По-отцовски ход стрелки стучит по лопаткам,
- Почему мы не ищем себя?
В тех родительских мантрах, расставленных шатко,
Аккуратно и, вроде, любя.
Перешёптанной в свете свечи колыбельной,
В молчания скромный залог,
Игриво виляет шелест свирели,
Горький вменяя порок.
Час мой запнулся, не пробил,
Я прожёг ремесло часовых,
И объятия хрупких рёбер,
Что и хруст ускользает меж них.
Пусть проносится шёпотом вьюга
И щекочет мурашки пасть мглы,
Взор чертовски мне близкого друга
На дне этой страшной тюрьмы.
Сокрыв во мгле черёд недели,
И ноту томную тоски,
Россия топится в купели,
Рогами давит на виски.
Склонён, лишённый дара речи,
Народ не шибко просвещён,
В налогах массы просторечий
Он вседозвольно уязвлён.
Лишённый слóва, - он лукав,
В его объятиях небо дремлет,
И туго связанный рукав,
К спине пристав, горбатость терпит.
Лукавства миг я сам хотел,
За мой удел вознаграждением,
Изгой я, общества предел,
Покорный зодчий заточения.
В нём сладость искушения облегчением,
Испустит дух последний и сомкнёт
Восход очей, подобных откровениям,
И плеть цепей, кусающих, как лёд.
Как тьма глубин и вспышки поднебесья,
Как озаряющий свободу груз венца,
Что город мне? - он сумрак лихолесья,
Закономерность бесконечного конца.
