Ставка

XVII. Мин Юнги

Проснулась я в незнакомой комнате. Глаза были тяжёлые, а тело уставшим. Мне казалось, что память словно покинула меня, я не помнила последних событий, всё прошлое было для меня сейчас фотоаппаратной плёнкой, на которой я не могла выявить ни одного события. Я откинула в сторону укрывавшее меня одеяло, приняла сидячее положение, голова закружилась, я схватилась за виски. Всё вокруг было в тёмных тонах, прямо напротив меня висело большое зеркало. В нём я увидела своё отражение: спокойно лежащие на плечах волосы, свободного покроя белая рубашка, свисающая с одного плеча. А плечо покрыто отметинами. И тут резко на мой рассудок обрушился поток всего случившегося, и я схватилась за волосы, отчаянно желая, чтобы память вновь исчезла, стала недосягаемой. Но было уже поздно, на глазах моих появились слёзы, когда я вспомнила, как стонала под ним в салоне машины, точно промокшая сучка. К горлу подступила рвота, я зажала рот рукой, подавила позыв тошноты.

— Возьми себя в руки, Лиён! Не время для чёртовых принципов, нужно думать рассудительно, — я сделала глубокий вдох, собрала мысли в кучу. Сделать это оказалось сложнее, чем я думала.

Чонгук не был груб со мной. Его действия мне нравились. Ладно, не мне, а моему телу. В одной из интернет-статей я однажды читала, что жертва фактически не может испытывать каких-либо ответных желаний к своему насильнику, за исключением Стокгольмского синдрома. Некоторые девушки рассказывали, что они даже испытывали оргазм во время принудительного акта с насильником, но после этого чувствовали себя отвратительно. Это непроизвольное сокращение влагалищных мышц — как бы защитная реакция тела, физически такое возможно, но психологически — нет. Мне не в чем себя винить.
Но если моё поведение можно объяснить, то как объяснить мотивы Чонгука? Да и есть ли они у него вообще? Сначала он насилует меня, хватает за горло, а потом вдруг становится необычайно нежен. Может, я могу надеяться на... Счастливый конец? Может, он образумился, а может, у него были свои цели.
Я свесила ноги на пол и аккуратно встала с кровати. Я не чувствовала боли и дискомфорта, это навело меня на мысли о том, что, возможно, не стоит противиться сексу с ним. Стоит отдаться ему самой и просто перетерпеть, как бы паршиво я себя потом ни чувствовала. Либо однажды его жестокость и моя упрямость выйдут мне гробом.

Панорамные окна на всю комнату полностью заполняли светом мрачную комнату, за окнами была огромная терраса, которая и не давала особо разглядеть весь вид. Напротив кровати и зеркала был огромный махровый белый ковёр, совсем не под цвет чёрной мебели. По бокам кровати стояли тумбочки. На другой стороне была ещё одна дверь, из-за которой еле слышно доносились голоса и смех. В горле сильно пересохло, но выйти за пределы этой комнаты я сначала побоялась. Зачем выходить? Сбежать? Смешно. Но находиться здесь в одиночестве, рядом с удушающими мыслями я не могла, я должна была поговорить с Чонгуком и всё выяснить.
Босыми ногами прохожу по ковру и удивляюсь, насколько он мягкий, это немного меня успокаивает. Подхожу к окнам, раздвигаю стеклянные двери, выходя на террасу.