Jus primae noctis (Право первой ночи)

Глава 34. Полнолуние

Глава содержит графическое описание сексуального насилия.

Это случилось в начале третьей недели выздоровления. Накануне в состоянии Северуса произошли серьёзные улучшения: он окреп настолько, что сумел без посторонней помощи дойти до нужника. Ректальное кровотечение не беспокоило его вот уже несколько дней. Боли в ранах, нанесённых магической плетью, тоже поутихли. Изувеченная гортань почти восстановилась, хотя, судя по всему, в голосе теперь навсегда останется лёгкая хрипотца, сводящая Люциуса с ума. Глядя на эти разительные перемены, Малфой немного успокоился и впервые за долгие дни, полные отчаяния и страха за дорогого ему человека, позволил себе короткий дневной отдых. И зря.

Проспав всего каких-нибудь полтора часа, Люциус вскочил с ощущением непоправимой беды. Он в ужасе сообразил, что не приказывал домовикам в своё отсутствие неотлучно находиться рядом с Северусом. Тот ясно дал понять, что ему требуется немного побыть одному, и Люциус не стал возражать.

Аппарировав к дверям гостевой спальни, Малфой приложил ухо к двери и моментально уловил тихий, едва слышный стон. Проклиная свою беспечность, Люциус распахнул дверь и метнулся к постели, возле которой валялись пустые фиалы из-под зелий. Судя по всему, Северус сразу выпил тройную дозу Умиротворяющего бальзама, способного в таких количествах вызвать беспробудный сон, ничем не отличимый от магической комы.

— Господи, какой я идиот! — взвыл Люциус, опрометью бросившись в лабораторию, где хранил незаменимый в подобных случаях безоар.

Малфой молил бога, чтобы оказалось не слишком поздно. Вовремя применённое противоядие, безусловно, сохранит Северусу жизнь, но что если действие огромной порции зелья уже запустило необратимый процесс, и он никогда не очнётся?

Вернувшись в спальню, Люциус осторожно поднял друга с постели и положил на пол, устроив его голову у себя на коленях. Лицо Принца было белее снега, глаза плотно закрыты, губы приобрели синюшный оттенок, пульс почти не прослушивался. Лишь изредка из груди вырывался тихий, похожий на хрип, стон. Люциус осторожно разжал стиснутые зубы Северуса и вложил ему в рот маленький сморщенный камешек.

Несколько минут ничего не происходило. Сердце Люциуса бешено билось.

— Ну же, — молил он, — очнись! Пожалуйста, очнись! Господи, не дай ему умереть!