Пена Дней

LXV

Два носильника наткнулись прямо на Колена, который ожидал
их при входе в квартиру. Они все изгваздались в грязи, так как
лестница опускалась и разлагалась прямо на глазах. Но оба
предусмотрительно надели самую старую свою одежду, на которой и
так и ничего не было, кроме одной сплошной дыры, откуда торчали
рыжие волоски их мерзких жилистых ног; они приветствовали
Колена, похлопав его по животу, как то и предписывалось
регламентом нищенских похорон. Вход напоминал теперь подземный
коридор, и они пригнули головы, чтобы пробраться в комнату
Хлои. Гробоноши уже ушли. Хлои больше не было, остался только
старый черный ящик, помеченный порядковым номером, весь в
шишках и вмятинах. Носильники схватили его и, пробив им, как
тараном, окно, выбросили ящик на улицу. Мертвых спускали на
руках, только начиная с пятисот дублезвонов.
-- Вот почему, -- подумал Колен, -- у ящика столько шишек.
И он заплакал, потому что Хлоя, должно быть, ушиблась и
помялась.
Он подумал о том, что она больше ничего не чувствует, и
заплакал еще сильнее. Ящик загрохотал по мостовой и раздробил
ногу игравшему рядом ребенку. Затем носильники вытащили его на
тротуар и оттуда взвалили на мертвецкую машину -- старый
грузовик, выкрашенный в красный цвет. Один из носильников сел
за руль.
За грузовиком шло очень мало народу: Николас, Изида и
Колен, еще двое или трое, кого они не знали. Грузовик ехал
довольно быстро. Чтобы не отстать, приходилось за ним бежать.
Водитель распевал во все горло. Он замолкал, лишь начиная с
двухсот пятидесяти дублезвонов.
Перед церковью грузовик остановился. Черный ящик остался в
кузове, а они вошли внутрь для церемонии.
Насупившийся Монах повернулся к ним спиной и начал
неубедительные манипуляции. Колен остановился перед алтарем.
Он поднял глаза: перед ним к стене был прицеплен Иисус на
кресте. У него был скучающий вид, и Колен спросил его:
-- Почему умерла Хлоя?
-- Я не несу за это никакой ответственности, -- сказал
Иисус. -- Может, поговорим о чем-нибудь другом...
-- А кого же это касается? -- спросил Колен.
Они беседовали очень тихо, и остальные не слышали их
разговора.
-- Во всяком случае, не меня, -- сказал Иисус.
-- Я приглашал вас на мою свадьбу, -- сказал Колен.
-- Она удалась, -- сказал Иисус, -- я хорошо повеселился.
Почему же вы не дали больше денег на этот раз?
-- У меня их больше нет, -- сказал Колен, -- и к тому же
это уже не свадьба.
-- Пожалуй, -- сказал Иисус.
Казалось, он испытывал неудобство.
-- Сейчас совсем другое дело, -- сказал Колен. -- Сейчас
Хлоя мертва... Мне не нравится сама идея этого черного ящика.
-- Мммммм... -- сказал Иисус.
Он смотрел в сторону и, казалось, скучал. Монах крутил
трещотку, вопя латинские стихи.
-- За что вы ее уморили? -- спросил Колен.
-- Ох!.. -- сказал Иисус. -- Не приставайте.
Он поискал более удобное положение на своих гвоздях.
-- Она была такая добрая, -- сказал Колен. -- Никогда не
делала ничего плохого -- ни в мыслях, ни на деле.
-- Это не имеет никакого отношения к религии, -- зевнув,
процедил сквозь зубы Иисус.
Он чуть-чуть тряхнул головой, чтобы изменить наклон
тернового венца.
-- Я не вижу, что мы такого сделали, -- сказал Колен. --
Мы этого не заслужили.
Он опустил глаза. Иисус не отвечал. Колен снова поднял
голову. Грудь Иисуса вздымалась тихо и равномерно. Его черты
дышали покоем. Глаза были закрыты, и Колен слышал, как из его
ноздрей исходит тихое умиротворенное мурлыканье, словно у
сытого кота. В этот момент Монах сделал перепрыжку с одной ноги
на другую и задул в трубу. Церемония закончилась.
Монах первым покинул церковь и вернулся в сакристилище,
чтобы переобуться там в грубые подкованные башмаки.
Колен, Изида и Николас вышли на улицу и встали позади
грузовика.
Туг появились вырядившиеся во все светлое Шиш и Пузан. Они
принялись освистывать Колена и плясать вокруг грузовика как
дикари. Колен заткнул уши, но он не мог ничего сказать, он
подписался под нищими похоронами и теперь даже не двигался,
когда в него швыряли пригоршни щебня.