Останови моё безумие

Глава 35

ВЛАД.

- Я раз­бу­дила те­бя? - Ми­ра ос­то­рож­но дви­га­ет­ся на кро­вати, при­жима­ясь к мо­ей спи­не грудью, ее хо­лод­ный под­бо­родок упи­ра­ет­ся в ям­ку на мо­ем пле­че, но я не по­нимаю это­го ее ти­хого го­лоса - в нем то­лика ра­зоча­рова­ния, кап­ли об­легче­ния и мно­го дет­ской оби­ды.

- Нет, - го­ворю. - Я хо­тел пить, - го­ворю. - Где ты бы­ла?

Ми­ра не от­ве­ча­ет, я нап­ря­га­юсь в ожи­дании, но я не жду от­ве­та, мне не хо­чет­ся слы­шать прав­ду, я не хо­чу, что­бы меж­ду на­ми наг­ро­мож­да­лась ложь.

Ми­ра тя­нет ме­ня за пле­чо, и я ло­жусь на спи­ну, слиш­ком по­дат­ли­вый для нее, как вер­ный пес для Маль­ви­ны. Она вска­раб­ки­ва­ет­ся на ме­ня, тя­жело и не­ук­лю­же - ее ру­ки ока­зыва­ют­ся слиш­ком кос­тля­выми и де­ла­ют боль­но из­ги­бам мо­их лок­тей, но­ги дос­та­точ­но длин­ны­ми, что­бы уда­рить по мо­им ко­леням, а мне сно­ва боль­но. Это про­тиво­ес­тес­твен­ное чувс­тво, но я не мо­гу от не­го из­ба­вить­ся, чем боль­ше я за­цик­ли­ва­юсь на фи­зичес­ких ощу­щени­ях, тем даль­ше от ме­ня го­лос сес­тры, обе­ща­ющий встре­чу дру­гому муж­чи­не.

- Я иду пить, - я да­же и сам не уве­рен в том, о чем го­ворю. Ми­ра лишь сог­ласно ки­ва­ет и на­чина­ет пог­ла­живать мою шею мяг­ки­ми, как шелк по­душеч­ка­ми паль­цев. Она по-преж­не­му ки­ва­ет, ког­да ру­ки ее не­навяз­чи­во пе­реме­ща­ют­ся на мою грудь, а сес­тра при­под­ни­ма­ет­ся и са­дит­ся на мои бед­ра.

- Иди, - нас­толь­ко бе­зэмо­ци­ональ­но, нас­коль­ко мож­но поз­во­лить се­бе в двус­мыслен­ности на­шей по­зы, раз­ре­ша­ет Ми­ра. - Я по­дож­ду те­бя, - ее го­лос пе­рехо­дит на ше­пот и я уже пре­датель­ски воз­бужден. - Это ни­чего, - сно­ва ее ше­пот с об­жи­га­ющей прип­ра­вой в ви­де лег­ких по­ер­зы­ваний на мо­ем па­ху.

- Нет. - Слы­шу свой го­лос, про­из­но­сящий этот ко­рот­кий от­вет, но я по­рядоч­но удив­лен проз­ву­чав­шей в нем ка­тего­рич­ности. Я поч­ти хо­чу ра­зоз­лить­ся - на се­бя, ведь я дол­жен прос­то по­гово­рить с ней.

- Нет. - Пов­то­ряю, на этот раз, мне ка­жет­ся, я дос­та­точ­но убе­дите­лен в том, что же­лаю прек­ра­тить даль­ней­шие по­пол­зно­вения ее те­ла.

- Я по­нимаю, - от­четли­во про­из­но­сит Ми­ра, ее го­лос сно­ва при­об­ре­та­ет твер­дый от­те­нок и те­перь сов­сем не по­хож на не­дав­ний лас­ко­вый ше­пот. Она не­от­рывно смот­рит в мои гла­за при на­шем ноч­ном и не­ожи­дан­ном раз­го­воре. Я сле­жу за огонь­ка­ми на дне рас­топлен­но­го шо­кола­да ее глаз, по­это­му за­кол­до­ван­ное при­кос­но­вение ее губ к мо­ей об­на­жен­ной ко­же нас­толь­ко вос­хи­титель­но неж­ное, что мне ста­новит­ся не­выно­симо боль­но от си­лы элек­три­чес­ко­го за­ряда прон­зивше­го нас­квозь мое нап­ря­жен­ное те­ло.

Единс­твен­ная фра­за, ко­торую я мо­гу вы­гово­рить без за­ика­ний: «Ты сво­дишь ме­ня с ума» - не дол­жна быть про­из­не­сена се­год­ня, по­это­му ее приг­ла­ша­ющий по­целуй и ос­таль­ные, все воз­раста­ющие темп ша­лос­ти ос­та­ют­ся не про­ком­менти­рован­ны­ми. Я пе­рес­таю соп­ро­тив­лять­ся внут­ренне­му го­лосу, пы­та­юсь за­душить на эти мгно­вения свою па­рано­идаль­ную ре­аль­ность, в ко­торой Ми­ра ухо­дит от ме­ня. Она не мо­жет, не дол­жна, но она де­ла­ет это - она чувс­тву­ет ме­ня. Она са­мос­то­ятель­но ос­во­бож­да­ет ме­ня от до­маш­них шта­нов и уз­ких бок­се­ров, я бла­годар­но сто­ну в ее рас­пу­щен­ные во­лосы, ког­да она на­конец при­гиба­ет­ся ко мне, что­бы на­ши гу­бы смог­ли слить­ся в спа­ситель­ном по­целуе, ог­ра­ничи­ва­ющем раз­го­вор­ные воз­можнос­ти на­ших язы­ков, при­нуж­дая их к не­ис­то­вому спле­тению.

Ми­ра...

Моя всеп­ро­ща­ющая и все­пони­ма­ющая сес­трен­ка вер­хо­водит мной, драз­нит ме­ня, поч­ти му­ча­ет, не спе­ша рас­ста­вать­ся с пос­ледни­ми час­тя­ми сво­ей пи­жамы. Я уг­ро­жа­юще прон­заю ее си­яющие рас­пу­щен­ностью и мной же вы­дан­ной ей все­доз­во­лен­ностью гла­за, но Ми­ра лишь по­бед­но ух­мы­ля­ет­ся, раз­ме­щая мои ог­ромные ла­дони на сво­ей дет­ской та­лии. Я вни­матель­но изу­чаю ее лу­чащий­ся це­лым ка­лей­дос­ко­пом эмо­ций взгляд и про­дол­жаю раз­ре­шать ей де­лать со мной все что угод­но.

Она вдруг прев­ра­ща­ет­ся в жа­лос­тли­вую, но греш­ную мо­нахи­ню: стыд­ли­во опус­ка­ет ве­ки, прик­ры­ва­ясь ка­пюшо­ном пу­шис­тых рес­ниц, не­надол­го вста­ет на ко­лени и вот она уже пред­ста­ет пе­редо мной вся та­кая чис­тая и не­запят­нанная - девс­твен­но-об­на­жен­ная.

- Я хо­чу те­бя... - го­ворят мои гу­бы, но сло­ва не по­кида­ют мое све­ден­ное су­доро­гой вос­хи­щения гор­ло. Я ви­жу, как Ми­ра при­под­ни­ма­ет­ся и опус­ка­ет­ся на мо­их бед­рах, ви­жу, как она от­кло­ня­ет го­лову на­зад и боль­ше не встре­ча­ет­ся со мной взгля­дом: ви­жу и боль­ше не ду­маю: ни о чем, кро­ме этой, та­кой же­лан­ной ми­нуты. Моя плоть − то раз­де­ля­ющая, то со­еди­ня­ющая нас, на ка­кие-то сок­ро­вен­ные мгно­вения пе­рес­та­ет при­над­ле­жать мне, пол­ностью ис­че­зая в Ми­ре. В мгно­вения − как сей­час, и тог­да мы прев­ра­ща­ем­ся в еди­ное су­щес­тво, не спо­соб­ное мыс­лить, не­разум­ное, и я бо­лее при­митив­ная часть это­го не­во­об­ра­зимо­го су­щес­тва, под­чи­нен­ная соз­на­нию Ми­ры, ра­но или поз­дно ов­ла­дева­ющую рас­судком и вос­ста­нав­ли­ва­ющую рав­но­весие в на­шем сим­би­озе.

- Влад. Влад... Влад! Влад, по­моги мне, - иг­ра­ющий на ок­та­вах го­лос, умо­ля­ющий ше­пот вгры­за­ет­ся мне под ко­жу с каж­дым но­вым вы­дохом мо­его име­ни из ее бла­гос­ло­вен­ных уст, но мое са­дист­ское же­лание из­му­чить лю­бимую пе­реве­шива­ет на­рас­та­ющее воз­бужде­ние и собс­твен­ное, уг­ро­жа­ющее − не­мед­ленно быть ис­полнен­ным, удов­летво­рение.

Из пос­ледних сил я ос­та­юсь аб­со­лют­но не­под­вижным внут­ри нее − в мес­те, где не­веро­ят­но теп­ло и у­ют­но, и так прек­расно, что пе­рех­ва­тыва­ет ды­хание и сги­ба­ет ди­аф­рагму кон­вертом. Но я неп­рекло­нен, от­тя­гивая наш об­щий мо­мент нас­лажде­ния, зас­тавляя ха­отич­но дви­гать бед­ра­ми свою ма­лень­кую сес­тру и в по­ис­ках не­об­хо­димой под­дер­жки цеп­лять­ся за мои нап­рягши­еся мыш­цы на ру­ках и за­пясть­ях.

- О Бо­же, Влад! Прек­ра­ти это! Я не вы­дер­жи­ваю, я... Нет-нет, по­жалуй­ста... Я прос­то хо­чу... я прос­то хо­чу. Не мо­гу боль­ше так!

И эти сло­ва...

Та­кие упо­итель­ные, от­кры­ва­ющие все за­печа­тан­ные биб­лей­ски­ми пе­чатя­ми зап­ре­ты в мо­ей ду­ше − в лю­бой дру­гой мо­мент на­шего бе­зуп­речно­го со­ития, в лю­бой дру­гой мо­мент на­шей не­запят­нанной люб­ви, но в мо­мент, ког­да я не отож­дест­вляю их с фра­зами из под­слу­шан­но­го те­лефон­но­го раз­го­вора. Боль­ше все­го же­лая, что­бы его ни­ког­да не бы­ло, боль­ше все­го жа­лея о не­воль­ном сво­ем при­час­тии к не­му.


Я за­мираю... Не­доволь­но и прис­кор­бно ос­та­нав­ли­ваю вся­кие дви­жения сво­его те­ла, вся­кие по­зывы ду­ши, при­зывая свой мозг вклю­чить­ся и пе­рес­тать же­лать её хо­тя бы в эту ми­нуту, но я не в си­лах сде­лать что-ли­бо. По­мимо про­чих бес­по­лез­ных мыс­лей о не­воз­можнос­ти сей­час за­кон­чить на­ше сме­шение взрыв­ной куль­ми­наци­ей, я прев­ра­ща­юсь в раз­мягчен­ный плас­ти­лин при всём не спа­да­ющем нап­ря­жении мо­его те­ла, каж­дой его час­тички. Ми­ра си­юми­нут­но улав­ли­ва­ет пе­реме­ну во мне, её ре­ак­ция оче­вид­на, она убыс­тря­ет свой су­мас­шедший га­лоп, она зах­ватни­чес­ки сцеп­ля­ет на­ши паль­цы, не ос­тавляя мне пу­тей к от­ступ­ле­нию, по­мимо мо­ей во­ли она шеп­чет и кри­чит, пе­реме­жая наг­рузку на го­лосо­вые связ­ки. Я слы­шу да­же её ко­рот­кие от­ры­вис­тые вздо­хи, нас­толь­ко глу­боко я пог­ру­жён в неё, во всех смыс­лах − до са­мой её су­ти.

Ми­ра го­ворит мне: «Влад...»

Ми­ра шеп­чет: «Люб­лю...те­бя»

Ми­ра кри­чит: «А­аах» и «Прос­ти»

И не­ожи­дан­но сти­ха­ет, всё за­кан­чи­ва­ет­ся, слиш­ком быс­тро, что­бы я смог вер­нуть­ся в лань её по­кой­но­го те­ла и от­речь­ся от сво­их по­доз­ре­ний и слиш­ком поз­дно, что­бы прос­тить ме­ня по-нас­то­яще­му, за всё.

Она ос­та­ёт­ся ле­жать на мне, слов­но не ды­шащая вов­се, по­ник­шая са­ма и при­ник­шая к впа­дин­ке на мо­ём пле­че, мер­но вы­пус­ка­ющая вы­дохи, ни­как не сос­тавля­ющие пол­но­цен­ное ды­хание, на мою пот­ную ко­жу. Я не­осоз­нанно гла­жу её по го­лове, пу­таю её и так не­пос­лушные пря­ди и жду. Че­го? Не знаю, прос­то чувс­твую, что она на­рушит на­ше мол­ча­ние на дво­их пер­вой.

И она де­ла­ет это.

− Ты не был со мной сей­час, мы не бы­ли вмес­те, как рань­ше, Влад, как всег­да бы­ли до это­го, − сес­тра не­надол­го за­мол­ка­ет, все­го на па­ру се­кунд, что­бы от­пустить ещё па­ру пу­зырь­ков уг­ле­кис­ло­ты из сво­их всё ещё го­рящих пос­ле ис­пы­тан­но­го ор­газма лёг­ких. − Ты на­пугал ме­ня. Ме­ня на­пуга­ла твоя от­чуждён­ность.

− Ни­чего не бы­ло, − вы­гова­риваю, сам не по­нимая: под­тверждаю её сло­ва, или от­ри­цаю.

Но Ми­ра го­ворит:

− Хо­рошо, − и тес­нее при­жима­ет­ся ко мне всем те­лом.

Я не­охот­но (ус­по­ка­иваю се­бя этим), но по-преж­не­му воз­буждён, да­же ещё силь­нее, моё фи­зичес­кое сос­то­яние дос­тавля­ет мне мас­су не­удобств, в об­ласти па­ха жгу­чий дис­комфорт, Она ря­дом. И Ми­ра про­дол­жа­ет пы­тать ме­ня, она го­ворит:

− Ты не смог ос­во­бодить­ся из пле­на вмес­те со мной, − го­лос её мя­гок, как лас­ка­ющий шёлк прос­ты­ней, она за­дум­чи­во об­во­дит ука­затель­ным паль­цем кон­ту­ры мо­их сос­ков, − Ты ведь по-преж­не­му там, где я ос­та­вила те­бя? Всё ещё ждёшь? Ме­ня? − мо­нолог этот по­хож на ис­по­ведь бе­зум­ной, жаль, что ве­ки её рев­нос­тно ох­ра­ня­ют ти­шину ис­кря­щих­ся глаз.

Я мол­ча вни­маю её сло­вам, пол­ностью вов­ле­чён­ный в вак­ха­налию зву­ка её го­лоса, она от­вле­ка­ет ме­ня от все­го на све­те, да­же от то­го, че­го я си­люсь и не мо­гу вспом­нить, ка­жет­ся, я дол­жен чувс­тво­вать оби­ду и злость на неё, хо­тя бы нем­но­го сер­дить­ся, но за что − для ме­ня рас­плы­ва­ет­ся в гус­том ту­мане её зав­ле­ка­юще­го бре­да. Она ис­кусно оп­ле­та­ет ме­ня па­ути­ной слов, уба­юки­ва­юще пог­ла­живая мои об­на­жён­ные пле­чи. Она на са­мом де­ле хо­чет, что­бы мы прос­то зас­ну­ли вмес­те, что­бы под­крав­ше­еся ут­ро не мог­ло прос­ле­дить за­кан­чи­ва­ющу­юся раз­де­литель­ную чер­ту меж­ду на­ми и сол­нце лишь тёп­лое на зим­нем рас­све­те при­няло нас за од­но су­щес­тво, то са­мое, в ко­торое мы не смог­ли об­ра­тить­ся этой ночью.

Но я не мо­гу так.

Я оп­ро­киды­ваю её на кро­вать по­доб­но зве­рю, слиш­ком дол­го вы­жидав­ше­му свою бед­ную не­вин­ную жер­тву. Удер­жи­ваю сна­чала её хруп­кие пле­чи дву­мя ру­ками, а за­тем спус­ка­юсь к за­пясть­ям, не по эро­тичес­ко­му сце­нарию, но по собс­твен­ной при­хоти приг­вождая их по обе­им сто­ронам от её рас­прос­тёрто­го те­ла, та­кого же, хруп­ко­го, как и ма­лень­кие пле­чи, как и не­ес­тес­твен­но тон­кие для взрос­ло­го че­лове­ка за­пястья.

Я знаю, знаю, что ги­пер­тро­фирую свою неж­ность к сес­тре, знаю, что ат­ро­фирую ра­зум на­чис­то, не ос­тавляя кра­еуголь­ных ос­колков со­вес­ти, но та­кова моя лю­бовь, да­же сей­час, ког­да я неп­ри­выч­но груб с Ми­рой и за­думы­ва­юсь лишь о собс­твен­ном удо­воль­ствии, ко­торое по ка­кой-то при­чине, чу­додей­ствен­но за­бытой в эти се­кун­ды, ос­та­лось не­удов­летво­рён­ным.

Ми­ра смот­рит на ме­ня ши­роко рас­кры­тыми гла­зами, не пря­чет­ся под плё­ноч­ка­ми век, не об­ма­хива­ет­ся ве­ером рес­ниц, смот­рит пря­мо: ис­крен­не и не­удив­лённо. Её взгляд бу­дора­жит мою кровь, ко­торая, ка­жет­ся, и так мчит­ся со вто­рой кос­ми­чес­кой ско­ростью по про­водам взду­ва­ющих­ся из-под ко­жи вен. И я втор­га­юсь в неё: она не соп­ро­тив­ля­ет­ся. Я чувс­твую под­созна­тель­но и вов­не, что всё в по­ряд­ке, но по-дру­гому, не так по-дру­гому, как в пер­вый раз нес­коль­ки­ми ми­нута­ми, нес­коль­ки­ми рыв­ка­ми в неё ра­нее, прос­то ина­че.
Уже не дер­жу её, сцеп­ляю на­ши паль­цы в за­мок и ухо­жу глуб­же в неё, на са­мое дно вмес­те с ней...

Я шеп­чу ей сло­ва, не пом­ню их, но шё­пот, мой шё­пот от­чётли­во раз­но­сит сви­детель­ни­ца-ночь и её вер­ный ко­мен­дант − ве­тер. Он за ок­ном, но в ти­шине вдо­хов и вы­дохов, собс­твен­ных сто­нов и не мор­га­юще­го взгля­да сес­тры, мол­ча­ливо­го, ти­хого, нес­лышно­го, не­ося­за­емо­го, я ощу­щаю его в этой ком­на­те.

На­ши те­ла: моё − слиш­ком раз­го­рячён­ное и не­нор­маль­но пот­ное, с неп­ре­рыв­но ска­тыва­ющи­мися меж­ду на­ми кап­ля­ми ис­па­рины боль­но­го, ко­им я и ощу­щаю и чувс­твую се­бя, и яв­ля­юсь; и её − со­вер­шенс­тво гре­чес­кой ста­туи, нед­ви­жимой бо­гини, поз­во­ля­ющей ис­тя­зать се­бя лас­ка­ми, ко­щунс­твен­но к это­му пос­ледне­му сло­ву люб­ви.

− Ещё нем­но­го, Ми­ра, по­тер­пи ещё нем­но­го, − от­че­го-то я слы­шу эти сло­ва, на­вер­ное, по­тому что де­лаю сес­тре боль­но и ви­на за свой пос­ту­пок, где-то теп­лится на зад­ворках мо­его соз­на­ния. Я не пом­ню при­чины сво­его по­веде­ния, но что-то де­мони­чес­кое на­шёп­ты­ва­ет мне пра­виль­ность мо­их дей­ствий, по-преж­не­му на­зыва­емых лю­бовью зве­ропо­доб­но­го су­щес­тва.

Су­ровый про­курор в об­ли­ке ис­кря­щего­ся в стёк­лах не­зана­вешен­но­го ок­на сне­га, ос­ве­ща­ет мои бе­зум­ные па вов­нутрь и из­вне, мой без­зу­бо, чёр­ной ды­рой рас­кры­тый рот и под­ра­гива­ющие гу­бы, мои бе­шеные гла­за, не уме­ющие отор­вать­ся от гип­но­тичес­ко­го взгля­да сес­тры. Я дви­га­юсь, ка­жет­ся уже веч­ность, не­насыт­но и гру­бо втал­ки­ва­ясь в неё так глу­боко, как соз­да­ла про­тив­ная мне при­рода и нас­лажда­юсь собс­твен­ной жи­вот­ностью и собс­твен­ным спо­собом мще­ния за не­ожи­дан­но вспом­ненный ноч­ной раз­го­вор, за не­тер­пе­ливые нот­ки в го­лосе Ми­ры. Я вы­хожу рез­ко толь­ко лишь для то­го что­бы сно­ва вой­ти с ещё боль­шим эн­ту­зи­аз­мом ис­сле­дова­теля.

− Ещё нем­но­го, Ми­ра, обе­щаю, ещё нем­но­го, − я наг­ло вру сес­тре, не­уве­рен­ный, что это ког­да-ни­будь за­кон­чится, на са­мом де­ле за­кон­чится сей­час.

− Нем­но­го, − зер­каль­но от­кли­ка­ет­ся сес­тра, хо­тя её гу­бы ед­ва ше­велят­ся при этом, − нем­но­го... − пов­то­ря­ет за мной рас­се­ива­ющим­ся эхом её го­лос.

Я не за­мечаю, но ока­зыва­ет­ся не­от­рывно сле­жу за гла­зами сес­тры, так же не­насыт­но по­жира­ющие моё собс­твен­ное ли­цо, я си­люсь про­читать в них ка­кое-ли­бо вы­раже­ние, ка­кую-ни­будь жал­кую эмо­цию, но тщет­но, слов­но пе­редо мной мра­мор­ное из­ва­яние: Ми­ра хо­лод­на и без­ра­дос­тна.

Но я вновь оши­ба­юсь...

Нич­то не веч­но, и ме­ня мед­ленно нак­ры­ва­ет су­мас­шедшей вол­ной бла­жен­но­го раз­ры­ва на ато­мы, и ког­да пик уже сов­сем бли­зок, на ме­ня вдруг на­каты­ва­ет пе­чаль вмес­те с не­пов­то­римым, не су­щес­тво­вав­шим до­селе мо­мен­том счастья. Ди­кое же­лание осы­пать сес­тру бла­гос­тны­ми, це­ломуд­ренны­ми по­целу­ями зах­лёсты­ва­ет, и по сло­гам вы­дыхая смеж­ное со мной её имя:

«Ми−рос−ла−ва»

в раз­ме­тав­ши­еся по по­душ­ке каш­та­новые во­лосы, я пы­та­юсь пой­мать её взгляд ещё раз: ища одоб­ре­ния, под­дер­жки, сог­ла­сия, роб­ко­го взма­ха её рес­ниц.

Но она ис­тинный ан­гел, не­запят­нанный ан­гел мо­ей по­роч­ной люб­ви − Ми­ра се­кун­ду на­тяну­тая как ги­тар­ная стру­на, силь­нее вжи­ма­ет­ся в кро­вать, зап­ро­киды­вая го­лову и ши­ре при­от­кры­вая за­алев­шие спе­лой виш­ней гу­бы. Гла­за её при этом сно­ва от­те­нены пер­ла­мут­ром век и обод­ком изог­ну­тых рес­ниц − ей так хо­телось со­еди­нить­ся со мной в этом без­рассуд­ном тан­це, так же­лан­но бы­ло раз­де­лить со мной куп­лет из бе­зум­ной пес­ни, что она воз­неслась вмес­те со мной к не­дос­тупным не­бесам рая, спус­ти­лась вслед в ог­ненную пу­чину зас­лу­жен­но­го ада. Под­ня­ла те­перь ус­тавшие ве­ки и улыб­ну­лась: вер­ну­лась ко мне, в на­ше скром­ное чис­ти­лище.

У нас ос­та­валось ещё два ча­са, два ча­са до пол­но­го и без­воз­врат­но­го нас­тупле­ния жес­то­кого дня, приз­ванно­го разъ­еди­нить нас, два ча­са до при­хода де­ревен­ско­го ут­ра со скре­жетом ка­литок и шар­кань­ем по за­леде­нело­му крыль­цу, до друж­но­го хо­ра пе­тухов и зво­на пус­тых вё­дер, до ми­лого, бес­пардон­но­го хо­хота со­седа и дет­ско­го виз­га с бли­жай­ше­го дво­ра. Два ча­са ти­шины и брат­ско-сес­тринских объ­ятий.

Мы ле­жали нап­ро­тив друг дру­га и спле­тались лишь на­ши ру­ки и выс­ту­па­ющие ко­лени, мы мол­ча смот­ре­ли друг на дру­га, не стес­ня­ясь неп­рикры­той на­готы и толь­ко что выт­во­рен­ной лю­бов­ной ли­хорад­ки.

− Ли­зина свадь­ба бы­ла за­меча­тель­ной, да? − про­шеп­та­ла Ми­ра, всё так же иг­рая боль­шим паль­цем по мо­ей ла­дони.

− Да, − для убе­дитель­нос­ти я ки­ваю, по­водя ще­кой по мя­той по­душ­ке.

− Фей­ер­верк и торт, мо­ре шам­пан­ско­го и мед­ленные тан­цы, и ве­сёлые. Под­ве­неч­ное платье и об­ру­чаль­ные коль­ца. Друзья и родс­твен­ни­ки с обе­их сто­рон, бес­числен­ные поз­драв­ле­ния и ра­дость, ра­дость аб­со­лют­но на всех ли­цах гос­тей. "Горь­ко" и по­целуи.

Ми­ра за­мол­ча­ла, я нах­му­рил­ся: мы не го­вори­ли о свадь­бе сес­тры имен­но по этой при­чине, по обо­юд­но­му, нег­ласно­му мол­ча­нию. Мне не хо­телось де­лать ей боль­но по­доб­ны­ми раз­го­вора­ми, неп­ре­мен­но стал­ки­ва­ющи­ми нас с ок­ру­жа­ющей нас дей­стви­тель­ностью − ин­цеста.

Она улыб­ну­лась, сна­чала не­уве­рен­но и нес­ме­ло, слов­но угол­ки её губ и прав­да прев­ра­тились в гип­со­вые чёр­точки, но по­том ши­роко и ра­дос­тно, с глу­биной тай­но­го зна­ния, пос­тигну­того толь­ко ей од­ной.

− Но мне не на­до все­го это­го, по­нима­ешь? − она выс­во­боди­ла свою ру­ку из мо­его зах­ва­та, а я и не за­мечал, что креп­ко сжи­мал её паль­цы. Ми­ра при­ложи­ла ма­лень­кую ла­дош­ку к мо­ей ще­ке и вы­води­ла на ней за­кол­до­ван­ные кру­ги. − У ме­ня есть ты и боль­ше­го не же­лаю, по­нима­ешь?

Я за­кивал, слов­но не­ради­вый ма­лыш, прид­ви­нул её к се­бе бли­же и при­жал­ся к её ще­ке сво­ей.

− Мне то­же, − на­конец по­лучи­лось у ме­ня ска­зать внят­но. − Мне дос­та­точ­но те­бя од­ной и пусть не бу­дет боль­ше ни­чего. Я сог­ла­сен. − Я отс­тра­нил­ся, что­бы про­вес­ти боль­шим паль­цем по её ще­ке и заг­ля­нуть в её тёп­лые ка­рие гла­за, так боль­но схо­жие с мо­ими. − Сог­ла­сен, что­бы у те­бя не бы­ло во­об­ще ни­каких плать­ев, а ещё луч­ше, во­об­ще ни­како­го белья. − Её гла­за по­весе­лели и рас­ши­рились в прит­ворном воз­му­щении. − Что­бы у те­бя под ру­кой не бы­ло да­же са­мой про­худив­шей­ся тря­пицы, и скрыть­ся от жад­ных взгля­дов ты мог­ла толь­ко мной.

Ми­ра хлоп­ну­ла ме­ня по пле­чу в на­каза­ние, во вто­рой раз я пой­мал её лов­кую ла­дош­ку и по­цело­вал неж­ную ко­жу по­сере­дине, не от­ры­вая глаз от её раз­ру­мянив­ше­гося ли­ца. Не­ожи­дан­но креп­ко об­нял, раз­гля­дев оса­док грус­ти в мел­ких кра­пин­ках зрач­ков, всё боль­ше при­жимая к сво­ему те­лу, к сво­ей гру­ди.

− Прос­ти, что у нас это­го не бу­дет, Ми­ра, прос­ти, что у те­бя это­го не бу­дет. Но я люб­лю те­бя силь­нее, силь­нее, чем под­ска­зыва­ет со­весть, и силь­нее, чем за­топ­ля­ет рас­су­док, по­нима­ешь?

Она за­кива­ла в моё пле­чо и поз­во­лила ма­лень­кой сле­зин­ке ска­тить­ся по мо­ей гру­ди. Сты­дясь то­го, что жа­ле­ет, жа­ле­ет о том же, о чём жа­лел и я, о том, что не мо­гу наз­вать её сво­ей же­ной, не мо­гу по­цело­вать при друзь­ях под одоб­ри­тель­ные ок­ри­ки, и поп­ро­сить ру­ки у ро­дите­лей. Не мо­гу зас­тегнуть мол­нию ЕЁ под­ве­неч­но­го платья.

− Тшш, лю­бимая, тшш, − «прос­ти сес­тра, прос­ти».