Будничные жизни Вильгельма Почитателя

Глава тридцать пятая

— Сколько можно? Это уже не смешно! Сколько уже прошло? Три месяца? Пять? Год? Я уже потерял счет этой дурости! — восклицал пьяный Годрик. Глаза оставались ясными.

— Я знаю, Годрик.

— Стоило ему найти людскую самку посимпатичнее, так у него отказал мозг! Как, как такое вообще возможно, Ванрав? Скажи мне, скажи! Не можешь? А кто может вообще? Моя Академия, моя великая Академия, неужели он думает, что и в самом деле может что-то чувствовать к ней? — продолжал Годрик, а щеки его становились пунцовыми, волосы растрепались.

— Не думаю, что он так считает. Он же не идиот.

— А я уже не слишком уверен!

Ванрав попытался было сказать ему, что похож Годрик был на мокрого воробья, но не решился. Они давно перестали шутить в компании друг друга.

— Хватит истерить, думать мешаешь, — прошипел Ванрав и снова уткнулся в записи на листочках, разбросанных по столу. За год он осунулся, волосы его стали жидкими, а усы висели двумя грустными ниточками по обе стороны рта. Годрик же совершенно не изменился. Разве что набрал пару килограммов и загорел, пока путешествовал по югу.

— Хватит истерить, Годрик! — передразнил его Годрик, а Ванрав от раздражения зарычал. — Ты сам верещал о важности плана, а сейчас не хочешь сделать абсолютно ничего, чтобы избавить Вильгельма от чар этой ведьмы!

Ванрав устало вздохнул и потер виски загрубевшими от постоянной писанины пальцами. Темная и тесная квартирка, принадлежавшая ему, воняла. Надо бы позвать служанку, чтобы вытерла засохшее пятно вытекшей из кастрюли настойки, которую он варил по просьбе Годрика, но уснул и увидел, как текшая на паркет струйка горячей вязкой жидкости норовила продырявить пол к соседям. Потолки квартиры низкие, пауки оплели люстры, окна, уже трухлявые, скрипели на ветру. Квартира, казалось, говорила с хозяином, просила оставить ее в покое, но Ванраву все равно. Он даже себя не мог оставить в покое.

— С чего ты вдруг начал верить в ведьм? Времена эти прошли.

— С того, что эта дрянь ведьма! Околдовала нашего дуралея, а он и рад!

— А мне кажется, ты просто ревнуешь, — бросил Ванрав и сдвинул одну кипу листов на край стола, а вторую придвинул. — Не может он к ней ничего чувствовать, не может. Он сам это знает.