Малфой умер! Да здравствует... Малфой?

(21) Марик. Северус.

  Томас Марволо Риддл всегда обладал прекрасной памятью и многими успехами в своей жизни был обязан именно ей. Он помнил все, что совершил в своей жизни, успехи и неудачи, взлеты и падения, свое нищее приютское детство и времена, когда сильные мира сего внимали его словам с уважением и готовностью услужить. Но, что бы ни происходило в его жизни, он всегда был один. Никогда не было в его жизни человека, с которым он мог бы разделить торжество или поражение. Возможно, да скорее всего так и есть, он сам спровоцировал такое положение вещей. Он всегда стремился держать дистанцию и никого не подпускать к себе слишком близко. Лишь однажды он дал себе слабину, нарушив это правило, и тут же оказался предан...

Блэки. Красивая семья. Яркие темпераментные брюнеты с изрядной долей безумия. Беллатриса, с ее часто раздражающим обожанием и преданностью, ярый и неистовый аврор Сириус, и тихий, но коварный Регулус. Регулус внешне хрупкий стебелек, так непохожий сложением и характером на брата-гриффиндорца, истинный слизеринец, коварная ядовитая змея внутри. Хотя не стоит обижать змей - Том не знал в своей жизни более преданного существа, чем Нагини... Преданного мне... Или преданного мной... Как много меняется, стоит лишь изменить падеж местоимения. Преданные мной друзья, или преданные мне... Забавно. Нагини была убита при битве за Хогвартс Невиллом Лонгботтомом. Только о двух существах в своей жизни Том горевал так сильно, о ней, самом верном создании, и о Регулусе - коварном предателе.

Том так и не смог его возненавидеть, а он ведь старался, Мерлин свидетель. Старался вырвать эту занозу, пытался придумать, что бы сделал с маленьким предателем, каким пыткам и казням подверг, если бы тот остался в живых и попал в его руки. А он бы попал! Том небо и землю перевернул бы, но нашел его... Но что дальше? Что бы Том стал делать дальше? Когда увидел бы перед собой эти большие серые с поволокой глаза? Этот прямой и, казалось, невинный взгляд, бледные, с едва заметным румянцем, впалые щеки, хрупкие запястья, которые хотелось целовать, тонкие вечно холодные пальцы, которые хотелось взять в ладони и отогреть... Что дальше?! Том не знал...

Но Тома больше не было. Возможно, именно эта глупая страсть и последовавшее предательство сломили Лорда Судеб и развеяли оставшийся кусочек души, а вовсе не отраженная Авада...

Теперь вместо Тома был Марволо или Марик, как называл его Гарри. А Марик был той частью, что еще не познала пагубного увлечения Регулусом Блэком и лишь отголоски боли из других осколков души напоминали - не доверяй, будь осторожен, везде только ложь и предательство.

Единственным светлым пятном в этом царстве мрака оказался Гарри. Он был частью Тома и, возможно, его лучшей частью. Марик тоже был частью Тома. Так они с Гарри стали братьями, братьями по духу.

Марик все шесть лет наблюдал за Харольдом и удивлялся. Он видел перед собой звезду, лучи которой разбегались во все стороны, проникая повсюду, даря всем желающим свет и надежду. Некоторые хватались за эти лучи и держались за них, как слепец за протянутую ему руку, шли за ним, порой даже не осознавая, что он их ведет.

От кое-кого эти лучики ускользали, кто-то сам не замечал их, но в некоторых сердцах горело яростное желание погасить этот свет.

И самым алчным, ненавидящим и черным среди них было сердце Альбуса Дамблдора. Сердце Альбуса Дамблдора. Каламбур. Все равно что сухость воды или свет мрака.

Марик сидел в обветшавшем за годы, прошедшие со дня смерти хозяев, доме Риддлов. Когда-то, юный и глупый, он пришел в этот дом, чтобы взглянуть в глаза своему отцу. Что он хотел там увидеть? Загадка даже для него самого. Но не стоит предаваться сентиментальным воспоминаниям, он тут не для этого.

Очистив центр гостиной от рухляди, в которую превратилась мебель почивших хозяев, Марик вынул чашу и, надрезав запястье, нацедил крови. Затем, достав кисточку, стал рисовать этой необычной краской на полу формулу призыва.

Он откликнулся где-то через час. Невысокая, закутанная в плащ фигура с наброшенным на голову капюшоном выступила из тени.

- Кто ты, призывающий кровью предка? - пафосно, нараспев спросил пришелец, и Марик удивленно вскинул бровь.

- Я тот, в чьих жилах она течет, - в той же манере ответил он. А что? Ему не трудно, а чело... кхмм, существу, по-видимому, приятно.

- Чего ты хочешь от Ночного Народа?

- О-о-о, - разочарованно протянул Марик, - так вы - Ночной Народ? Истинных Каинитов среди вас совсем не осталось?

- Я последний. Увы, наше гнездо опустело, остались одни обращенные. Да и я уже очень стар, - склонил голову Каинит.

- Печально, - нахмурился Марик, - но я продолжил дело предка. Дожидаются инициации девять избранных. Они не рожденные, а созданные мной, моей кровью, и их дети будут истинные мертворожденные. Но теперь я не уверен... Они все сильные маги, и тебе может не хватить сил на инициацию всех.

Каинит внезапно очутился прямо перед Мариком и заглянул ему в лицо. Маг заметил, как в тени капюшона багровым сверкнули глаза.

- Не надо торопиться... - прошелестело существо. - Все вы смертные куда-то торопитесь, даже величайшие из вас... Не надо, новое гнездо не терпит суеты...


Возвращался Марик в Рок-Касл не то чтобы усталым или вымотанным, а практически мертвым от усталости, хоть самого инициируй.

Каиниту, которого, как оказалось, звали Дарий, пришлось показать все места захоронений, которые Марик и сам знал не слишком хорошо. Пришлось рыскать по ночным кладбищам, сырым склепам и тому подобным малоприятным для посещений местам. Самым мерзким стало кладбище Азкабана: не у всех казненных родственники озаботились подобающим захоронением останков.

Но наконец это малоприятное дело было завершено, и Дарий, уверив Марика, что займется подготовкой тел к обряду, растворился в тенях, а Марик отправился вкушать заслуженный отдых.

* * *

Северус пришел в себя от какой-то пакостной ноющей боли, напоминающей ломоту в суставах при гриппе.

"Что это со мной? И где я? - удивился он. - И где я был до того, как очутиться тут? Мордред, ничего не помню!"

Приподнявшись со своего ложа, которое оказалось куском прямоугольного камня, он попытался оглядеться. Без особого успеха. Кругом клубился, плыл куда-то, ограничивая обзор примерно метрами десятью, белесый туман.

Под ногами, когда Снейп слез со своего "комфортабельного" ложа, чавкнул сырой торфяник. Болота?

Все это было чрезвычайно странно. Последнее, что помнил зельевар, была тюремная камера Аврората, в которую он угодил после откровенной подставы с запрещенным зельем в Атриуме Министерства... Дальше темнота... И теперь он здесь... Где?

Никакой информации, лишь плита, торфяник, туман...

Постояв в задумчивости несколько минут, Северус побрел в первом попавшемся направлении.

После часа пути окружающий пейзаж нисколько не изменился: туман, торфяник. Иногда попадались чахлого вида кусты, напоминавшие можжевельник. Через какое-то время зельевар стал опасаться, что начнет кружить, если в окружающей местности ничего не изменится, и тут заметил, что местность потихоньку повышается. Сделалось суше, стали попадаться полуутонувшие в земле камни, точнее, каменные плиты, похожие на ту, на которой очнулся Снейп. Только размеры были несравнимо больше, и вскоре вокруг образовался хаос из лежащих, стоящих, накренившихся на разные лады плит. Идти стало труднее, приходилось выбирать дорогу среди этого хаоса, а кое-где заниматься скалолазанием. Куда идет, зачем... Северус не знал и сам. Казалось, этому каменному безумию не будет конца.

Вокруг стояла удивительная тишина. Казалось, туман, словно вата, скрадывает все звуки, а также меняет очертания окружающих предметов. Эта белесая мгла клубилась среди окружающего то ли природного, то ли рукотворного архитектурного хаоса, то почти исчезая, то вырываясь из-за очередной плиты и заливая все вокруг, сужая видимость до двух метров.

Северус уже начал выбиваться из сил, когда в тишине послышалось звонкое журчание, судя по всему, ручья.

Словно почуявшая водопой лошадь, Снейп ускорил шаг.

Ручей оказался шумным, бурным источником, состоявшим из множества родников, расположенных правильным полукругом метров 10 в диаметре. Они шумели, перекатывались по камням, сливались по несколько штук и вновь разбивались на рукава, пока в конце концов не соединялись в один мощный поток, убегающий в скрытые туманами дали. И над всей этой суетой, возвышалось исполинских размеров дерево. Ветви его начинались на высоте четырех человеческих ростов. Мощные и узловатые, они как трещины расползались во все стороны от ствола и, качаясь, скрипели на ветру.

Северус мог видеть лишь нижние ветви, остальное скрывал туман, но сверху периодически слышалось карканье, из чего зельевар сделал вывод, что наверху гнездо воронов, и не одно.

- Ну здравствуй, мой мальчик, - послышался до отвращения памятный голос. - Как тебе мифическое Мировое Дерево? Впечатляет?

Резко обернувшись, Снейп, к собственному удивлению, никого не увидел. Раздалось скрипучее хихиканье. Голос шел, казалось, сразу отовсюду и зельевар завертелся на месте, пытаясь обнаружить источник звука.

- Не нужно так нервничать, Северус, хочешь лимонную дольку? - издевался голос. - Они очень успокаивают расшалившиеся нервы.

Решив попробовать зайти с другой стороны, Снейп замер на месте и закрыл глаза, вслушиваясь в окружающее пространство.

- Не-ет, Севушка, это тебе тоже не поможет, - голос по прежнему раздавался с разных сторон. - Ты был очень плохим мальчиком, придется тебя наказать...

Вслед за этими словами зельевар расслышал негромкое утробное похрюкивание. Его пальцы захолодели от ужаса, когда он понял, что́ является источником этих звуков.