Останови моё безумие

Глава 52

МИ­РА.

Мы уле­тели че­рез два дня пос­ле мо­ей офи­ци­аль­ной вы­пис­ки из боль­ни­цы, но до это­го я всё-та­ки ус­пе­ла по­гово­рить с ма­мой о Вла­де, о нас с ним. Я так хо­тела, что­бы она по­няла ме­ня, но раз­ве мож­но бы­ло по­нять то, что бы­ло меж­ду мной и бра­том? Я про­сила слиш­ком мно­гого.

− Про­ходи, − не от­ры­ва­ясь от бе­лос­нежно­го хол­ста, поп­ро­сила вой­ти ма­му.

− Ты ри­су­ешь? − спро­сила она, бо­яз­ли­во при­сажи­ва­ясь на кро­вать за мо­ей спи­ной.

Я сло­жила но­ги пе­ред со­бой, об­хва­тив ко­лени ру­ками и по­ложив на них го­лову, я за­дума­лась о сво­ём, не от­ве­чая на ма­мин воп­рос.

− Зна­ешь, ка­кая са­мая кра­сивая кар­ти­на для ху­дож­ни­ка? И лю­бимая?

− Ка­кая же?

− Чис­тый лист, − я обер­ну­лась к ма­тери и на­конец, пос­мотре­ла ей в гла­за.

− Да? А по­чему? − спро­сила она, пло­хо скры­вая не­пони­мание это­го раз­го­вора со мной о мо­ей при­вязан­ности к ис­кусс­тву.

− По­тому что бе­лос­нежный холст, к ко­торо­му не ус­пе­ла при­кос­нуть­ся кисть ху­дож­ни­ка, это ещё не на­чав­ша­яся ис­то­рия, ещё не на­чатая но­вая жизнь. Эта це­лая па­лит­ра кра­сок, ко­торая пос­те­пен­но ра­зук­ра­сит эту жизнь, ос­то­рож­но на­пишет свою ис­то­рию, каж­дый раз но­вую, каж­дый раз не­пов­то­римую.

− До­чень­ка... − сры­ва­ющим­ся го­лосом про­бор­мо­тала ма­ма, прик­ры­вая зад­ро­жав­шие гу­бы ла­донью.

− У ме­ня мо­жет боль­ше ни­ког­да не быть это­го чис­то­го лис­та. По­нима­ешь?

− Не го­вори так, Ми­роч­ка. Всё дол­жно на­ладить­ся. Мы обя­затель­но вы­лечим те­бя, − она на­чала всхли­пывать и за­дыхать­ся.

Я от­ча­ян­но по­кача­ла го­ловой. Моя мать смот­ре­ла на ме­ня с преж­ней жа­лостью, в её ма­терин­ском сер­дце не бы­ло през­ре­ния для собс­твен­ной боль­ной до­чери, всё своё от­вра­щение к от­крыв­шей­ся прав­де она вып­лесну­ла на бра­та.

− Да­же ес­ли и так, − ус­ту­пила я, пе­рес­тав раз­ры­вать ей сер­дце дру­гой прав­дой о счи­тан­ных на паль­цах ме­сяцах мо­ей жиз­ни. − Я хо­тела по­гово­рить с то­бой о нас с бра­том.

Щё­ки её за­горе­лись баг­рянцем, слё­зы вы­сох­ли, и она вы­тер­ла пос­ледние их сле­ды, дву­мя ру­ками смах­нув со щёк.

− Ты не ви­нова­та, − уве­рен­но за­яви­ла она, взой­дя на путь зас­тупни­чес­тва мо­ей по­руган­ной чес­ти. Я ус­мехну­лась, по­лучи­лось весь­ма не­весе­ло, мои ру­ки по-преж­не­му удер­жи­вали ко­лени, при­жаты­ми вы­соко к гру­ди.

− Здесь нет ви­нова­тых, мам. Ник­то не ви­новат в том, что мы с Вла­дом по­люби­ли друг дру­га силь­нее, чем это бы­ло нам поз­во­лено. − Ма­ма вздрог­ну­ла от мо­их слов, и я по­няла, что Влад ска­зал ей то же са­мое.

− Сколь­ко про­дол­жа­ет­ся ва­ша связь? − вып­лю­нула она мне этот воп­рос, не смот­ря мне в ли­цо.

− Год, − без за­пин­ки от­ве­тила я. Ма­ма за­дох­ну­лась и рас­пахну­ла гла­за, пы­та­ясь сов­ла­дать с эмо­ци­ями.

− Он сов­ра­тил те­бя. − Она не­веря­ще ка­чала го­ловой и по­тира­ла свои боль­ные ко­лени, от­ка­зыва­ясь ме­ня выс­лу­шать.

− Мам...

− При­нудил.

− Мам...

− Я рас­ска­жу всё тво­ему от­цу. − Она с нес­кры­ва­емым ужа­сом пос­мотре­ла мне пря­мо в гла­за.

− Не на­до. По­жалуй­ста... Ра­ди ме­ня. Он, прав­да, не ви­новат. Ес­ли те­бе неп­ре­мен­но ну­жен ви­нов­ник, ви­ни ме­ня.

− Что ты до­чень­ка! − она схва­тилась за мои ру­ки. − Как же я мо­гу те­бя ви­нить в чём-то?!

− Прек­ра­ти, ма­ма, по­жалуй­ста! Влад лю­бит ме­ня так, как ник­то и ни­ког­да не смо­жет по­любить. Ты да­же не ста­ра­ешь­ся по­нять ме­ня. Раз так, прос­то не го­вори от­цу, хо­рошо?

Она сно­ва зад­ро­жала от на­катив­ших слёз, от­пусти­ла ме­ня и зап­ла­кала, уже не та­ясь.

− Не­дав­но мы по­теря­ли ре­бён­ка, − я не знаю, за­чем я ска­зала ей об этом, боль от по­тери сы­на до сих пор жгла ме­ня из­нутри и го­ворить об этом че­лове­ку, ко­торый ви­дит в нас с Вла­дом один лишь грех, бы­ло вдвой­не му­читель­но, пусть этим че­лове­ком и бы­ла моя собс­твен­ная мать.

− Не смот­ри на ме­ня так, − осуж­да­юще бро­сила я, опус­кая го­лову на ко­лени. Да­же не ви­дя её, я зна­ла, что клю­чевым в мо­ём приз­на­нии для неё бы­ла не по­теря ма­лыша, а са­мо его гре­хов­ное за­чатие. − Влад под­пи­сал все бу­маги сог­ла­сия на аборт, что­бы спас­ти мне жизнь, − го­лос мой сры­вал­ся, то по­выша­ясь, то по­нижа­ясь.

− Где я мог­ла так оши­бить­ся? Что я сде­лала не так, что Гос­подь на­казы­ва­ет ме­ня та­ким об­ра­зом. По­чему раз­ре­ша­ет мо­ей до­чери пог­рязнуть в гре­хе? − при­чита­ла она, рас­ка­чива­ясь взад-впе­рёд на мо­ей кро­вати.

− Не раз­ре­ша­ет, − про­бор­мо­тала я, не­осоз­нанно же­лая, что­бы ма­ма ме­ня ус­лы­шала. − По­это­му от­прав­ля­ет ме­ня в ад. Очень ско­ро я бу­ду там, в ис­купле­нии.

− Бо­же, Ми­ра! − вос­клик­ну­ла ма­ма, в па­нике ус­та­вив­шись на ме­ня.

− Это прав­да, ма­ма. Я уй­ду. Твой Бог раз­лу­ча­ет ме­ня с мо­им бра­том. С мо­им воз­люблен­ным бра­том. − Я смот­ре­ла на неё ши­роко рас­пахну­тыми, не ми­га­ющи­ми гла­зами, а по­том пер­вая по­кину­ла свою ком­на­ту, про­ходя в за­пол­ненную род­ны­ми гос­ти­ную.


Она не рас­ска­зала от­цу, но, не по­тому что при­няла или по­няла, а по­тому что по­вери­ла в мой... уход. Я бла­годар­на ей хо­тя бы за то, что она ре­шила не ом­ра­чать пос­ледние ме­сяцы мо­ей жиз­ни. Я бла­годар­на.

− О чём за­дума­лась? − слы­шу Его го­лос и улы­ба­юсь, рас­се­ивая в па­мяти пос­ледний, да, на­вер­ное, пос­ледний, раз­го­вор с ма­терью.

− Ни о чём? − слов­но пред­ла­гая ему ва­ри­ан­ты от­ве­та, про­гова­риваю впол­го­лоса.

− Сог­ла­сен, − улы­ба­ет­ся Влад, щел­кая ме­ня по но­су.

− Как те­бе нра­вит­ся в Швей­ца­рии?

Я мор­щу нос.

− Ви­жу, что нра­вит­ся, − сме­ёт­ся, об­ни­мая ме­ня за пле­чи.

− Нра­вит­ся, что ты ря­дом, − серь­ёз­но го­ворю, смот­ря вверх на не­го.

− Мне то­же это нра­вит­ся, − сжи­ма­ет креп­че, смот­рит дол­го, улы­ба­ет­ся ши­ре, − то, что я ря­дом.

− А ещё здесь снег, мно­го сне­га. Ты же зна­ешь, как я люб­лю...

− ...его. Знаю, − наг­ло и в то же вре­мя вов­ре­мя пре­рыва­ет ме­ня. − Я улы­ба­юсь вмес­то то­го, что­бы сер­дить­ся и от­ки­дываю го­лову на­зад, поз­во­ляя ему вес­ти ме­ня, об­ни­мать.


Не смот­ря на то, что Влад вы­пол­нил моё же­лание и увёз ме­ня, к то­му же в са­мое пот­ря­са­ющее на зем­ле мес­то, ок­ру­жён­ное го­рами в бе­лых шуб­ках пу­шис­то­го, но влас­тно­го сне­га. С воз­ду­хом, ко­торый не тре­бу­ет вдо­ха, не­замет­но про­сачи­ва­ясь в лёг­кие че­рез каж­дую по­ру ко­жи. В дом на са­мой ок­ра­ине, где мы мо­жем ни от ко­го не скры­вать­ся и од­новре­мен­но спря­тать­ся от ос­таль­но­го ми­ра. Не смот­ря на все эти чу­деса, сот­во­рён­ные им для ме­ня, он при­вёз ме­ня сю­да толь­ко по­тому, что про­дол­жал ве­рить в моё спа­сение, единс­твен­ное, что вол­но­вало и за­нима­ло его мыс­ли все эти дни нап­ро­лёт, что мы ус­пе­ли про­вес­ти в этом раю.

Я бы­ла об­сле­дова­на с не­быва­лой в мо­ей жиз­ни до это­го тща­тель­ностью, от ба­наль­но­го об­ще­го ана­лиза кро­ви до би­оп­сии сер­дца в од­ном из луч­ших ин­сти­тутов ми­ровой транс­план­то­логии Hospital Clinic. Но поз­же я по­няла, что ме­ня не со­бира­лись прос­то ле­чить, ме­ня пос­та­вили в оче­редь для пе­ресад­ки до­нор­ско­го сер­дца.

− Ма­лыш, ни о чём не бес­по­кой­ся. Прос­то до­верь­ся мне, − объ­яс­нил мне Влад, ког­да мы по­кину­ли ин­сти­тут и се­ли в арен­до­ван­ный им на вре­мя пре­быва­ния здесь чёр­ный ав­то­мобиль.

− А ко­му до­веришь­ся ты? − па­риро­вала я. Он лишь сла­бо ус­мехнул­ся, за­водя дви­гатель.

В от­вет я по­лучи­ла толь­ко это и тя­гучее, как ка­рамель­ное же­ле мол­ча­ние.

− Те­бе, лю­бовь моя, толь­ко те­бе... − про­шеп­тал он пос­ле, ког­да мы уже подъ­ез­жа­ли к на­шему се­мей­но­му гнёз­дышку.

Здесь всё бы­ло по-дру­гому, и Влад был дру­гим: он быс­тро обо­шёл ав­то­мобиль и от­крыл двер­цу с мо­ей сто­роны. Я не­до­уме­ва­юще смот­ре­ла на не­го, не в си­лах оз­ву­чить своё смя­тение.

− Об­хва­ти мою шею ру­ками, − мяг­ко и пок­ро­витель­ствен­но поп­ро­сил, чуть на­гиба­ясь ко мне. Я не по­нима­ла, за­чем он это де­ла­ет, по­ка не по­нима­ла, но сде­лала в точ­ности, как мне бы­ло ве­лено.

Силь­ные ру­ки под­ня­ли ме­ня над зем­лёй и вы­тащи­ли из ма­шины, зах­лопнув двер­цу но­гой, а по­том на­ши взгля­ды встре­тились, и ко мне приш­ло осоз­на­ние.

Оно бы­ло прек­расным, как не зас­тигну­тая врас­плох ут­ренняя ро­са или цве­ток ин­жи­ра, ко­чу­ющий из од­ной ле­ген­ды в дру­гую, но ос­та­ющий­ся не­дос­ти­жимой грё­зой бе­зум­ца. И горь­ким и ще­мящим ду­шу, как те же кап­ли жи­витель­ной ро­сы сли­зан­ной с кус­та кра­пивы, и те же пло­ды смо­ков­ни­цы, не от­да­ющей сво­его да­ра, не опа­лив жес­то­косер­дны­ми жгу­чими листь­ями про­сящие ру­ки.

Гла­за Вла­да свя­то ве­рили, что каж­дый сох­ра­нён­ный мой шаг умень­шит мою ус­та­лость, день ото дня всё боль­ше очер­ня­ющую кру­ги под мо­ими гла­зами, и он не­ус­танно но­сил ме­ня на ру­ках. И каж­дый вдох, по­дарен­ный мне его по­целу­ем, не сде­лан­ный са­мос­то­ятель­ным тру­до­ём­ким уси­ли­ем, рас­сла­бит моё те­ло и по­дарит не­об­хо­димое уми­рот­во­рение и по­это­му це­ловал ме­ня по пер­во­му мо­ему зо­ву.

Я то­же на­чина­ла ве­рить, не в се­бя, а в не­го. Ве­рить, что мне всё ча­ще не­об­хо­димо пе­реме­щать­ся на его ру­ках, по­тому что же­лание чувс­тво­вать его чуть-чуть бли­же ста­нови­лось неп­ре­одо­лимым, ве­рить, что мне ну­жен воз­дух толь­ко из его лёг­ких в мои, а не как ина­че, по­тому что его по­целуи бы­ли единс­твен­ным, что сли­вало нас во­еди­но.

Я сог­ла­шалась на все су­щес­тву­ющие про­цеду­ры, ко­торые бы­ли приз­ва­ны по­мочь мне под­го­товить­ся к пред­сто­ящей опе­рации. Ра­ди не­го.

Но до­нора не бы­ло, вне за­виси­мос­ти мо­его сми­рения или не­ук­лонной ве­ры Вла­да.

Он не­надол­го ос­та­вил ме­ня од­ну, раз­ре­шая мне на­деть пи­жаму са­мой, и я вос­поль­зо­валась воз­можностью, что­бы заг­ля­нуть в за­потев­шее зер­ка­ло в ван­ной ком­на­те. Мои во­лосы, ак­ку­рат­но за­кутан­ные в по­лотен­це, бы­ли пол­ностью уб­ра­ны вверх, а ко­жа на ли­це из-за это­го чуть бо­лее на­тяну­тая и проз­рачная, сей­час бы­ла чуть бо­лее си­нева­того от­тенка, чем в пос­ледний раз, ког­да мне уда­лось пог­ля­деть на своё от­ра­жение. Гла­за ка­зались че­рес­чур боль­ши­ми на этом ху­дом ли­це, гля­дящим на ме­ня из зер­ка­ла, толь­ко по­хожим на ме­ня, но, не­сом­ненно, не­воз­можным при­над­ле­жать мне. Ка­ряя ра­дуж­ка по­тем­не­ла и слов­но от­бра­сыва­ла тень на ши­рокий бе­лок, зас­тавляя его от­ли­вать го­лубым, как зас­то­ялая во­да в пру­ду. Щё­ки и вов­се ут­ра­тили свою ок­руглость, окон­ча­тель­но впа­ли, выс­тавляя на­показ не су­щес­тво­вав­шие у ме­ня ни­ког­да ску­лы. И толь­ко гу­бы яр­ким пят­ном вы­деля­лись на этом бе­зоб­разном ли­це, соч­но ма­лино­вые они вы­дава­ли не воз­бужде­ние и же­лание, ох­ва­тыва­ющие ме­ня пе­ред пред­сто­ящей сов­мес­тной ночью с бра­том, а по­вышен­ную тем­пе­рату­ру и чрез­мерную блед­ность ко­жи, на фо­не ко­торой, они але­ли мсти­тель­ным ог­нём.

Я пос­пешно на­тяну­ла хлоп­ко­вую май­ку че­рез го­лову и от­верну­лась от собс­твен­но­го от­ра­жения, ухо­дя прочь из ван­ной, убе­гая от са­мой се­бя, бред, но ка­жет­ся всё ещё смот­ря­щей мне в спи­ну.

Мои бес­шумные ша­ги ос­та­лись не за­мечен­ны­ми для ув­ле­чен­но бе­седу­юще­го по ви­де­ос­вя­зи с ка­ким-то муж­чи­ной бра­та, и я зас­ты­ла на мес­те, не прис­лу­шива­ясь к раз­го­вору, а раз­гля­дывая ли­цо лю­бимо­го, как толь­ко что кро­пот­ли­во изу­чала собс­твен­ное нек­ра­сивое от­ра­жение.

Гу­бы бра­та мед­ленно ше­вели­лись, про­из­но­ся ка­кие-то ма­лоз­на­чимые для ме­ня сло­ва, но это бы­ло за­вора­жива­ющим мой взгляд яв­ле­ни­ем. Две иде­аль­но сот­во­рён­ных друг для дру­га клуб­ничные по­ловин­ки то рас­хо­дились, то схо­дились вновь, нем­но­го при­пух­лые они вы­зыва­ли во мне слад­кие вос­по­мина­ния и то­митель­ное же­лание пря­мо сей­час. По­это­му я, за­та­ив­шись в уг­лу спаль­ни, не­ос­ве­щён­ной ни­чем, кро­ме нас­толь­ной лам­пы, пе­реве­ла взгляд на гла­за с гре­хов­но длин­ны­ми рес­ни­цами, то и де­ло об­ма­хива­ющие ве­ером, не­ког­да так силь­но по­хожие на мои гла­за. Его ка­рие ян­та­ря блес­те­ли в от­блес­ке мер­ца­юще­го све­та, из­редка Влад опус­кал го­лову нас­толь­ко, что ли­шал ме­ня счас­тли­вой слу­чай­нос­ти лю­бова­ния мел­ких ис­ко­рок сво­их глаз, сып­лю­щих­ся на пол спаль­ни, как ноч­ные звез­ды, щед­ро ода­рива­ющие же­лани­ями оче­вид­цев. Во­лосы сби­ты на лоб и ру­ка вре­мя от вре­мени уби­ра­ет на­зой­ли­вые пря­ди вбок и мне нра­вит­ся ви­деть его с от­росшей и не­ухо­жен­ной стриж­кой, что­бы паль­цы мои мог­ли бес­пре­пятс­твен­но за­рыть­ся в шёл­ко­вых вих­рах и нас­ла­дить­ся не­пов­то­римым ощу­щени­ем их по­калы­ва­ющей ла­дони мяг­кости. Я сле­жу за мель­ка­ни­ем хму­рых мор­щи­нок меж бро­вей и ос­та­нав­ли­ваю же­лание обоз­на­чить своё при­сутс­твие сти­рани­ем этих бо­роз­док сво­ей дро­жащей ру­кой. Но сре­дото­чие мыс­лей при­водит лишь к то­му, что я на­чинаю улав­ли­вать от­го­лос­ки раз­го­вора и уз­наю в муж­ском го­лосе со­бесед­ни­ка Вла­да на­шего от­ца.

− Но твой ад­во­кат ос­та­вил мне ко­пии всех тех бу­маг, − прос­то­душ­но го­ворит отец. − Ска­зал, что ваш сын, то есть ты Вла­дик, под­пи­сал дарс­твен­ную на ме­ня и дом те­перь при­над­ле­жит мне.

Я де­лаю нег­лу­бокий вдох, что­бы имен­но сей­час не прер­вать раз­го­вор от­ца с сы­ном, и ус­лы­шать от­вет Вла­да.

− Да, па­па. Па­вел − мой юрист и по­верен­ный, ты мо­жешь об­ра­щать­ся к не­му, ес­ли те­бе бу­дет что-то не­понят­но, или прос­то что­бы по­сове­товать­ся. − Гу­бы Вла­да раз­дви­га­ют­ся, де­монс­три­руя ис­крен­нюю сы­нов­нюю улыб­ку, и боль­ше он ни­чего не по­яс­ня­ет.

− Но как же это, сы­нок? Раз­ве это не твой дом? Мы с Ни­ной уже по­жилые лю­ди, ку­да ж нам та­кое бо­гатс­тво? − слы­шу доб­рый го­лос па­пы, и в гру­ди пе­рех­ва­тыва­ет от прос­то­ты, ко­торую не­сёт его ду­ша.

− Ни­чего, как-ни­будь при­вык­не­те, − Влад поч­ти сме­ёт­ся в эк­ран, но вот я улав­ли­ваю тот са­мый ред­кий блеск в его гла­зах, и му­читель­ная до­гад­ка на­чина­ет тер­зать ме­ня из­нутри.

− Но за­чем? Всё и так... − отец не ус­пе­ва­ет до­гово­рить, как Влад ос­та­нав­ли­ва­ет его на по­лус­ло­ве, про­ща­ясь.

− По­ка, пап. В сле­ду­ющий раз я поп­ро­шу сес­трён­ку, что­бы по­гово­рила с ва­ми, − про­щание от­ца я не слы­шу, Влад зах­ло­пыва­ет крыш­ку но­ут­бу­ка и смот­рит пря­мо на ме­ня.

Он не от­ве­тил на пос­ледний воп­рос от­ца, но я хо­чу, что­бы он от­ве­тил мне, по­это­му ког­да он про­тяги­ва­ет ко мне ру­ки, я бес­слов­но иду к не­му в объ­ятия и мо­мен­таль­но ока­зыва­юсь в коль­це го­рячих ла­доней, сжи­ма­ющих мою та­лию.

− Ты дол­го, − уко­риз­ненно шеп­чет он мне в жи­вот, гу­бами во­дя по тон­кой тка­ни то­пика.

− Смот­ре­ла на се­бя в зер­ка­ло, − го­ворю прав­ду и за­рыва­юсь паль­ца­ми в его во­лосы, от­тя­гивая его го­лову на­зад.

− Ло­жись, я вы­сушу твои во­лосы, − про­сит он, а сам уже спус­ка­ет по­лотен­це с мо­ей го­ловы и рас­пуска­ет влаж­ные во­лосы по ху­дым пле­чам.

− Сей­час я нас­толь­ко бе­зоб­разна, что ме­ня одо­лева­ют мыс­ли, ка­кого чёр­та ты де­ла­ешь ря­дом со мной, − по­вышаю го­лос и сры­ва­юсь на ру­гань.

− Уди­витель­но, но я сам не знаю, от­ве­та на твой воп­рос. Ох, у ме­ня по­яви­лось не­осу­щес­тви­мое же­лание, − ве­село вос­кли­ца­ет на мою нер­возность и оп­ро­киды­ва­ет ме­ня на кро­вать. − Ес­ли бы весь мир за­поло­нили бы та­кие же бе­зоб­разные су­щес­тва, как ты, я прев­ра­тил­ся бы в не­ис­пра­вимо­го ло­вела­са.

− Ты всег­да всё пе­рево­дишь в шут­ку, − пы­та­ясь изоб­ра­зить не­доволь­ство, ска­зала я, но во­дя но­сом по его шее, вды­хать его аро­мат и сколь­зить гу­бами по глад­кой ко­же од­новре­мен­но по­луча­лось пло­хо. По­это­му сдав­шись, я об­хва­тила его ру­ками и про­шеп­та­ла, слов­но сму­ща­ясь собс­твен­ных слов. − Ну и по­делом те­бе, ты − мой.

− Это имен­но то, что я хо­тел от те­бя ус­лы­шать, − от­ве­тил он, при­нима­ясь за суш­ку мо­их вы­мытых во­лос.

− Влад, а за­чем ты по­дарил кот­тедж от­цу? − вы­дер­жи­вая па­узу в мол­ча­нии, на­конец, ре­ша­юсь за­гово­рить в се­реди­не мас­сажной про­цеду­ры.

− Прос­то за­хоте­лось сде­лать ему при­ят­ное, − бесс­трас­тно от­ве­тил, но сде­лал это слиш­ком пос­пешно, от­ма­хива­ясь от неп­ри­ят­ной те­мы.

− Мне ка­жет­ся, ты его ско­рее по­разил, чем об­ра­довал, − про­дол­жаю нас­той­чи­во, рит­мично по­дава­ясь к ру­кам Вла­да, вы­тяги­ва­ющим мои пря­ди.

− Он свык­нется, и тё­тя Ни­на то­же, − не­наме­рен­но хо­лод­но бро­са­ет он, отс­тра­ня­ясь от ме­ня щи­том, ско­рее за­щища­ющим ме­ня от че­го-то, чем Вла­да от ме­ня.

− С чем, Влад? С чем они свык­нутся? − я вы­дёр­ги­ваю свои во­лосы из его рук, не за­думы­ва­ясь о воз­можной бо­ли и са­жусь нап­ро­тив не­го. Ос­то­рож­но прит­ра­гива­юсь к его ще­ке и смот­рю, как его гла­за мгно­вен­но зак­ры­ва­ют­ся, слов­но в сго­воре с ним, они хо­тят скрыть прав­ду от ме­ня. Неп­ри­ят­ную для ме­ня прав­ду.

− По­обе­щай мне кое-что, − про­шу сле­по, до кон­ца не об­ду­мывая ни од­но из сле­ду­ющих слов, ко­торые со­бира­юсь про­из­нести.

Он без­звуч­но ки­ва­ет, но ли­цо его ис­ка­жа­ет­ся, он зна­ет, о чём я бу­ду умо­лять его, а я нет. По­чему?

− Обе­щай, что ты про­дол­жишь су­щес­тво­вать в этом ми­ре, да­же ес­ли ме­ня в нём уже не бу­дет. − По­луча­ет­ся на од­ном ды­хании вы­гово­рить це­лую фра­зу, и не­от­рывно сле­дящие за сом­кну­тыми гла­зами Вла­да мои гла­за не­ожи­дан­но встре­ча­ют та­кое прон­зи­тель­ное не­пови­нове­ние и от­ри­цание.

Мы смот­рим друг на дру­га, и Влад рез­ко бе­рёт ме­ня за за­тылок, приб­ли­жая моё ли­цо мак­си­маль­но близ­ко к сво­ему, его ру­ка не­уло­вимо, не­понят­но лас­ка­ет мои во­лосы, спу­тывая их, де­ла­ет боль­но.

− Хо­чешь, что­бы я жил?

Гру­бо и жес­то­ко спра­шива­ет ме­ня. Я не в си­лах от­ве­тить, но он дёр­га­ет мои во­лосы, и я вы­нуж­де­на хо­тя бы кив­нуть, его ру­ка сра­зу же пе­реме­ща­ет­ся к мо­ей шее.

− А ты пред­став­ля­ешь, ка­ково это? Как это − жить без те­бя? Жить, зная, что те­бя не бу­дет ря­дом ни се­год­ня, ни зав­тра, ни­ког­да? Зна­ешь?

Он кри­чит мне свои воп­ро­сы в ли­цо, он впер­вые кри­чит на ме­ня.

− Я мо­гу прос­тить те­бе поч­ти всё. Поч­ти. Но не это. Не смо­гу прос­тить те­бе, ес­ли ты ос­та­вишь ме­ня. Слы­шишь? Ес­ли те­бя нет, то не бу­дет и ме­ня. По­няла?

− Вла­ад, − про­тяж­но про­шу его, на­де­ясь на снис­хожде­ние, но он не пе­рес­та­ёт смот­реть мне в гла­за, ожи­дая от­ве­та.

− Нет, Ми­ра, нет. В этот раз всё бу­дет по-мо­ему. Или так, или ни­как. Толь­ко так.

− Ты дол­жен быть где-ни­будь, − я уты­ка­юсь ему в грудь и на­чинаю пла­кать от бес­си­лия, впер­вые уве­рен­ная, что он не под­дас­тся. − Ты дол­жен быть, что­бы я уш­ла спо­кой­но, − я про­дол­жаю пла­кать, и мои ру­ки бь­ют его по обе­им сто­ронам в ту са­мую грудь, ко­торая без­мол­вно вы­носит все мои стра­дания и все мои слё­зы.

− Я бу­ду, ма­лыш­ка, бу­ду... Ря­дом с то­бой. − Он го­ворит неп­реклон­но, не при­нимая воз­ра­жений и не вни­мая мо­им до­водам.

− Ты ни­чего не по­нима­ешь, Влад, ни­чего не по­нима­ешь... − от­ча­ян­но шеп­чу я.

− И не хо­чу, ма­лыш... не хо­чу. У те­бя толь­ко один шанс сде­лать так, как хо­чешь ты. Толь­ко один. − Я на миг за­мираю, зас­тавляя и сле­зы свои за­мереть, а Влад от­ры­ва­ет ме­ня от сво­ей гру­ди и гла­дит моё ли­цо боль­ши­ми паль­ца­ми. − Вы­жить, лю­бовь моя. Жить.