Summer Love

Я все еще влюблен в тебя.

  Что такое "отвратительное утро"? Думаю, я - именно тот человек, который в идеале знает ответ на этот вопрос. Отвратительное утро - это сегодняшнее утро. Утро, когда открываешь глаза, а они жутко болят, режут и пекут от того, что не выспался. Отвратительное утро - это, когда во рту кислый привкус, ненавистная изжога, заложен нос, в ушах странный шум, голова болит от количества выпитого вечером спиртного, горло пересохло, а само утро начинается в 5 утра от звонка почти что сломанного будильника. Я ударяю по нему кулаком, потому что ему уже лет 7, и иначе его не вырубишь. Ударяю второй раз, после чего он наконец вырубается. Я прокашливаюсь и накрываюсь одеялом с головой. Не хочу вставать, не хочу проживать или переживать еще один адский день.

И да, я конченный дебил, потому что после рабочего дня я снова зайду на почту.

И только ради этого я начинаю свой день, только ради того, чтобы проверить пришло мне гребаное письмо или нет, я встаю и начинаю свой день. Я смотрю на прикроватную тумбочку, на которой стоит фото Гарри. Я вздыхаю и опускаю его, чтобы не видеть лицо Хаззы. Мне надоело год ждать и жить им. Нужно прекращать. Начну с малого - перестану пялиться на его фотки, потому что перестать перечитывать его письма и ходить на почту, я просто не могу. Сейчас не могу. И скоро тоже не смогу. Когда-нибудь, и то не факт. Мать твою, я ничтожество. Влюбленное ничтожество.

Что ж, я могу оскорблять себя хоть все утро, но я должен встать с кровати, чтобы вечером пойти на почту, и за этот стимул я хочу оскорблять себя еще больше.

А когда я выхожу из комнаты, то мне в глаза бросается серф, тот самый, который мне подарил Гарри. Мать его, это невыносимо.

***

Я завтракаю, пялясь на фотографию Гарри. И я должен и ее убрать, но не могу, я вроде бы и хочу дотянуться рукой, но просто не в силах. Я слишком слабый, влюбленный и жалкий, чтобы вот так резко покончить со своей влюбленностью и зависимостью.

И в борьбе с желанием перестать быть зависимым и желанием любоваться моей летней любовью побеждает... Ничто. Я откладываю вилку и встаю из-за стола. Не убирая фото, но и не пялясь на него, я ухожу на работу.

Мерзкий утренний ветер заставляет меня ежиться, и я невольно вспоминаю, как мы с Гарри обнимались, сидя на пляже, и мерзли от подобного ветра. Только я уже четвертый год почти что каждый день хожу на этот пляж, нахожусь под этим холодным ветром, но без Гарри. И я правда задолбался видеть его образ в каждой своей мысли. Я могу как-то выбить это из своей поганой бошки?

Я подхожу к своему кафе. Я смело могу называть его своим, потому что его владелец уехал неделю назад, повесив на меня должность владельца. Конечно, ведь ни один лох не работает в летнем кафе 4 года подряд. Мой начальник привык ко мне, знает, что мне слишком нужны деньги, и я не откажусь от любой нагрузки. Он часто повторяет мне одну и ту же фразу "Луи, мальчик мой, деньги важны, но побереги свое здоровье. Я рад, что у меня есть такой ответственный сотрудник, но такими темпами я скоро лишусь его", и каждый раз начинает звонко смеяться. В ответ я лишь отмахиваюсь и говорю, что деньги нужны больше моей семье, чем мне, а я слишком люблю своих родителей. И каждый раз он ведется на эту лапшу. Хотя, не могу не признать, что этот старик отлично заменяет мне отца, не смотря на то, что когда он пытается узнать меня получше, я всегда скрытничаю, потому что считаю, что ему не стоит знать настоящую причину, почему я работаю в этом кафе сутками и почему у меня совершенно нет личной жизни.


Я меняю вывеску с "закрыто" на "открыто" и принимаюсь приводить кафе в нужный для работы вид.

Что ж, еще один факт о том, какой я трудоголик и неудачник - пока я за главного, я дал всем другим работникам отдых, потому что они здесь подрабатывают, и им не так нужны деньги. Поэтому я наплел им, что моему отцу нужны деньги на операцию, эти идиоты повелись, и теперь я работаю здесь абсолютно за каждого. Это тяжело? Да! Я чувствую себя роботом, который не чувствует усталости, но только мне стоит осознать, что рабочий день окончен, как я превращаюсь в живого смертного, который умирает от голода, усталости и тоски. Кстати о голоде, боюсь, я так похудел, что это напоминает какую-то болезнь, и мою худобу украшают мешки под глазами. В общем, из самого крутого парня в городе я превратился в исхудавшее одинокое существо.


— Апельсиновый фреш, — обращается ко мне какая-то девчонка, которая только что вернулась с тренировки по серфингу. Я отмечаю, что она хороша собой, но не более, меня не тянет схватить ее за ее шикарную копну белых волос и заняться диким сексом у нее дома. Я думаю лишь о том, что все детство я хотел стать спортивным тренером, но это не так легко. Да и с моим разбитым сердцем мне меньше всего хотелось что-то делать и чего-то добиваться. Уже давно ясно, что я нытик и предпочитаю добивать себя, чем улучшать свою и без того никчемную жизнь.

— Что-нибудь еще? — Спрашиваю, протягивая ей стакан с соком.

— Я Мэри, — улыбается она. И я лишь указываю ей на бейджик с моим именем, после чего понимаю, что не надел его, устало вздыхаю и проговариваю "Луи".

Блондинка снова начинает улыбаться, и я отлично понимаю, что она заигрывает со мной. И о чем в этот момент думаю я? О том, что у нее грудь третьего размера? Улыбка охренительная? Минетный ротик? Голубые глаза, про которые можно стихи складывать? Нет. Я думаю о том, что так, как флиртовал Стайлс, никто никогда не сможет.

— Луи, — она протягивает мое имя своим милозвучным голосом, на что я притворно улыбаюсь, слегка щурясь. — Мне кажется, я где-то встречала тебя.

— Вполне возможно. Раньше я светился где только мог.

— Почему раньше?

— Потому что теперь я работаю.

— Здесь?

— Да, милая, здесь.

Кажется, у Мэри мозгов не больше, чем у морской звезды. Снова спасибо тебе, Стайлс, раньше меня привлекали глупышки, но после тебя я терпеть тупых не могу. Наверное, это еще один повод, почему я не люблю себя. А ведь когда ты меня любил, я почти любил себя.

Ну вот, снова начался маразм. Я мысленно разговариваю с ним, сразу зная, что ответа не дождусь.

Ладно, я решил потихоньку закругляться со своей влюбленностью в Гарри, и разве не отлично будет сегодня покувыркаться с этой крошкой, вместо того, чтобы пойти на почту и напиться?

— Знаешь что, — начинаю, пытаясь использовать весь свой шарм, обаяние и прочую херню, которая, как говорят, у меня есть. Мэри приподнимает брови и игриво улыбается мне, — вычисти сегодня зубы мятной пастой, я ее обожаю, накрути волосы, и я буду ждать тебя у кинотеатра.

— Клубничная не подойдет? — Хохочет она, явно не зная моей одержимости мятой.

— Нет, только мята.

— Как скажешь, — улыбается она, — в котором часу мне ждать тебя, Луи?

— В 10. Да, сегодня я работаю до десяти.

— Будут еще предпочтения?

— Мятный презерватив я сам куплю, — подмигиваю ей я.

— А вместо букета цветов ты принесешь мне букет из листков мяты? — Смеется она.

— Знаешь, учитывая, что я вообще не думал о букете, то да, думаю, мятный букет - самое то. — Я вновь очаровательно улыбаюсь.

— Хорошо, Лу.

Меня пронзает какая-то странная дрожь. "Лу" просто режет уши, к горлу моментально подступает ком. Нет, я не могу пустить слезу прямо при моей будущей подстилке.

— Не называй меня Лу. Никогда, — сдавленно проговариваю я.

— Хорошо, — Мэри отвечает с полным безразличием, пожимая плечами, затем оставляет на барной стойке купюру денег, я благодарно улыбаюсь:

— Ступай.

— До вечера, Луи.

— До вечера.

И она уходит. Я протираю глаза, глубоко вздыхая. Кошмар. Четыре года не слышал это проклятое "Лу", разве что в кошмарах. Но "Лу" - далеко не самое отвратительное. Самое отвратительное - то, что я действительно не хочу завязывать со Стайлсом, но должен, иначе я продолжу убивать себя спиртным и собственными мыслями, а так быть не должно. И Мэри - мой спасательный круг.

Фак, я невольно вспоминаю якорь, который набил Гарри, и веревку к нему, которую набил я.

Невыносимое утро. Просто кошмарное. И это еще даже семи нет. Что же будет к вечеру?