Пена Дней

XLIII

-- Видишь, -- сказал Колен, -- скатерть мы уже не стелим.
-- Ничего, -- сказал Шик. -- Не понимаю только, почему
дерево такое жирное.
-- Не знаю, -- рассеянно сказал Колен. -- Его уже,
наверное, не отчистить. Жир все время просачивается изнутри.
-- Ведь ковер раньше был шерстяным? -- спросил Шик. -- А
этот выглядит как бумажный...
-- Это все тот же, -- сказал Колен. -- Не мог он стать
другим.
-- Чудно, -- сказал Шик. -- Такое впечатление, что мир
сжимается.
Николас принес маслянистый бульон, в котором плавали
кубики гренок. Он налил полные тарелки.
-- Что это такое, Николас? -- спросил Шик.
-- Кубацкий суп с мукой для прихлебки, -- ответил Николас.
-- Знай наших!
-- А, -- сказал Шик, -- вы отыскали рецепт у Гуффе?
-- Подумайте-ка! -- сказал Николас. -- Это Нищеанский
рецепт. Гуффе, тот хорош для снобарья. И, кроме того, для него
нужно такое оборудование!..
-- Но у вас-то ведь есть все, что нужно, -- сказал Шик.
-- Что? -- сказал Николас. -- Только газ и холодец, как у
всех. Что вы себе воображаете?
-- Да нет... Ничего! -- сказал Шик.
Он заерзал на стуле. Он не знал, как продолжать разговор.
-- Хочешь вина? -- спросил Колен. -- Теперь у меня в
погребе только это. Очень недурное.
Шик протянул ему свой стакан.
-- Три дня назад Ализа приходила навестить Хлою, -- сказал
Колен. -- Я не смог с ней увидеться, а вчера Николас отвез Хлою
в горы.
-- Да, -- сказал Шик. -- Ализа мне говорила.
-- Я получил письмо от профессора Лопатолопа, -- сказал
Колен. -- Он требует кучу денег. По-моему, он очень способный
человек.
У Колена болела голова. Ему хотелось, чтобы Шик говорил,
рассказывал истории, все равно какие. Но Шик уставился на
что-то за окном. Вдруг он вскочил и, вынимая из кармана метр,
отправился измерять раму.
-- Кажется, она изменяется, -- сказал он.
-- Как это? -- равнодушно спросил Колен.
-- Сужается, -- сказал Шик, -- да и комната тоже...
-- Как? -- сказал Колен. -- Это же противоречит здравому
смыслу...
Шик не ответил. Он вынул блокнот и карандаш и записал
несколько чисел.
-- Ты нашел работу? -- спросил он.
-- Нет... -- сказал Колен. -- Одно деловое свидание у меня
завтра и одно на днях.
-- Что за работу ты ищешь? -- спросил Шик.
-- Да все равно, -- сказал Колен. -- Только бы платили
деньги. Цветы стоят очень дорого.
-- Да, -- сказал Шик.
-- Ну а как твоя работа? -- спросил Колен.
-- Меня подменял один тип, -- сказал Шик, -- у меня была
уйма дел...
-- Никто не возражал? -- спросил Колен.
-- Да нет, все прошло нормально, он был вполне в курсе.
-- Ну и? -- спросил Колен.
-- Когда я надумал вернуться, -- объяснил Шик, -- мне
сказали, что этот парень прекрасно со всем справляется, но если
я согласен, у них найдется для меня другое место. Только оно
хуже оплачивается...
-- Твой дядюшка больше не дает тебе денег, -- сказал
Колен.
Он даже не спрашивал. Это казалось ему очевидным.
-- Мне их у него не попросить, -- сказал Шик. -- Он умер.
-- Ты не говорил об этом...
-- Это неинтересно, -- пробормотал Шик.
Вернулся Николас с сальной сковородкой, на которой
барахтались три чернявые сосиски.
-- Ешьте их прямо так, -- сказал он, -- мне с ними не
справиться. Стойкость невероятная! Я испробовал даже азотную
кислоту, вот почему они такие черные, но и ее оказалось
недостаточно.
Колен смог загарпунить вилкой одну из сосисок, и она
искривилась в предсмертной конвульсии.
-- Одну подцепил, -- сказал он. -- Попробуй ты, Шик!
-- Я пробую, -- сказал Шик, -- но они слишком твердые.
И он оросил стол целой струей жира.
-- Черт! -- сказал он.
-- Ничего, -- сказал Николас. -- Дереву это полезно.
Шику удалось управиться, а Николас оттащил третью сосиску.
-- Не понимаю, что происходит, -- сказал Шик. -- Разве
раньше такое бывало?
-- Нет, -- признался Колен. -- Повсюду все меняется. Я
ничего не могу поделать. Будто проказа. Это с тех пор, как у
меня кончились дублезвоны.
-- Совсем кончились? -- спросил Шик.
-- Почти... -- ответил Колен. -- Я заплатил вперед за горы
и за цветы, мне ничего не жаль, только бы вызволить Хлою. Но
после этого дела сами собой пошли вкривь и вкось.
Шик прикончил свою сосиску.
-- Пошли, посмотрим кухонный коридор, -- сказал Колен.
-- Идем, -- сказал Шик.
С каждой стороны сквозь оконные стекла виднелось тусклое
солнце, бледное, усеянное большими черными пятнами, чуть более
яркое в центре. Нескольким тощим пучкам лучей удавалось
проникнуть в коридор, но наткнувшись на керамические плитки,
такие сверкающие в былые времена, они разжижались и
растекались, оставляя по себе длинные влажные следы. Стены
пропахли подземельем. В углу мышь с черными усами возвела себе
на высокой насыпи гнездо. Она больше не могла играть на полу с
золотыми лучами, как когда-то. Теперь она свернулась клубочком
в груде крохотных лоскутков и дрожала, ее длинные усы были
клейкими от сырости. Какое-то время ей удавалось понемногу
отскоблить плитки, чтобы они снова блестели, но для крохотных
ее лапок работа эта была чрезмерна, и все, что ей оставалось,
-- это бессильно дрожать, забившись в свой угол.
-- Что, батареи не греют? -- спросил Шик, поднимая
воротник куртки.
-- Да как тебе сказать, -- сказал Колен, -- работают
круглые сутки, но у них ничего не выходит. Отсюда все и
пошло...
-- Что за шуточки, -- сказал Шик. -- Надо вызвать
архитектора...
-- Он уже приходил, -- сказал Колен. -- И с тех пор болен.
-- Мда! -- сказал Шик. -- Надеюсь, это пройдет.
-- Вряд ли, -- сказал Колен. -- Пошли, надо кончать с
Николасом завтрак.
Они прошли на кухню. Здесь тоже стало меньше места.
Николас, сидя перед покрытым белым лаком столом, рассеянно ел и
читал книгу.
-- Послушай, Николас... -- сказал Колен.
-- Да, -- сказал Николас. -- Я как раз собирался принести
вам десерт.
-- Дело не в этом, -- сказал Колен. -- Съедим его здесь.
Дело в другом. Николас, ты не против, чтобы я выставил тебя за
дверь?
-- Против, -- сказал Николас.
-- А зря, -- сказал Колен. -- Здесь ты дряхлеешь. За
неделю ты постарел на десять лет.
-- На семь, -- поправил Николас.
-- Я не хочу видеть, как ты опускаешься. Ты здесь ни при
чем. На тебя давит атмосфера дома.
-- Но ты-то сам, -- сказал Николас, -- на тебя же это ведь
не действует?
-- Я -- дело другое, -- сказал Колен. -- Я должен вылечить
Хлою, а все остальное мне безразлично, поэтому ничто меня и не
берет. Как там твой кружок?
-- Я больше туда не хожу... -- сказал Николас.
-- Я не хочу, чтобы это продолжалось, -- повторяя Колен.
-- Фон Тызюмы ищут повара, и я порекомендовал им тебя. Я хочу
услышать, согласен ли ты.
-- Нет, -- сказал Николас.
-- Ну и ладно, -- сказал Колен, -- тем не менее ты к ним
пойдешь.
-- Это подло с твоей стороны, -- сказал Николас. --
Выходит, я удираю, как крыса.
-- Ничего подобного, -- сказал Колен. -- Так надо. Ты
прекрасно знаешь, как трудно мне это сделать...
-- Прекрасно знаю, -- сказал Николас и, закрыв книгу,
уронил голову на руки.
-- Тебе незачем принимать это близко к сердцу, -- сказал
Колен.
-- А я и не принимаю, -- пробормотал Николас.
Он поднял голову. Он молча плакал.
-- Какой я дурак, -- сказал он.
-- Ты отличный парень, Николас, -- сказал Колен.
-- Нет, -- сказал Николас. -- Мне бы хотелось забиться в
уголь. Из-за его цвета. И еще, потому что там я был бы
спокоен...