Я способен спугнуть откровение,
Уже видел его траншеи,
Разглядел в столкновении пальцев, кистей и эмали, ласкающей шеи,
Минуем мы прочих скитальцев,
Стыдно в этих краях жемчужным зрачкам скользить в непристойные вены,
Пошлые эти мгновения,
Пусть и дальше их давят стены,
Они безвозмездны,
Удержались, терпя искушение,
Там обсидиановой бездны
Чернее взгляд,
О котором мы вновь умолчали,
Задавив тишиною неловкость,
Вот сиди теперь и молчи,
Тебе нужно прощение?
Так дай же мне чаем напиться,
Пока лёгкая броскость
Как и пламенем жадный янтарь провожает сияние солнца,
Да, я могу извиниться,
Ко мне же, помимо него, помимо этого жадного солнца, никто не вернётся...
И словно сам город, эти массивные, сгорбившиеся топи безвольно плетутся за мною,
переполненные и пленённые трелью безнадёжного грома обувных набоек,
Я сам их решил навестить,
Я стянул эти улицы жадной стеною и бескомпромиссно веду за собою,
потому что могу их вести...
Каким-то неловким намёком
слегка лишь прикрыты коленки,
Каждый день разжигают для нас закаты,
Тающие под ржавой кромкой лезвия минутной стрелки,
Моя проза ни об этом,
они не воспевают громовые раскаты
И прочие извращения,
Они стыдят поэта,
Облечённые нежностью, чуть видные ямочки на тонких запястьях,
Её взгляд, как встречать рассветы,
Апофеоз смущения,
То неприлично,
Они тонут под языком, как кусочки сладкой ваты,
Стучат по сердцам
мелодично,
Девушки, точно пламенной вспышкой, обводят закаты,
уступают себя только снам,
глаза закрывая до безобразия им идентично,
Очарование - это страшно,
Там рядом живёт «безразлично»,
Моя проза о том, как быть его жертвой,
о розовощёком дебилизме,
пропитанном ещё более розовым, сладким и сдобным неведением,
И хватит,
прошу,
не грызи ты так томно замученный, кроткий, тоненький локон волос,
- эти нити судьбы сплетены за тебя,
так зачем же теперь и ты их плетёшь?
Не заламывай руки,
что же ты ждёшь?
И не падай на талию всем своим чутким и дерзким характером,
Не кричи,
не рви мои мысли из рук,
Раз я не нужен,
Молчи,
я итак дрожу,
Обезоружен,
Смотри.
А губами на зло ты мне тянешь эти трещинки в сумерки остекленелых теперь уже глаз?
Да, мне проще убить себя смертью твоею,
Разве стоит каких-то фраз
Безвольно тобою себя зачеркнуть,
Стереть,
Объять паутиной касаний ключицы?
Я знаю,
Мне только лишь надо суметь,
Дерзнуть за свободу свою
И биться,
пока не проиграю.
Будь моей слабостью, ты невиновна,
для любви это слишком уж низко,
Изнуряющей сладостью губ,
Не порть этой жалкой фантазией истину,
Раз люди лгут,
Ври мне, как только способна,
Лучше словом держать предвкушение,
Чем касанием его оттолкнуть,
А если уж я и способен на унижение,
То следует ли дерзнуть?
Замедляя безумный дрожащий тон,
Своими криками я случайно вызвал гром,
Я устал быть объятым яростью,
Быть измученным радостью,
Я посылал к чёрту время,
Не смотри на меня, как на зверя,
Слышишь?
Я чужой для тебя,
Стольких прощений сыпется хруст,
А ты всё обрывисто и напуганно дышишь,
Хоть и ты для меня родная,
Жалко, что только не слышишь,
Меж тем я и сам себе чужд,
Всё вокруг теперь настолько неверное,
Ненастоящее,
Не откровенное,
Во всём был заложен подвох,
В чувство скверное
Вцепится мыслей едкий мох,
Я знаю,
...Наверное,
это был бог.
