В конце улицы, -- видела мать, -- закрывая выход на площадь, стояла серая стена однообразных людей без лиц. Над плечом у каждого из них
холодно и тонко блестели острые полоски штыков. И от этой стены, молчаливой, неподвижной, на рабочих веяло холодом, он упирался в грудь матери и
проникал ей в сердце.
Она втиснулась в толпу, туда, где знакомые ей люди, стоявшие впереди у знамени, сливались с незнакомыми, как бы опираясь на них. Она
плотно прижалась боком к высокому бритому человеку, он был кривой и, чтобы посмотреть на нее, круто повернул
голову.
-- Ты что? Ты чья?.. -- спросил он.
-- Мать Павла Власова! -- ответила она, чувствуя, что у нее дрожит под коленами и нижняя губа невольно опускается.
-- Ага! -- сказал кривой.
-- Товарищи! -- говорил Павел. -- Всю жизнь вперед -- нам нет иной дороги!
Стало тихо, чутко. Знамя поднялось, качнулось и, задумчиво рея над головами людей, плавно двинулось к серой стене солдат. Мать вздрогнула,
закрыла глаза и ахнула -- Павел, Андрей, Самойлов и Мазин только четверо оторвались от толпы.
Но в воздухе медленно задрожал светлый голос Феди Мазина:
Вы жертвою пали... -
запел он.
В борьбе... роковой...
двумя тяжелыми вздохами отозвались густые, пониженные голоса. Люди шагнули вперед, дробно ударив ногами землю. И потекла новая песня,
решительная и решившаяся.
Вы отдали все, что могли, за него... -
яркой лентой извивался голос Феди...
За свободу... -
дружно пели товарищи.
-- Ага-а! -- злорадно крикнул кто-то в стороне. -- Панихиду запели, сукины дети!..
-- Бей его! -- раздался гневный возглас.
Мать схватилась руками за грудь, оглянулась и увидела, что толпа, раньше густо наполнявшая улицу, стоит нерешительно, мнется и смотрит,
как от нее уходят люди со знаменем. За ними шло несколько десятков, и каждый шаг вперед заставлял кого-нибудь отскакивать в сторону, точно путь
посреди улицы был раскален, жег подошвы.
Падет произвол... -
пророчила песня в устах Феди...
И восстанет народ!.. -
уверенно и грозно вторил ему хор сильных голосов.
Но сквозь стройное течение ее прорывались тихие слова:
-- Командует...
-- На руку! -- раздался резкий крик впереди. В воздухе извилисто качнулись штыки, упали и вытянулись встречу знамени, хитро улыбаясь.
-- Ма-арш!
-- Пошли! -- сказал кривой и, сунув руки в карманы, широко шагнул в сторону.
Мать, не мигая, смотрела. Серая волна солдат колыхнулась и, растянувшись во всю ширину улицы, ровно, холодно двинулась, неся впереди себя
