В тот день я закончил работу сравнительно рано. Моя новая картина «Снег на листьях», название которой придумала Алекс, сейчас претерпевала небольшие изменения. И не смотря на то, что я давал себе слово не отклоняться от уже имеющихся идей, новые образы росли в моей голове с каждым днем. Сначала картина задумывалась мной в стиле китайской живописи с некоторыми элементами реализма и даже андеграунда – такая идея просуществовала достаточно долго, но затем я резко пересмотрел своё видение, и впоследствии она выполнялась в согласии с законами японского минимализма. Тусклая земля, усеянная мелкими булыжниками, из-под которых выглядывали ассиметричные фрагменты почвы, дерево, с молодыми листьями, на которых невидимой пылью лежали снежинки. Я показал набросок Алекс, и она пришла в восторг. Немного побеседовав над основной концепцией, мы решили назвать картину просто и понятно - «Снег на листьях».
Сначала я выглянул на улицу, а затем посмотрел на часы. Четверть пятого вечера – замечательное время для прогулки. Одев легкий, но достаточно теплый свитер я отправился в своё небольшое путешествие по окрестностям. Мой дом находился на краю «Уисдом Эреа» - небольшого загородного района, расположенного в лесной зоне на побережье озера Самока. С одной из смотрительных вышек, находившихся на каменной платформе, открывался замечательный вид, который неоднократно вдохновлял меня на написание различных пейзажей. Однажды вечером я простоял там полтора часа, облокотив руки на бетонный парапет, а по приходу домой родилась картина «Холод из глубины», которая позже была куплена за баснословные деньги одним из богатых лондонских акционеров. Выставить то полотно на торги – было необыкновенно сложным решением. Я словно продавал часть своего тела, то к чему я очень привык, то что хоть не долго просуществовало вместе со мной, но уже успело стать неотрывной частью. Картины редко врываются в целое, и когда мне заказывают очередной пафосный пейзаж для украшения офиса или адвокатской конторы, я не вкладываю в него особый смысл. Пташки и цветочки быстро приедаются. Остаются в памяти лишь замысловатые, темные, размытые линии и холодные цвета, живущие постоянно как арктические льды. Могу сказать с полной уверенностью, что некоторые картины живут собственной жизнью, и вовсе не являются фантазией художника. Словно они и раньше существовали в более тонком пространстве, а человек им понадобился лишь для того, чтобы перебраться в наш мир. Посеять здесь своё семя, оставить культурный или психо-эмоциональный след.
