Так, в этой туче недоумения и уныния, под тяжестью тоскливых ожиданий, она молча жила день, два, а на третий явилась Саша и сказала
Николаю:
-- Все готово! Сегодня в час.
-- Уже готово? -- удивился он.
-- Да ведь чего же? Мне нужно было только достать место и одежду для Рыбина, все остальное взял на себя Гобун. Рыбину придется пройти
всего один квартал. Его на улице встретит Весовщиков, -- загримированный, конечно, -- накинет на него пальто, даст шапку и укажет путь. Я буду
ждать его, переодену и увезу.
-- Недурно! А кто это Гобун? -- спросил Николай.
-- Вы видели его. В его квартире вы занимались со слесарями.
-- А! Помню. Чудаковатый старик...
-- Он отставной солдат, кровельщик. Малоразвитой человек, с неисчерпаемой ненавистью ко всякому насилию... Философ немножко, -- задумчиво
говорила Саша, глядя в окно. Мать молча слушала ее, и что-то неясное медленно назревало в ней.
-- Гобун хочет освободить племянника своего, -- помните, вам нравился Евченко, такой щеголь и чистюля? Николай кивнул головой.
-- У него все налажено хорошо, -- продолжала Саша, -- но я начинаю сомневаться в успехе. Прогулки -- общие; я думаю, что, когда
заключенные увидят лестницу, -- многие захотят бежать...
Она, закрыв глаза, помолчала, мать подвинулась ближе к
ней.
-- И помешают друг другу...
Они все трое стояли перед окном, мать -- позади Николая и Саши. Их быстрый говор будил в сердце ее смутное чувство...
Я пойду туда! -- вдруг сказала она.
Зачем? -- спросила Саша.
Не ходите, голубчик! Еще как-нибудь попадетесь! Не
надо! -- посоветовал Николай.
Мать посмотрела на него и тише, но настойчивее повторила:
-- Нет, я пойду...
Они быстро переглянулись, Саша, пожимая плечами, сказала:
-- Это понятно...
Обернувшись к матери, она взяла ее под руку, покачнулась к ней и заговорила простым и близким сердцу матери голосом:
-- Я все-таки скажу вам, вы напрасно ждете...
-- Голубушка! -- воскликнула мать, прижав ее к себе дрожащей рукой. -- Возьмите меня, -- не помешаю! Мне -- нужно. Не верю я, что можно
это -- убежать!
Она пойдет! -- сказала девушка Николаю.
Это ваше дело! -- ответил он, наклоняя голову.
Нам нельзя быть вместе. Вы идите в поле, к огородам. Оттуда видно стену тюрьмы. Но -- если спросят вас, что вы там делаете?
Обрадованная, мать уверенно ответила:
-- Найду, что сказать!..
-- Не забывайте, что вас знают тюремные надзиратели! -- говорила Саша. -- И если они увидят вас там...
-- Не увидят! -- воскликнула мать.
-- Не увидят! -- воскликнула мать. В ее груди вдруг болезненно ярко вспыхнула все время незаметно тлевшая надежда и оживила ее... "А может
