Скоро нас закуёт в лёд,
В кандалы,
Остроснежный ревущий хлёст
Зимы.
Эпитафии режет клён
И молчит,
Перетянут я им и пленён,
Избит
В шёлке костра столь разгневано временем,
Пляшет он, в вихре струясь,
В мантии сумрака, в пропасть сомнений,
Искры швыряю смеясь.
Земля там ревёт набатом,
Там тину плетут якоря,
Искры слепящим раскатом
Рубят планету Земля.
Я вижу там потоки перемен,
Бездушие стен, лепнины одинокой,
И вязью перетоптанных колен
Крадётся тьма под сводом пыльных окон.
Там, в этой сказке, всё сгорело,
Где не ступает даже тьма,
Где дымка обволакивает мелом,
Там взыскана немалая цена.
Где канул свет семьи безвестной,
Кто стёр его навек с лица земель?
Там ложка тонет словно в каше пресной,
Безвкусен город, он как запертая дверь.
Молчал восход и люди трепетали,
Роптали неосознанно в ответ,
А как по мне: так лучше бы молчали,
- Безмерно тошен мне наречий этих век.
Я жажду уйти... разве нужно поэту,
Всё то, что итак неизменно?
С избытком убожества каждым ответом
Давлю из себя ежедневно.
Давлю и смолкаю, прислушавшись вновь,
К тому, что итак раздражает,
Господь, как и прежде, прикусывал бровь,
Он перстом её в кровь растирает.
Молчал небосвод, повторяя попытки,
Хоть как-то Россию спугнуть,
Умиротворённо сгущаются пытки
Для всех не способных уснуть.
Выл Кремль, снегом поперхнувшись,
Склонившись оплакать Русь,
В родные пенаты, однажды вернувшись,
Домой я уже не вернусь.
