В сенях кто-то громко завозился. Они оба, вздрогнув, взглянули друг на друга.
Дверь отворилась медленно, и в нее грузно вошел Рыбин.
-- Вот! -- подняв голову и улыбаясь, сказал он. -- Нашего Фому тянет ко всему -- ко хлебу, к вину, кланяйтесь ему!..
Он был одет в полушубок, залитый дегтем, в лапти, за поясом у него торчали черные рукавицы и на голове мохнатая шапка.
-- Здоровы ли? Выпустили тебя, Павел? Так. Каково живешь, Ниловна? -- Он широко улыбался, показывая белые зубы, голос его звучал мягче,
чем раньше, лицо еще гуще заросло бородой.
Мать обрадовалась, подошла к нему, жала его большую, черную руку и, вдыхая здоровый, крепкий запах дегтя, говорила:
-- Ах, ты... ну, я рада!..
Павел улыбался, разглядывая Рыбина.
-- Хорош мужичок!
Медленно раздеваясь, Рыбин говорил:
-- Да, опять мужиком заделался, вы в господа помаленьку выходите, а я -- назад обращаюсь... вот!
Одергивая пестрядинную рубаху, он прошел в комнату, окинул ее внимательным взглядом и заявил:
-- Имущества не прибавилось у вас, видать, а книжек больше стало, -- так! Ну, сказывайте, как дела?
Он сел, широко расставив ноги, уперся в колена ладонями вопросительно ощупывая Павла темными глазами, добродушие улыбаясь, ждал ответа.
-- Дела идут бойко! -- сказал Павел.
-- Пашем да сеем, хвастать не умеем, а урожай соберем сварим бражку, ляжем в лежку -- так? -- балагурил Рыбин.
-- Как вы живете, Михаиле Иваныч? -- спросил Павел, садясь против него.
-- Ничего. Ладно живу. В Едильгееве приостановился, слыхали -- Едильгеево? Хорошее село. Две ярмарки в году, жителей! боле двух тысяч, --
злой народ! Земли нет, в уделе арендуют, плохая землишка. Порядился я в батраки к одному мироеду -- там их как мух на мертвом теле. Деготь гоним,
уголь жгем. Получаю за работу вчетверо меньше, а спину ломаю вдвое больше, чем здесь, -- вот! Семеро нас у него, у мироеда. Ничего, -- народ все
молодой, все тамошние, кроме меня, -- грамотные все. Один парень -- Ефим, такой ярый, беда!
-- Вы что же, беседуете с ними? -- спросил Павел оживленно.
-- Не молчу. У меня с собой захвачены все здешние листочки -- тридцать четыре их. Но я больше Библией действую, там есть что взять, книга
толстая, казенная, синод печатал, верить можно!
Он подмигнул Павлу и, усмехаясь, продолжал:
-- Только этого мало. Я к тебе за книжками явился. Мы тут вдвоем, Ефим этот со мной, -- деготь возили, ну, дали крюку, заехали к тебе! Ты
