Алиса не успела.
Как раз в тот момент, когда она вырвалась на полянку с истошным криком: «ДЖЕЙМС!», небесные часы пробили полночь, и со всеми ребятами на поляне начало твориться что-то страшное. Они корчились, падали на землю, кричали и выгибались под неестественными углами.
Те, кто уже видел такое, моментально все поняли, и охренели, но всего на пару мгновений, не больше, чем понадобилось бы, чтобы сориентироваться в новой ситуации и поскорее рвать когти из лесу; у остальных же был шок, и убедить их, что надо БЕЖАТЬБЕЖАТЬБЕЖАТЬ получилось не сразу. Только когда тот, кто еще минуту назад был симпатичной пухлощекой француженкой, вдруг вскинул клыкастую мохнатую морду и выпрыгнул из своей кожи, как из одежды.
Началась страшная паника. Оборотни, появляющиеся то тут, то там, как выпрыгивающие из земли болотники в теплицах ЖАБА, бросались на всех, кого видели. Ученики бежали во все стороны, отовсюду раздавались вопли, рев и мерзкие звуки вываливающихся внутренностей. Дирборн и остальные охотники, оказавшиеся здесь сегодня по счастливейшей из случайностей, тут же приняли на себя удар, к счастью, некоторые имели при себе оружие, но силы были неравны и пришлось как можно быстрее отступать.
— Боже, Джеймс, он тебя укусил, он тебя укусил! — повторяла Марлин, захлебываясь слезами ужаса, пока Джеймс и Алиса тащили её на себе. Маккиннон при виде оборотней захлестнула такая паника, что она не могла идти. Тишина в этой части леса была жуткой, особенно, если вспомнить, что творилось там, откуда они бежали.
— Тебе показалось, Марли, успокойся, я ветку задел! — Джеймс оглянулся. Перепачканные в грязи, ошалевшие студенты бежали через Темный лес, многие были в крови. Пруэтты, Фенвик, Эммелина, какие-то незнакомые люди, кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то погиб прямо там, на полянке с костром. Прокушенное плечо саднило. Джеймсу удалось превратиться в оленя в последний момент — и чудо, что никто этого не заметил.
— Сохатый, веди их к тому дубу! — Сириус догнал их и передал Пруэттам на поруки раненую четверокурсницу. Она охала и без остановки плакала. — Я остаюсь!
И он побежал обратно.
— Твою мать, Бродяга! — Джеймс резко обернулся ему вслед, выругался и поискал глазами Питера. — Хвост! Хвост!
