Love for two

Без сахара и без соли

Косые струи дождя с глухим стуком разбиваются о тонкие стены палатки, и кажется, будто плотная ткань вот-вот не выдержит и прорвется под яростным водяным напором.

Но внутри — сухо. Внутри тепло, и еле-еле горит оплывшая свеча на маленьком деревянном столике.

Рев ветра снаружи напоминает Гарри о соседском автомобиле с Тисовой улицы — пожилой мистер Фарелл никак не мог завести свое старое ржавое «ведро» по утрам, а когда ему это все же удавалось, машина гудела, дребезжала неисправным мотором, и из днища со звоном валились мелкие детали. Дядя Вернон не любил мистера Фарелла — то и дело ворчал, что сосед вечно будил всю улицу и что ему давно следовало бы заменить колымагу на нечто более современное.

Гарри трясет головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Мысли, выплывшие вдруг совершенно из ниоткуда, послушно исчезают в нигде. Говорят, в самые серьезные и ответственные моменты жизни постоянно так — на ум приходит что-то совсем отвлеченное, несущественное, дурацкое, а порой даже тянет расхохотаться без причины.

Смеяться Гарри не тянет, и это радует. Гермиона стоит всего в нескольких шагах от него, заваривает чай в железном эмалированном чайнике с погнутой ручкой и ложкой стучит слишком сильно — наверное, чтобы заглушить собственные мысли. И не разговаривать, пока они не придут в порядок.

Гарри сидит на разобранной постели и, натягивая носки, думает, как сильно Гермионе все-таки идет его футболка — бывшая черной когда-то, а теперь — выцветшая от многочисленных стирок и совсем потерявшая форму. Правда, Гермиона немного нелепо в ней смотрится: вещь слишком большая, висит на ее фигуре мешком и длиной доходит почти до колена. Гарри не удивляется особенно: раньше футболка принадлежала Дадли.

Наконец Гермиона поворачивается, и на губах ее играет легкая, немного взволнованная улыбка.

– Я чай заварила. Будешь?

– Да, спасибо.

Гарри встает, идет к маленькому покосившемуся столику и, не удержавшись, чуть приобнимает Гермиону за талию по пути. Она тихо фыркает, но не возражает. Гарри садится на низкую рассохшуюся табуретку и смотрит, как Гермиона разливает по чашкам дымящийся чай.

– Извини, что сахара нет, – она жмет плечами слегка виновато и усаживается напротив.