Колокола в Хогвартсе никогда не звучали одинаково.
По утрам это были тяжелые удары, полные невыносимой земной тоски. Наверное, так били колокола на соборах в Средневековье, когда оглашали в городе вспышку бубонной чумы.
По вечерам замок оглашал веселый, малиновый перезвон. Казалось, ещё немного — и колокол слетит с башни к чертовой матери, таким он был веселым.
А по понедельникам, да ещё и перед обедом он звучал как сигнал к началу финальной битвы за свободу всего человечества. После него все двери дружно распахивались, и оголодавшие ученики неслись в Большой зал как слоны на водопой. Особенно старался седьмой курс, потому что в этом семестре обеду предшествовал сдвоенный курс изучения структуры Министерства.
А это верная смерть.
Как и попытка профессора Бинса задержать класс дольше положенного.
— Черт, если бы он продержал нас там ещё хотя бы три минуты, я бы начал жрать конспект или Сохатого, — пожаловался Сириус, когда Мародеры в шумном потоке спешили к лестнице.
— А собаки не едят человечину, — Джеймс на ходу обхватил его за шею.
— Оленину едят. И человечину когда-то ели.
— Тогда они были волками, — поправил Ремус. Он тоже шел под тяжелой лапой Сохатого, но с другой стороны. Питер семенил следом.
— Я всегда говорил, что мы родственники, Лунатик, — завидев впереди слизеринских девчонок, Сириус с душой шлепнул Роксану по заднице. Она вскинулась, Сириус послал ей воздушный чмок. Роксана показала ему средний палец.
— Надо на ней жениться, — решительно сказал Сириус, когда они их обогнали.
Мародеры загудели.
— Бродягу пора кормить, раз он собрался жениться, — со смехом заметил Джеймс, хлопая его по плечу. Они заржали, обогнали компанию вялых пуффендуйцев и в числе первых сбежали по лестнице вниз.
— Девчонки в колонии действительно танцуют голыми вокруг костра? — деловито спросил Сириус, когда они наконец добрались до стола и накинулись на еду.
Ремус опасливо оглянулся, не переставая жевать и пожал плечами — вроде как «да» сказал.
Сириус переглянулся с Джеймсом. Хвост покраснел.
— Там же, наверное... пиздец как холодно, — глубоко-сочувственным тоном протянул Джеймс. — Черт, я бы хотел взглянуть.
