом взрыв, там, глубоко внутри, и позднее осознание, что ей не хватило времени.
Больше ей не нужно его.
Родители принялись возмущаться и сетовать на дочь, тем не менее, терпеливо выслушивая её отговорки, похожие на ложь слова «по крайней мере, какое-то время», а я уже слетал вниз с заграничным паспортом и «на всякий случай» заготовленной визой. Это ведь были простые меры предосторожности, ничего больше.
Тётя Таня не из любопытства, но из мягкосердечия своего вслушивалась в ровный голос сестры, раздающийся из колонок по громкой связи с родителями. И только она бросила уже старческий, но от этого только ещё более тёплый взгляд в мои глаза, ещё медлившего в дверях гостиной, чтобы уловить больше голоса Миры в простреленное сердце, больше воздуха в лёгкие на износ.
Семь часов пятьдесят девять минут. Именно столько времени прошло с момента прослушивания безымянного голоса в трубке, известившего меня, что Мира остаётся в Берлине в тысяче шестистах восьми километрах от меня.
Ей нужно было расстояние?
Я нашёл ту гостиницу, в которой они остановились сразу, продиктовал таксисту адрес по памяти, хотя по-немецки не говорил и не понимал ни слова. Мужчина в служебной кепке и серо-голубой, отглаженной до безупречности рубашке доставил меня до Фридрихштрассе девяносто девять и распрощался со мной.
В «Евростарс Берлин» меня встретили радушно, администратором оказалась симпатичная девушка, бегло заговорившая со мной на немецком языке, но не производившая впечатление немки. Я улыбнулся ей самыми краешками губ и ответил на приличном английском. Состоялся обмен улыбками согласно этикету, и она поспешила проверить, действительно ли у них имеется запрашиваемая мной постоялица. Она не переставала улыбаться всё время, пока искала информацию в базе данных своего компьютера, а затем чтобы сменить выражение лица просто сделала свою улыбку ещё шире.
Она подтвердила, что Калнышева Мирослава Сергеевна на самом деле занимает двести шестой номер в их гостинице и спросила, доложить ли ей о том, что её ожидает гость в холле. Я сначала утвердительно покачал головой, а потом рывком остановил собирающуюся звонить в номер к сестре администраторшу.
«Не могла бы она сказать мне, на каком этаже находится номер сестры и тогда я смог бы устроить ей маленький сюрприз», − попросил я, уподобляясь "Хильде" (как гласил её синий бейдж) лукаво заулыбавшись.
Девушка поспешно поставила трубку на место и в изумлении раскрыла ярко накрашенные малиновые губы. Я спокойно замахал обеими ладонями, разуверяя её в своих побуждениях, и она тут же согласилась содействовать мне.
Номер сестрёнки располагался на последнем этаже этого высотного отеля и, добравшись до него на лифте в сопровождении портье, я отпустил парня, выдав ему незаслуженные чаевые. Медлить перед рифлёной дверью не было смысла, но оттягивать момент неизбежности, казалось было давно выученным уроком, а я просто повторял его в который раз.
Кулак ещё ненадолго завис в воздухе в том месте напротив двери, чуть ниже выгравированных цифр с номером комнаты, а затем сдвинулся вперёд и ударил, один раз, второй, третий...
Дверь открылась, и я встретился с карими глазами... мужчины... Макса?
Первым заговорил он, точнее удивился, увидев меня на пороге, и всё его изумление выразилось в двух словах, восклицательных, в моём имени:
− Владислав Сергеевич?!
Я отвернулся, словно бы оборачивался взглянуть за спину, упираясь взглядом в противоположную стену, но голос шёл не из-за моей спины, а за спиной Макса:
− Кто там? − просто и по-домашнему спрашивала Мира, теперь я улавливал и её осторожные шаги, и мелькающую фигуру в белоснежном махровом халате с широкими завязками.
− Знаешь, Макс? А я передумал, − кулак сам собой полетел в приплюснутое лицо бывшего заместителя, и хруст ломающейся кости перекрыл все остальные звуки и голоса. Я шагнул внутрь номера, захлопывая дверь ногой, а Макс уже успел прислониться к стене, рядом с закрытой дверью, а руки его тщетно пытались сдержать хлыщущую из носа кровь. Я злорадно скалился, протиснувшись рукой между выдвинутыми вперёд локтями, и вцепился в его шею: − Это ж надо было так ошибиться, − сильнее сжал пальцы на его горле, почти наслаждаясь начавшимися вырываться из него хрипами, а беспомощные руки парня переместились ниже, покрывая мои зажатые тисками вокруг его шейных позвонков ладони. − Ай−яй−яй, теперь я признаю, что тебе стоит держаться подальше от РОДИНЫ!!! − Я орал прямо в лицо задыхающемуся Максу с выпученными глазами, пытающемуся не захлебнуться собственной кровью, но ещё больше пугающемуся перспективе оказаться задушенным в номере отеля.
− Отпусти его! Прошу тебя пусти! − оказывается всё то время, что я душил Макса, маленькие кулачки наносили бесчисленное количество ударов в мою онемевшую спину, а всхлипывающий голосок сестры пытался достучаться до моего обезумевшего сознания. − Влад, прошу тебя! Он уйдёт! Он просто уйдёт...
Не знаю зачем, но я послушался этого голоса, я разжал пальцы, не сразу, окаменевшие в крепкой хватке, они отпускали горячую плоть неохотно, только по-одному освобождая слишком хрупкое горло Макса. Мои пальцы обагрились кровью, стекающей по подбородку и пятная не только мои руки, но и полированный пол. Я отступил, стряхивая руку, а Мира поспешно выдворила Макса за дверь в коридор, мало заботясь о его состоянии, хотя возможно как раз таки забота о нём и вынудила её выставить его вон, чтобы он ненароком снова не очутился в моих «объятиях».
Я обернулся через плечо, вперив по-прежнему яростный взгляд в сестру, и застал её задыхающейся криком и опирающуюся на запертую дверь. Я ушёл вглубь гостиной и сел на белоснежный диван, ехидно напомнивший, в каком виде Мира предстала моим глазам совсем недавно. Не вовремя врезались в память пижамные штаны Макса и хлопковая футболка, всё, что было на нём надето, выглядело безупречно в тон «наряду» сестрёнки.
Я молчал целую вечность, откинув голову на спинку дивана и прикрыв веки, губы мои будто беспечно улыбались, подёргиваясь в равные промежутки времени, а брови остыло хмурились.
− Зачем ты здесь? − спрашивает вдруг, и я вздрагиваю от этого холодного голоса. Я не отвечаю на бессмысленный вопрос, а только приподнимаю голову, чтобы заглянуть в горящие отблесками пламени глаза.
«Не знаю», − хочется солгать, но губы отказываются, и я мотаю головой, отвечая на свой, не её вопрос. Снова опускаю голову на спинку, погружаясь в ничто, закрываю глаза.
− Почему ты просто не можешь оставить меня в покое? − голос всё так же холоден, хотя презренная теплота начинает прорываться из него высокими нотами.
«Она на самом деле не понимает, чего просит?» − говорит моё сознание, на этот раз отвечают мои губы, расширяя сумасшедшую улыбку с обнажением клыков и натягиванием щёк. Я почти слышу собственный безумный смех, но звуки уходят внутрь меня, оставляя безмолвной окружающую нас комнату.
− Что тебе нужно от меня? Зачем ты всё это делаешь? Зачем мучаешь меня? Оставь меня, слышишь? Уходи! Уходи, немедленно! Вон! Ненавижу тебя! − поток безнадежных вопросов слился с лавиной абсурдных фраз и я поднялся с дивана, приближаясь к выходу на три шага ближе... к Мире.
Она мгновенно съёжилась, испуг, отразившийся в её чистых хрусталиках глаз, заставил меня остановиться на расстоянии от неё, даже протянув руку, я не мог её коснуться, так далеко я обозначил дистанцию между нами.
− Ты не хочешь меня видеть... больше? − я сглотнул, не отрывая взгляда от её глаз, следил за малейшим изменением в их непроглядной глубине и желал найти ответ прежде, чем её голос соврёт, глядя в мои глаза.
− Нет, − прозвучал вердикт, она отвечала, не моргая и не задумываясь, не пытаясь слушать или услышать меня.
− Ложь, − без промедления, без эмоций, только лишая её возможности не смотреть мне в глаза, − Хочешь остаться здесь навсегда, потому что здесь нет меня?
− Да, − приговор.
− Ложь, снова, − желваки непрерывно дёргались, скулы болели, а глаза бегали по её лицу, не находя желанной уступки. Мира прятала свои руки за спиной, с каждым произнесённым ей словом теснее прижимаясь к двери, позади себя. − Скажи мне, что не любишь больше, что не любила никогда и обещаю... Я уйду. − Только один раз я разорвал этот поединок между нашими глазами, глаза скосились в сторону при пустом обещании. Но Мира не отвернулась, она всё так же смотрела в мои глаза, жаждущие правды? Лжи? Слов? Или молчания?
− Я ненавижу тебя! Слышишь? Ты мне противен! Противен!!! − закричала она.
«...− Я люблю тебя... Слышишь?
− Я молю Бога, чтобы ты не сказала обратного, чтобы я не услышал от тебя противных этим слов.
− Никогда. Слышишь, никогда не перестану тебя любить...»
Я расхохотался, отворачиваясь. Не знаю, зачем мои глаза приковались к белоснежной поверхности дивана, но они не могли оторваться от сплошной белизны, стеной выстроившейся передо мной. А истерический смех до болезненных колик всё никак не хотел останавливаться, по щекам текла какая-то странная жидкость, маленькими ручейками, и это была не кровь Макса, а моя, моя кровь, только пока ещё прозрачная, но уже солёная.
− Отойди от двери, − голос, приказавший сестре уйти, так сильно напоминал мой собственный, и я поверил в то, что смирился, тыльной стороной ладони я стёр лицо и, не смотря в лицо Мире, только слыша её шаги, я поменялся с ней местами: теперь я был у запертой двери, а Мира стояла посреди комнаты. Моя рука застыла на ручке, оттягивая её вниз, но, всё ещё не давая ей открыться.
− Если это так просто... Скажи, как мне? Как мне, возненавидеть тебя? Как остановить это безумие? Как перестать любить тебя? − Я не выдержал и обернулся через плечо, наверное, желая в последний раз запечатлеть её образ ангела в своей памяти, такой растяжимой для неё и такой предательской для меня.
Теперь...
Теперь, глаза ее заволокло стеклянной пеленой непролитых слез.
Они будто не смели падать на горящие алым щёки, не желали покидать такого надежного приюта − теплого шоколада ее зениц.
Взгляд настороженный, она, кажется и сама не замечает, как ноги ее отступают назад, вглубь комнаты. Наши взгляды схлестываются в немом разговоре, Мирины невозможно громко кричат обидой и упреком, но я не настолько всесилен, чтобы объяснить истинную причину ее укора. Рука опадает, переставая держаться за металлическую ручку, но Мира не произносит ни слова. Она молчит, как и я. Я жду ответа. Терпеливо ожидаю её...
Еще на один шаг ближе...
Мира качает головой, отрицая, отступая, не отпуская.
Еще больше страха в ее глазах...
А я не чувствую, как иду.
Всхлип... Её...
Она в моих объятиях.
Я не забыл, каким приятным может быть ее запах, щекочущий мои раздувающиеся от
желания ноздри. Я обнимаю её жадно и до удушья, собственного и её, я тяну её вверх, находя беспокойные губы, всё ещё что-то шепчущие, что-то бессвязное... но порывисто отвечающие на мои поцелуи.
− ... ненавижу... ненавижу...ненавижу, − повторяет она, неустанно осыпая поцелуями моё лицо, щёки с высохшей влагой, орошает их своими слезами, наконец, выпросившими себе свободу.
− ...люблю...люблю...люблю, − шепчу я. Я толкаю её к дивану и усаживаю почти насильно, пристраиваясь на колени возле её ног, удерживаю её разгорячённые ладони в своих руках и продолжаю вглядываться в её глаза, лицо, губы, слёзы, улыбку.
Она порывается обнять меня и оттолкнуть, её непослушные руки хотят притронуться к моим взъерошенным волосам, а глаза упрекают и отворачиваются, преследуют и убегают.
− Ты должен был уйти... Должен был оставить меня. Это всё неправильно, − она качает головой и не смотрит на меня, отворачивается от моих губ, но прижимается к ним щекой, опуская веки. Я целую её. Осторожно и неслышно, как шестиклассник на большой перемене свою застенчивую одноклассницу. Проще, я целую свою сестру.
− Ты прогоняешь меня? Хочешь, чтобы я ушёл? − говорю, не отрывая губ от её мягкой, но солёной щеки.
Мира распахивает глаза и смотрит на меня, высвобождает руки из моей хватки и вцепляется ими в рукава моей рубашки.
− Не уходи, нет! − надрывно шепчет она. Она отчаянно мотает головой. В глазах её столько обиды на меня, что я перебираюсь на диван рядом с ней и пересаживаю её к себе на колени. − Я сделала тебе больно. Я обидела тебя, − бормочет она мне в грудь, не поднимая головы. − Но я не жалею. Ты должен был уйти. Должен был, когда я тебе позволила. Когда могла отпустить. Я не нужна тебе. Я... Я убила нашего ребёнка...
− Ты знаешь, что это неправда, − сказал я, напрягаясь, но, не переставая гладить её по спине.
− Правда. Я такая слабая, рано или поздно... это... всё равно бы произошло. Я просто обманывала себя иллюзиями. Я не делаю тебя счастливым. Я...
Мира неожиданно извернулась в моих руках и раскрыла полы своего халата, под ним была одежда: короткие шорты и свободная майка. Она похудела − это первое, что бросилось мне в глаза. Но она показывала мне совсем другое − синяки, много синяков, по всему телу.
− Я безобразна, − прошептала она, приникая губами к моей шее. Я обнял её крепко-крепко.
− Вовсе нет, − выдохнул я.
− Ты не можешь любить собственную сестру, Влад. Сестру, от которой пахнет кровью и лекарствами большую часть времени, − бормотала она, но она хотела, чтобы я всё это слышал. И я слышал. Я слушал.
− Могу. Могу и люблю.
− Нет, − запротестовала она. − Я хочу видеть тебя таким, каким ты был до встречи со мной. Хочу, чтобы ты жил, а не превращал свою жизнь в существование ради меня.
− Послушай меня! − я оторвал её от своей груди и обхватил её лицо ладонями, нервно потирая щёки большими пальцами. − Просто послушай!
Она молча кивнула, соглашаясь.
− Я не могу без тебя. Ты права, я живу ради тебя, но если бы не ты я не жил вовсе. Существование? Если без тебя я не умею дышать, то, как же мне жить, если ты уйдёшь из этого существования? Я люблю тебя, просто люблю и не ищу объяснений своему чувству, так не ищи их и ты. Просто знай, что ты должна быть со мной. Всегда.
− Но я не могу тебе ничего дать! − воскликнула она, отчаянно и горько.
− Можешь, − я приблизил её лицо к своему, сталкивая наши лбы друг с другом. − Можешь, − повторил, возобновляя круговые движения больших пальцев по её влажнеющим щекам. − Отдай мне себя. Всю. Ты − это всё, что мне надо.
− Вла... − она не смогла договорить, я закрыл её рот поцелуем.
− Тшш... слишком много слов...
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Останови моё безумие
Romance...Ноги сами привели меня к её комнате, уже очень давно я не делал этого, не приходил к ней, когда она засыпала, но сегодня я не смог сдержаться, не смог воспротивиться желанию увидеть её ещё раз. Она была так прекрасна в этом платье, меня до сих по...