Правда или Действие

Глава 29

— "Все наши действия имеют свои последствия, но ничего с этим не поделать."

•Elena Gilbert

~~~\

Жить с Чон Чонгуком  под одной крышей — это словно сидеть на пороховой бочке, фитиль которой вспыхивает от одного неудачно брошенного слова. Это битье посуды по вечерам, бесконечные споры из-за незначительных мелочей, громкие крики и скандалы на ровном месте. Делить с ним квартиру — это значит ждать его по ночам, вздрагивая от малейшего шороха, мучаясь в страхе за него, бороться с ним за одеяло, слушать его недовольное бурчание, терпеть нравоучения, давиться сигаретным дымом, насквозь пропитавшим стены.

Его, не привыкшего к чужому присутствию, раздражало буквально все: разбросанные вещи Лалисы, которые он пару раз выбрасывал в окно, не отыскав свои ключи или кофту, косметика, которой она заставила все свободные полки, её волосы в сливе душевой кабины, привычка оставлять дверцы и ящики открытыми.

Манобан не умела и не любила убираться, за неё это всегда делала горничная — Чонгук ненавидел бардак. Она предпочитала сопливые драмы — он кровавые боевики и ужастики, при просмотре которых бросало в дрожь. Она привыкла просыпаться рано — он с трудом открывал глаза после третьего будильника. Она всегда болтала перед сном, утомляя его ещё больше — он многозначительно молчал. И так во всем. Казалось, в этой вселенной не существовало точек соприкосновения, и их маленький мир, обрамлённый стенами этой квартиры, постоянно полыхал пожаром взаимных претензий.

Лиса сбилась со счета, сколько раз за прошедшие две недели порывалась сбежать. Она громко хлопала входной дверью, предварительно облачившись в самое короткое платье, только чтобы окончательного его взбесить, и уезжала в город, полная уверенности, что больше не вернётся в этот ад, с дьяволом на кожаном троне. Но, побродив по ночному городу среди сверкающих роскошью магазинов, стерев в кровь ноги, она возвращалась обратно. Чонгук старательно делал вид, что его мало волнует её отсутствие, но, каждый раз скидывая туфли в коридоре, она видела в его тёмных глазах облегчение. Только после её возвращения он снимал куртку и ложился в кровать, сохраняя напряженное молчание, а Лиса устраивалась рядом, обиженно от него отвернувшись. Порой молчание затягивалось, и Манобан не могла уснуть, пока он не сдавался и не обнимал её со спины. Небрежно закинутую на талию руку сложно было назвать объятием, а тем более извинением, но для Лисы это многое значило — он остыл и временно объявил перемирие, которое, по традиции, заканчивалось новой войной по утру.