ечером, когда она пила чай, за окном раздалось чмоканье лошадиных копыт по грязи и прозвучал знакомый голос. Она вскочила, бросилась в
кухню, к двери, по сеням кто-то быстро шел, у нее потемнело в глазах, и, прислонясь к косяку, она толкнула дверь ногой.
-- Добрый вечер, ненько! -- раздался знакомый голос, и на плечи ее легли сухие, длинные руки.
В сердце ее вспыхнули тоска разочарования и -- радость видеть Андрея. Вспыхнули, смешались в одно большое, жгучее чувство; оно обняло ее
горячей волной, обняло, подняло, и она ткнулась лицом в грудь Андрея. Он крепко сжал ее, руки его дрожали, мать молча, тихо плакала, он гладил ее
волосы и говорил, точно пел:
-- А не плачьте, ненько, не томите сердца! Честное слово говорю вам -- скоро его выпустят! Ничего у них нет против него, все ребята
молчат, как вареные рыбы...
Обняв плечи матери, он ввел ее в комнату, а она, прижимаясь к нему, быстрым жестом белки отирала с лица слезы и жадно, всей грудью,
глотала его слова.
-- Кланяется вам Павел, здоров и весел, как только может быть. Тесно там! Народу -- больше сотни нахватали, и наших и городских, в одной
камере по трое и по четверо сидят. Начальство тюремное ничего, хорошее, и устало оно -- так много задали работы ему чертовы жандармы! Так оно,
начальство, не очень строго командует, а все говорит: "Вы уж, господа, потише, не подводите нас!" Ну, и все идет хорошо. Разговаривают, книги
друг другу передают, едой делятся. Хорошая тюрьма! Старая она, грязная, а -- мягкая такая, легкая. Уголовные тоже славный народ, помогают нам
много. Выпустили меня, Букина и еще четырех. Скоро и Павла выпустят, уж это верно! Дольше всех Весовщиков будет сидеть, сердятся на него очень.
Ругает он всех не уставая! Жандармы смотреть на него не могут. Пожалуй, попадет он под суд или поколотят его однажды. Павел уговаривает его:
"Брось, Николай! Они ведь лучше не будут, если ты обругаешь их!" А он ревет: "Сковырну их с земли, как болячки!" Хорошо держится Павел, ровно,
твердо. Скоро его выпустят, говорю вам...
-- Скоро! -- сказала мать, успокоенная и ласково улыбаясь. -- Я знаю, скоро!
-- Вот и хорошо, коли знаете! Ну, наливайте же мне чаю, говорите, как жили.
Он смотрел на нее, улыбаясь весь, такой близкий, славный, и в круглых глазах светилась любовная, немного грустная искра.
-- Очень я люблю вас, Андрюша! -- глубоко вздохнув, сказала мать, разглядывая его худое лицо, смешно поросшее темными кустиками волос.
-- С меня немногого довольно. Я знаю, что вы меня любите, -- вы всех можете любить, сердце у вас большое! -- покачиваясь на стуле, говорил
