Jus primae noctis (Право первой ночи)

Глава 64. Не дай им сломить тебя

После неудавшегося ритуала Северус снова замкнулся в себе. Внешне он казался равнодушным, но внутри него полыхал вулкан гнева: на себя за то, что поверил в возможность возвращения магии, на Мерлина за то, что тешил его пустой надеждой, и даже на Люциуса за то, что не отговорил от этой бессмысленной затеи. Исполнив свои обязанности в лазарете, Северус уходил из лагеря и часами бродил по окрестным лесам.

— Друг мой, я знаю, что с тобой происходит, но умоляю, не подвергай свою жизнь опасности. За пределами лагеря может произойти что угодно, — уговаривал его Люциус, ощущавший отчаяние Северуса как своё собственное.

— У меня есть меч. И теперь, благодаря Ивару, я умею им пользоваться, — отстраненно отвечал Северус. Он понимал, что заставляет друга терзаться от волнения, но ничего не мог с собой поделать. Более того, он не лгал, когда говорил, что сумеет воспользоваться мечом. В глубине души он жаждал во время своих скитаний по лесам наткнуться на лагерь кельтов или иных диких племён, вступить с ними в схватку и умереть в бою как мужчина. К счастью для Малфоя, за прошедшие полтора года король Артур снискал себе такую дурную славу среди кочевых народов, населявших Британию, что совершенно отбил у них желание появляться вблизи лагеря, а в близлежащих лесах теперь можно было встретить лишь мирных фермеров, собравшихся по дрова или занимавшихся собирательством грибов и ягод.

Неделю спустя злость, так и не нашедшая выхода в схватке и выжигавшая Северуса изнутри, уступила место ужасающей опустошённости. Снейп вновь почувствовал отвращение к самому себе: такому ничтожному и бесполезному, такому жалкому, позволившему сотворить со своим телом немыслимые мерзости... Северус прекратил свои ежедневные вылазки и впал в уныние. Люциус с волнением замечал, что его друг из неразговорчивого сделался и вовсе молчаливым, всё больше погружавшимся в чёрную меланхолию. А ещё он запустил себя, перестал брить бороду и больше не спускался к реке, чтобы совершить омовение, хотя до этого считался в лагере чуть ли не самым чистоплотным.