Разве гнев мой вручён даром,
Сладкой трелью стрекочет на зло
Невесомым, порой, шелкопрядом
Гладь воды я вплетаю в весло.
Если я Москвы боюсь,
Куполов её сияния,
То и правды устрашусь,
Русской правды понимания.
Если поступь городов,
Помнит грохот жадных маршев,
То и я к тому готов
- Слепо следовать за старшим.
Опыт давит изнутри,
Плоть вдыхает поколение,
Я одной с тобой крови,
В ней ищу себе прощение.
Я не проклят, я в плену,
Разум в нём - он будто чище,
Ставят граждане плиту
Вавилонским пепелищем.
Мысль Богом мне дана,
Им же я обрёл и право,
Волей пламени клинка,
Выжег кромкою Адама.
Капает, мельтешит и тянется
По пятам моих мыслей тяжкий груз,
Как очнусь, быть может, останется,
Хоть что-то, конечно же, если очнусь.
Небо купалось в ладонях
Дрожащих ветвистых кудрей,
Лоснящихся на мониторах,
Затопленных светом людей.
Тонет смиренно в экране
Несуразная груда сердец,
Передайте венок моей маме,
Для кого-то теперь он венец.
Грохот сапог
Поднимает овации,
Молотом ног
Разрушается станция,
Пусть несёт вереницей с вокзала,
Пусть поёт акапело мне вслед,
Так падёт наконец-то забрало
С развращённых тенями век.
А хвоя небрежно стог сена клюёт,
Вот кто в нём иглы теряет,
Она, словно бог, безмолвно поёт,
О том, что никто не узнает.
Точит зрачок лабиринта края,
- Лишь это мой путь наружу,
Таинственной хваткой немая швея
Нитями тянет душу.
Ими наскоро были зашиты уста,
Швами изрезаны очи,
Это не я смотрю в лес до утра,
- Лес смотрит мной до ночи.
Только стемнеет и всё оживёт,
Спрячется в свете из точек,
Завтра отпустит и завтра уйдёт,
А сегодня кричи, что есть мочи.
Я обрекаю, к небу склонясь,
Эхо лишь мне отзываться,
Я теперь буду, в чаще смеясь,
Сам себе в след улыбаться.
