Ставка

X. Но он брат мне...

Примечание: В оригинале игрой, в которую Джин проиграл Лиён, были гонки. В данной версии гонки изменены на покер.

— Ты всё проиграл, Сокджин. Бизнес, последние деньги, собственную душу. У тебя ничего не осталось. На твоём месте я бы сейчас ушёл домой, чтобы не остаться на улице без копейки, а зная тебя, ты, не задумываясь, поставил бы сейчас свою квартиру и последний кусок хлеба.

— Заткнись, ублюдок. Я без тебя разберусь. Дай мне возможность отыграться. Последний раз.

Сокджин на экране выглядел плохо. От него через телефон несло перегаром.

— Как же ты отыграешься? У тебя ничего нет для новой ставки.

Чонгук выглядел так уверенно, словно рыбка наконец-то попалась в его сети, которые он долгое время упорно расставлял, и вот наконец-то ему удалось перехитрить добычу.

— Чего ты хочешь от меня?

— А вот это правильный вопрос.

Чонгук, сидящий за покерным столом, придвинулся ближе и наклонил корпус так, чтобы оказаться на одном уровне с рядом сидящим Джином. На его губах расплылся хитрый оскал, а затем он отчётливо, но немного тихо произнёс:

— Твоя сестра. Если ты проиграешь, малышка Лиён будет жить у меня три месяца. Если ты выиграешь, я верну тебе всё, что ты проиграл и добавлю сверху.

— Нет, — рука Джина, лежащая на покерном столе, сжалась в кулак, казалось, ещё немного и он ударит по столу, но он этого не сделал.

— Давай же, Джин, соглашайся. Чего тебе стоит, а? Вдруг именно в эту секунду удача вернётся к тебе, и ты окажешься сказочно богат. Ведь я добавлю сверху столько, сколько ты сейчас представить себе не можешь.

Джин замешкался, было видно, что он разрывается между сладкими словами, желанием испытать удачу и разумом. Отдать сестру было для него дикостью, и я хотела сейчас вслух закричать: «Не делай этого! Ты проиграешь». Но всё, что я могла, так это как прикованная следить за тем, что происходит на экране и сжимать в руках ткань ночнушки от нервозности.

— Хорошо. Договорились.

Запись остановилась. Чонгук убрал телефон. Я сидела и сверлила глазами пустоту. Как легко это было сказано. «Хорошо. Договорились». Как будто речь шла о продаже дивана, старой мебели. Как будто не о живом человеке, как будто не было того большого риска проиграть. Как будто не было и меня, сестры, которую Джин так любил, к которой приходил за помощью, за советами. Но тут я одёрнула себя. Я только что увидела своего брата и в то же время чужого человека. То, каким он был дома, и то, каким на этой записи — два разных человека. И последнее казалось мне горькой правдой, а первое — сладкой ложью. Я его не знаю. Не знаю его пороков, не знаю, на что он способен. Едва ли ставка — худшее, что он мог сделать.