В полдень она сидела в тюремной канцелярии против Павла и, сквозь туман в глазах рассматривая его бородатое лицо, искала случая передать
ему записку, крепко сжатую между пальцев.
-- Здоров, и все здоровы! -- говорил он негромко. -- Ну, а ты как?
-- Ничего! Егор Иванович скончался! -- машинально сказала она.
-- Да? -- воскликнул Павел и тихо опустил голову.
-- На похоронах полиция дралась, арестовали одного! -- простодушно продолжала она. Помощник начальника тюрьмы возмущенно чмокнул тонкими
губами и, вскочив со стула, забормотал:
-- Это запрещено, надо же понять! Запрещено говорить о политике!..
Мать тоже поднялась со стула и, как бы не понимая, виновато заявила:
-- Я не о политике, о драке! А дрались они, это верно. И даже одному голову разбили...
-- Все равно! Я прошу вас молчать! То есть молчать обо всем, что не касается лично вас -- семьи и вообще дома вашего!
Чувствуя, что запутался, он сел за столом и, разбирая бумаги уныло и утомленно добавил:
-- Я -- отвечаю, да...
Мать оглянулась и, быстро сунув записку в руку Павла, облегченно вздохнула.
-- Не понимаешь, о чем говорить... Павел усмехнулся.
-- Я тоже не понимаю...
-- Тогда не нужны и свидания! -- раздраженно заметил чиновник. -- Говорить не о чем, а ходят, беспокоят...
-- Скоро ли суд-то? -- помолчав, спросила мать.
-- На днях прокурор был, сказал, что скоро...
Они говорили друг другу незначительные, ненужные обоим слова, мать видела, что глаза Павла смотрят в лицо ей мягко, любовно. Все такой же
ровный и спокойный, как всегда, он не изменился, только борода сильно отросла и старила его, да кисти рук стали белее. Ей захотелось сделать ему
приятное, сказать о Николае, и она, не изменяя голоса, тем же тоном, каким говорила ненужное и неинтересное, продолжала:
-- Крестника твоего видела...
Павел пристально взглянул ей в глаза, молча спрашивая. Желая напомнить ему о рябом лице Весовщикова, она постучала себя пальцем по щеке...
-- Ничего, мальчик жив и здоров, на место скоро определится.
Сын понял, кивнул ей головой и с веселой улыбкой в глазах ответил:
-- Это -- хорошо!
-- Ну, вот! -- удовлетворенно произнесла она, довольная собой, тронутая его радостью.
Прощаясь с нею, он крепко пожал руку ее.
-- Спасибо, мать!
Ей хмелем бросилось в голову радостное чувство сердечной близости к нему, и, не находя сил ответить словами, она ответила молчаливым
