МИРА.
Приняв душ и расчесав волосы, которые потихоньку начали отрастать, я улеглась в тёплую постель, уже порядком отморозив ноги, прохаживаясь босиком по кафелю в ванной, поэтому замоталась в одеяло как в кокон. Сон совершенно не спешил отправлять меня в царство Морфея и мою голову незамедлительно атаковали более живые мысли, в частности меня очень интересовало, как так вышло, что я попросила маму с папой вернуться. Не знаю, слова просто слетели с моих губ, я даже не думала об этом, и только когда я произнесла их вслух, поняла, что не хочу уезжать, не хочу возвращаться в свой дом. Потому что он пустой и холодный, потому что там никто не будет спрашивать, чего хочу я, никто не будет восхищаться моими картинами, и спешить пообедать именно со мной, там будут только бесконечно жалеть меня, когда мне будет необходимо сочувствие. И пусть я до сих пор отторгаю мысль, что Влад мой родной брат, я должна признаться, что буду скучать по нему, мне будет не хватать в том, моём маленьком доме, именно его. Мы только-только начали с ним сближаться, но он незримо пытался меня поддержать на протяжении всего времени, что я нахожусь в его доме, взять хотя бы его глупую выходку с подкарауливанием меня во время мытья посуды, - на губах невольно заиграла улыбка при воспоминании об этом. Он выглядел таким задумчивым сегодня, когда я спросила его об этом, меня так отвлёк его взгляд, что я забыла спросить у него о картинах, которые заметила утром. Всё равно. Я подарила их ему, значит, он может делать с ними всё что угодно, хоть выбросить...
«Такой смешной, он даже не умеет чистить картошку!»***
Проснулась я на удивление поздно, отчего-то перед глазами бегали белые назойливые муравьи, но сердце меня не беспокоило, оно билось ровно и правильно, значит, просто во сне голову обо что-то ударила, даже самой стало смешно от такого предположения. Я поплелась в ванную и умылась ледяной водой, хотя пальцы жутко замёрзли от этой процедуры. Всё ещё морщась, я вышла из своей комнаты и отправилась по направлению к гостиной, затем вспоминая, что вчера мы решили временно переместить столовую на кухню, я развернулась и пошла туда. На кухне разворачивалась следующая картина – Влад с Лизкой мирно поглощали свой завтрак, омлет с гренками и совсем не разговаривали друг с другом. Но почему никто из них не разбудил меня? И почему я проспала завтрак?
- Мира! – наконец, брат заметил меня. – Выспалась?
- Мирок, ты встала?! Мы решили не будить тебя. Ты выглядела такой... ммм...безвредной. – И Лизка начала сотрясаться от хохота.
- А кто приготовил завтрак? – спросила я, не обращая внимания на Лизкины шуточки.
- Конечно же, я! Ежу понятно, что наш братик не в силах даже плиту включить, - получила я развёрнутый ответ на свой вопрос.
- Нам пора, – сухо вставил Влад, поднимаясь со своего стула.
- Ага, сейчас. Мирок, я оставила тебе омлет с тостами, поешь обязательно. – Лизка чмокнула меня в щёку и пошла, надевать свои сапоги. Брат как-то странно застыл на месте, бегая взглядом по кухне, потом так же странно вздохнул и вышел.
- Пока, - бросил он, не оборачиваясь, мне даже стало немного обидно.
После звука захлопывающейся двери, я вымученно вздохнула, ещё один день в одиночестве, и села завтракать. Бесцельно ковыряясь в тарелке и нервно разламывая тост на кусочки, мне так и не вспомнилось для чего я сижу за столом, поэтому я тут же встала и опрокинула оставшуюся еду в мусорное ведро, убрала со стола и вымыла посуду. «Сегодня уж точно не следует ждать брата на обед, тем более, судя по его прощальному взгляду, наполненному холодом Арктики, тащиться за тридевять земель, чтобы пообедать с сестрой в его планы явно не входит».
С самого пробуждения чувствовала себя неважно, частые и незапланированные засыпания, быстрая утомляемость и не проходящая усталость – это однозначные симптомы, тревожные звоночки, в копилку которых прибавилось сегодняшнее просыпание. Нужно срочно переключить мысли, нужно перестать думать о своей слабости, - рисовать, только за мольбертом я смогу перевести дыхание и перенестись в другую реальность, где я не такая болезненная, а мир не давит на мои хрупкие плечи своей безоговорочной непоколебимой твёрдостью. Я проплыла в свою комнату, чётко ощущая, как не хватает воздуха в груди, несмотря на мороз, ударивший ночью, отключила отопление в спальне и распахнула окно, до вечера я успею придти в норму, поэтому нужно предотвратить головокружение и принять таблетки. Только после всех манипуляций, проделанных с целью не допустить очередной приступ, я надёжно расположилась на стуле возле мольберта, укутавшись в тёплый плед, достаточно будет того, что пронизывающий ветер будет трепать мои волосы и охлаждать разгорячённое лицо. Как обычно в моменты особенно настойчивых проявлений моей болезни, я рисовала с завладевающим мою душу упоением, целиком охваченная идеей изобразить боль, грустно и неуместно. Почти все мои картины несут в себе отпечаток страдания и печали, но по-другому я не умею, не могу рисовать того, что не чувствую, через что, не прошла сама. А боль, это самое близкое мне, самое постоянное, что всегда присутствует и ведёт меня по жизни. Слишком много серых оттенков, слишком резкие мазки, слишком сильно надавливаю на грифель, выводя очередной контур, слишком много «слишком». Не замечаю, как начинаю дышать прерывистей и чаще, как сжимаю свободную руку в кулак, а губы закусываю до крови, глаза начинает застилать пелена, но нет, это не обморок, просто слёзы, которые непроизвольно наполняют иссушенные глаза, и медленно прокладывая дорожки по бледным щекам, устремляются вниз. Даже не пытаюсь стереть их следы или прекратить молчаливые рыдания, знаю, почему плачу и знаю, почему не могу остановиться - бессилие..., собственное бессилие....
ВЛАД.
Отупение, наступившее от слов Миры, с неохотой прощалось со мной, сопровождая меня до самых врат царства Морфея, и даже засыпая, не мог до конца осознать случившееся. Мира не желает поскорее избавиться от моего присутствия, как это было вначале, она приняла и поняла меня. А я проклятый извращенец! – это было моей последней мыслью перед полным погружением в сладкое небытие на ближайшие восемь часов.
Утро было безрадостным, я проснулся помятым и нервным как после отменного похмелья, мысли в моей голове отказывались выстроиться во что-то складное, беспорядочно роясь в измученном мозгу. По привычке принял контрастный душ, чтобы расслабить напряженный разум и взбодрить уставшее тело, переоделся и уложил взъерошенные волосы гелем. На меня из зазеркалья смотрело моё отражение, более удачливая копия Калнышева Владислава Сергеевича - большая часть этих звуков, составляющая моё имя удивительным образом идентична с именем моей любимой женщины, потому что она моя собственная сестра. Кривая ухмылка, на миг появившаяся в отражении при виде своего безупречного лица, погасла и на смену её, в глазах поселилась столь привычная в последнее время тоска, нескончаемая, безнадёжная...
Встал я сегодня раньше обычного, поэтому дом был погружён в фантастическую тишину, не испорченную ненужными, лишними звуками, тишину, не давящую, не угнетённую, но утекающую с каждым пройденным кругом секундной стрелки, приближая момент пробуждения. Спустившись вниз, поддался неконтролируемому, безотчётному порыву и проскользнул в комнату Миры, даже не задумываясь об оправдании, если застану её проснувшейся.
Нет, она всё ещё спит, сладко и безмятежно, хотя между бровей пролегла тревожная морщинка. О, как же мне хотелось дотронуться до неё, разгладить эту невинную складочку, которая умиляет и совсем не делает её хмурой, но я не могу, не должен. Обречённо опускаюсь на корточки у изголовья, и в оцепенении сжимаю руки в кулаки, чтобы невзначай не прикоснуться к самому желанному человечку в этом мире.
Несколько мгновений подарил себе и своему воспалённому воображению, бездумно растрачивая минуты на созерцание совершенства, что не подозревало о моём присутствии в своей комнате. Боже, что я творю, я же обещал, что буду хорошим братом, что выброшу из своей головы эту греховную ересь, тем более, сейчас, когда её доверие ко мне возросло настолько, что я боялся мечтать. Уже совсем скоро она будет искренне любить меня как брата, а я извращаю свою любовь к ней до безумия.
Нет, всё приснилось, я навыдумывал себе всякие глупости и, думая о них постоянно раздуваю проблему из пустяка. Я тоже люблю Миру как брат, только как брат, просто я заметил её красоту, привлекательность, обаяние, детскую непосредственность, это всё объяснимо, мы не росли вместе, это скоро пройдёт, теперь, когда мы с ней больше общаемся, я буду относиться к ней иначе, правильно и не предосудительно. Слишком резко поднялся на ноги и направился к двери, только выходя, обернулся, будто боясь, что передумаю и останусь, или того хуже выброшу принятые решения из головы и буду упиваться непрекращающейся ломкой, не отказываясь от наркотика, но и не осмеливаясь повысить дозу.
На кухне наткнулся на Лизку, очень быстро справляющуюся с приготовлением завтрака, благо она не заметила, как я вышел из комнаты сестрёнки, но после банального «доброго утра» я поведал ей об этом сам.
- Мира ещё спит, заходил разбудить её, но передумал, - криво усмехнулся, пытаясь шутить, - ей в отличие от нас не надо спешить на работу, так что, пусть хоть кто-то наслаждается сонными грёзами.
- Понятно, - осталась безучастной Лизка.
- Ты, вообще, как к яичнице относишься? - спросила она меня, через некоторое время, раскладывая омлет по тарелкам.
- Нормально, я вообще к еде отношусь нормально, - пытался я шутить и отвлечь себя от неприятных мыслей.
Лизка больше не задавала вопросов, и молча, принялась за свою порцию омлета. Это выглядело, по меньшей мере, странно – неразговорчивая Лиза претендует на премию в номинации «Шок года». Но я и сам не стремился к разговорам, не давая себе при этом возвращаться мыслями к сестре, поэтому единственное и надо заметить - правильное, было подумать о проблемах своей фирмы, о том, о чём мне и следовало думать до полного разрешения ситуации. Без особого удовольствия я запихивал внутрь себя содержимое своей тарелки, нервно поглядывая на мобильный телефон, который упорно молчал, находясь в мёртвом состоянии, на краю кухонного стола. Лизка хоть и молчала, но на лице её играла беззаботная улыбка – моя старшая сестрёнка как всегда довольна жизнью, она просто дышит оптимизмом и жизнелюбием, которое в последнее время надумало со мной распрощаться. Бесконечный поток ненужных мыслей прервал самый желанный для меня голос, но я вздрогнул от неодолимого трепета внутри себя.
- Выспалась? – единственное, что могли выговорить мои губы, не причиняя мне боли. Ответа не последовало, Лизка оживилась и принялась подшучивать над сестрёнкой, интересно называя ту «Мирком». «Мирок» - в исполнении сестры это прозвище звучало до жути нелепо, но мне нравилась ассоциация имени сестрёнки с «миром». Она и вправду, незаметно для меня самого, наравне с моей больной привязанностью также концентрировала в себе весь мир. С безумным желанием обладания её телом, с каждой уходящей секундой я ощущал возрастающую жажду завладения её душой. Так, СТОП Влад! Остановись! Ты не держишь слово, перестань думать подобное о своей СЕСТРЕ! Глаза моментально потухли от отрезвляющих мыслей, говорить ещё что-либо я был не способен физически, поэтому молча, наблюдал за беседой сестёр. Но надолго меня не хватило, собственное молчание угнетало меня больше, чем дурные мысли.
- Нам пора, - пробубнил я, еле выдавая звуки не своим голосом. Лизка начала суетится над завтраком для Миры, а я отсчитывал секунды до того момента, когда покину эти надвигающиеся на меня стены. Не осмеливаясь посмотреть на Миру, чтобы не сломать неокрепшее решение оставаться адекватным человеком, только на выходе бросил едва слышное «Пока». На какие мысли толкнёт Миру мое непонятное поведение, я не знал, но на данный момент не мог вести себя по-другому, ощущая, что нахожусь в засасывающей меня трясине из неестественных для брата чувств, по пояс, ещё чуть-чуть и у меня не будет, ни единого шанса на спасение. Или я обманываю себя, и этот шанс давно упущен, а я безнадежен?
Лизка устроилась на переднем сидении рядом со мной, по её чрезмерно сияющему лицу я быстро сообразил, что сестра не собирается продолжать роль «неразговорчивой Лизы», поэтому приготовился к прослушиванию очередного гениального монолога, внутренне, даже радуясь Лизкиной нескончаемой словоохотливости, способной меня отвлечь. Но сестра начала разговор о том, что совершенно не имело цели переключить мои мысли с Миры на что-либо другое, потому что Лизе понадобилось говорить именно про сестру.
- По-моему у вас с Мирой налаживаются отношения, - сделала она очевидное предположение, вполне себе серьёзно подразумевая нас как брата и сестру.
- Вроде как, - выдавливаю из себя безобидный ответ.
- Значит, Мирка опомнилась, - констатировала Лиза, а я поморщился, снова она коверкает имя сестрёнки, из-за этого прослушиваю её слова.
- Что?
- Мира по природе не самый дружелюбный человек на планете, - просвещает меня Лиза, - поэтому неудивительно, что сестренка, столько времени вела себя по-хамски с тобой. И я даже не знаю, что могло послужить причиной её выздоровления.
«Её болезнь, её болезнь была причиной, как ты выразилась, её выздоровления, какая ирония, но об этом говорить с Лизой я не собирался, всё ещё помнил про слово, данное Мире».
- Думаешь, взрослеет? – спросила Лиза у меня, продолжая строить догадки.
- Честно, не знаю, просто рад, что мы с ней больше не в конфликте, - правдиво ответил я.
- Да, я тоже, папа с мамой тоже будут рады, когда вернутся, - согласилась она, напоминая ещё и про вчерашнее происшествие.
- Думаешь, они согласятся? – осторожно перевожу тему на родителей, хотя на свой вопрос заранее знаю ответ.
- Конечно, это же Мира попросила, - с какой-то обидой в голосе отвечает сестра, но через секунду я слышу её уже ровный голос,- в конце концов, они и сами понимают, что так будет правильней. Они оба уже на пенсии, их там ничего особо не удерживает, ремонт в такую погоду невозможен, дом до весны не развалится, так, что спешить некуда, - чуть помедлив, она добавила, - да и они очень тебя полюбили. Я пытаюсь улыбнуться, доводя смысл её слов до своего разума, но выходит не особо удачно. Дальше мы едем, молча, после такого откровения, я не могу заставить себя говорить о чём-то отвлечённом, а продолжать говорить о нашей семье кажется кощунством с моей стороны.
Подвожу сестру до не совсем респектабельного здания, но зато, выделяющегося на весь квартал своей индивидуальностью, трёхэтажное строение было точной копией теремка из одноимённой сказки. Он напоминал о детстве своим посетителям, но не мне, моё детство не было таким радужным, в нём не было сказок, как и не было сказки о теремке. Эта особенность фирмы, где теперь работала моя сестра надолго не засела в моей голове, отчасти, потому что я поспешил отогнать мысли навевающие мне не самые приятные воспоминания из моего прошлого. Поэтому одарив сестру довольно сухим прощанием, я развернул свой внедорожник и отправился по заученному маршруту на место своей работы – в собственную компанию.
Оставаясь один в своей машине, я не давая себе времени на размышления надел наушник и позвонил Максу, чтобы узнать как обстоят дела со вчерашнего дня.
- Макс?
- Да Владислав Сергеевич, я слушаю.
- Я уже подъезжаю, подожди меня в моём кабинете, представишь мне отчёт о проделанной тобой работе за вчерашний день, – звучало настораживающе, но я заранее был уверен, что парень отлично справляется со своей работой.
- Хорошо, Владислав Сергеевич, сделаю, как вы сказали, – услужливо ответил мне мой заместитель.
- И ещё Макс, Павел Дмитриевич что-нибудь просил передать?
- Нет, Владислав Сергеевич, он не возвращался на фирму после вашего ухода.
- А сейчас он где?
- Сегодня он ещё не приходил, – как-то виновато ответствовал парень, совершенно не воспринимая занимаемой им должности.
- Хорошо. Я отключаюсь. – Помешкав с наушником и с закравшимися мыслями о звонке сестрёнке, я, избегая соблазна, отбросил его в сторону. Мимолётно бросая взгляд в зеркало заднего вида, и ловя себя на мысли, что продолжаю хмуриться с момента отказа от решения позвонить Мире, обречённо вздохнул. Удивительно, но гнетущие мысли о надвигающейся и в данный момент нависающей над моей фирмой и непосредственно моей репутации опасности не задерживались в моей голове больше нескольких секунд, а нескончаемые думы о сестре не желали прекращать роиться в оскудевающем до размышлений об одном человеке разуме. Я был полностью зациклен на Мире, устав бороться с самим собой, точнее со своей испорченной до запретной любви к сестре, частью, я смирился, отпуская на волю сердце, пообещав, что только вдали от Миры позволю себе думать о ней. Припарковав чёрный, как и моё ухудшившееся с утра настроение, джип на его законное место, я неспешно вошёл в самораскрывающиеся двери, проигнорировав заинтересованные взгляды в сторону своей персоны, направился к лифту. Небольшая кабина предполагала вместимость до двенадцати человек, но сегодня я был эгоистом, нажимая на кнопку отправки лифта перед самым появлением своих сотрудников, и отправляясь в путешествие наверх на девятый этаж в гордом одиночестве. Устало облокачиваясь о стену, не могу остановить процесс увеличения подавленности своего состояния, толком, не соображая, почему именно сегодня, чувствую себя особенно паршиво, вымученно опускаю веки, даже не пытаясь взбодриться перед выходом из кабинки. Не замечая настороженных взглядов и несмелых приветствий, прямиком прохожу сквозь длинный коридор в свою обитель, в поисках уединения, на ходу отметая мысль, что там меня дожидается мой заместитель.
- Владислав Сергеевич, - парень, завидев меня, вскакивает со стула, и торопиться поздороваться, - Доброе утро!
- Да Макс, присаживайся, - вышло устало и осипшим голосом, утро для меня явно не имело добрых признаков. – Что у тебя там? – задал ему вопрос, совсем забыв, что сам попросил дождаться меня с отчётом.
- Я принёс отчёт, Владислав Сергеевич, - уведомил меня мой служащий.
- Хорошо, - выдохнул я, безнадёжно массируя виски рукой и проваливаясь в кресле, - я внимательно тебя слушаю.
- В принципе, я всё уладил с персоналом, - уверенно начал он вводить меня в курс дела, с Максом всегда так, в обычном разговоре он всегда остаётся скукоженным, а рабочий диалог приводит его в деловую готовность и в голосе проскальзывают твёрдые нотки. – Как я уже говорил, Павел Дмитриевич, не появлялся на фирме со вчерашнего утра, но он просил передать через вашего референта, что свяжется непосредственно с вами лично, когда у него будут хорошие новости. – Мой заместитель выдержал паузу, давая мне времени обдумать сказанное, а может, ожидая моей реакции, но продолжил. - Все относительно успокоились после селекторного совещания, фирма, что предъявляет нам обвинения и счёт, пока молчит, точнее, сохраняет затишье, нам не удалось ничего узнать о конкурентах и их предполагаемом вмешательстве в это дело. Хорошая новость - пресса и интернет не в курсе наших проблем, но как долго это продолжиться неизвестно. Мы, можно сказать, бездействуем в решении проблемы, потому что предпринять что-либо не в состоянии. С остальными заказчиками всё гладко, что наводит на мысль о досадном недоразумении с нашей стороны или обдуманном и тщательно разработанном плане со стороны наших конкурентов. С Ребятами, что устанавливали программу и охранку, я поговорил, они в полном ступоре, из чего вытекает, что они делали свою работу на совесть. - Я продолжал молчать, но старался слушать Макса с предельным вниманием, этот парень не зря сидит в кресле моего заместителя. С виду привлекательный, следит за своей внешностью, педантичен в выборе гардероба, но создающий впечатление неуверенного в себе молодого человека, он прекрасно знал свою работу и крайне тонко чувствовал людей, именно поэтому разговор со своими сотрудниками я включал в его обязанности. Не знаю, что именно, но какое-то шестое чувство всегда подсказывало ему, врёт собеседник, или умело, притворяется, и как, ни парадоксально, его взгляд в редкие моменты скрытый за прозрачными стёклами изящных почти женских очков оставался добрым и незаинтересованным и глаза были совершенно обычными - карими, без сверхъестественных намёков на прожигание души.
- Единственное, что мы можем сделать - это ждать новостей от Павла Дмитриевича, - сделал я вполне очевидный и пока не утешительный вывод из слов Макса, я начал массировать виски, не в силах избавиться от ощущения, что с меня снимают скальп, хотя и под наркозом. – Спасибо Макс, ты свободен, - отпустил я парня, расслабляясь в кресле. Он ничего не ответил мне, как-то бесшумно покинув мой кабинет. В голове царил полный беспорядок, требующий генеральной уборки, но если в моей личной жизни, связанной с моим неадекватным поведением, проблемы, это не значит, что я должен заниматься самокопанием на рабочем месте, на котором к слову, дела обстоят не лучше. С закрытыми глазами нажал на кнопку вызова секретарши, через секунду в дверях появилась девушка, я не поднимая век, но чувствуя присутствие девушки, постоянно меняющимся за сегодняшний день голосом прохрипел свою просьбу:
- Настя, принеси аспирин и минеральной воды, пожалуйста.
- Одну минуту Владислав Сергеевич. – И правда через минуту, Настя вернулась с таблеткой и стаканом холодной минералки. Девушка и впрямь, думает, что у начальника похмелье, а впрочем, пусть думает, когда меня волновало мнение моих подчинённых.
- Можешь идти, - сухо и безэмоционально, никакой благодарности.
Настя, в отличие от Макса ушла не так тихо, звонко оглашая своё приближение к рабочему месту постукиванием каблуков. Я принял таблетку и несколько долгих минут ожидал её действия, но длительное бездействие, как правило, только усугубляет упаднический настрой, поэтому превозмогая боль, которая, я надеялся, в скором времени всё-таки меня покинет, принялся за изучение новых контрактов, которые находились под угрозой, если всплывёт вся эта история с некомпетентностью моей фирмы.
Кипы бумаг, без всякого значения просматриваются и отбрасываются в сторону, не могу сосредоточить внимание на делах, и в таком бредовом состоянии в мозге проскальзывает гениальная мысль, не успевающая оформиться в полноценную идею, прерываясь настойчивым телефонным звонком моего мобильного. В первые секунды возникает желание проигнорировать нарушителя моих размышлений, но боль в голове, ненадолго затихшая резко отдаёт спазмом, будто подталкивая ответить на звонок и я отвечаю, чтобы в следующую секунду сойти с ума.
- Влаад.... Мне плохо... Приезжааай... - и всё. Три слова, сказавшие обо всём, последовало разъединение, а телефон выпал из моих трясущихся рук. Я был бессилен, за десятки километров от Миры, я не мог помочь моей девочке, меня не было рядом. Не соображая о дальнейших действиях, как ошпаренный срываюсь со своего места и мчусь прочь из офиса, я обязан успеть, у меня нет права на ошибку. Не помню, как оказываюсь в своей машине, лихорадочно набирая номер скорой помощи, глупый номер остаётся занятым следующие два набора, но на третий звонок, мне всё-таки отвечают.
- Алоо, скорая?! У моей сестры сердечный приступ. Прошу вас выезжайте немедленно. Посёлок «Динария», четвёртый коттедж. Калнышева Мирослава Сергеевна. – Не давая вставить и слова оператору, быстро проговариваю адрес, обрисовывая ситуацию. У меня нет другого выхода, я нахожусь слишком далеко, в, почти неадекватном состоянии, веду автомобиль с нарастающим страхом – не успеть.
- В каком состоянии пострадавшая? – задаёт самый глупый вопрос женщина с противно-спокойным голосом. Я ничего лучше не мог придумать мне нужно было взять себя в руки и не закричать на, ни в чём не повинную, женщину.
- Простите, - по слогам процедил я слова сквозь плотно сжатые зубы. - Я нахожусь в дороге, сестра позвонила мне и сказала, что у неё начался приступ, у неё врождённый порок сердца, недавно у неё уже был приступ, тогда, она теряла сознание, в каком она состоянии сейчас, я не в курсе, - последнюю часть своего рассказа не сдержавшись, я высказал более грубо. Видимо женщина поняла моё состояние, потому что никак не отреагировала на моё поведение.
- Хорошо. Бригада через пятнадцать минут будет на месте. Там есть, кому открыть дверь? – задаёт она очевидный вопрос, на который у меня нет ответа. А вдруг? – с ужасом представляю, что Мира снова потеряла сознание и не реагирует на окружающий мир.
- Попросите охрану выбить дверь, пожалуйста, - умоляю я.
- Хорошо, - коротко и не возражая мне, отвечает женщина, перед тем как разъединится.
Дальше всё происходило на автомате, на сильно замедленном автомате, пробок, слава Богу, не было, но дорога от этого факта не стала ближе, я всё равно двигался сумасшедше медленно, всё равно не успевал. Наплевав на все существующие и не существующие правила дорожного движения, я мчался, казалось бы со скоростью света, но мне всё равно казалось, что я не еду, а плетусь, плетусь невыносимо медленно, чтобы добраться, наконец, до чёртова дома.
Дорога, которая не желала кончаться, этот мокрый слякотный асфальт, местами заледенелый и скользкий, затрудняющий движение и тенящий новые препятствия на моём пути, бесконечно раздражал и вынуждал меня выражаться не самыми приятными словами. Я оскорблял всех и вся, громко и чётко, не потому что желал быть услышанным, а потому что не мог стерпеть боль, разрывающую меня изнутри и требующую выхода наружу. Я не давал отчёт времени, было важно только одно – быть дома, оказаться рядом с Мирой. Только эта мысль заставляла мои руки мёртвой хваткой вцепляться в руль и сохранять управление автомобилем...
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Останови моё безумие
Romance...Ноги сами привели меня к её комнате, уже очень давно я не делал этого, не приходил к ней, когда она засыпала, но сегодня я не смог сдержаться, не смог воспротивиться желанию увидеть её ещё раз. Она была так прекрасна в этом платье, меня до сих по...