Love for two

After the yellow canaries

Не спалось.

Гарри сел на кровати. Гриффиндорцы видели второй не самый трезвый сон — матч был обмыт всерьез. Симус и Дин радостно храпели, Невилл тихонько бормотал, а Рон довольно улыбался во сне.

Гарри натянул свитер, достал мантию-невидимку и вышел из спальни. Камин в гриффиндорской гостиной едва тлел, целомудренно скрывая следы празднования. Парень, шепнув заклинание Света, поднял палочку, освещая путь через баррикады мусора, и двинулся к выходу. Сквозняк и осторожность заставили поуютней закутаться в мантию. Гарри побрел по темному коридору.

Тишина, только чуть слышный свист ветра в окнах. И шорохи. И отдаленный звук льющейся воды. Кто это так поздно?

Внезапно ночное хогвартское перешептывание заглушил шум падающих доспехов и визги Пивза. От греха подальше Гарри свернул к башне Астрономии и стал подниматься по винтовой лестнице.

На широком каменном островке царила тишина. Даже ветер угомонился. Серые выщербленные глыбы, подобно чаше, хранили ночной океан. Звезды, рассыпанные по тёмному небу, не принесли привычного умиротворения. Парень опёрся о парапет. В груди тянуло, как будто где-то там смерзшимся комом лежала его Душа. Тоскливо, не тревожно, а тоскливо. Когда Рон и Гермиона ссорились, всегда становилось одиноко. А теперь еще и больно. Больно, словно от несмелого «Круцио» друга.

Вздохнув, Гарри оттолкнулся от парапета и направился к лестнице(1).

* * *
Полная Леди настороженно наблюдала материализацию Золотого мальчика посреди тёмного коридора — теперь не было никакой возможности пройти мимо неё в мантии-невидимке, даже назвав пароль.

— Veritas! — озвучил волшебное слово парень.

— Ох, ну и времена! — вздохнула дама, пропуская гриффиндорца, — Вот старосты — и те с глазами, красными от страха. И Пивз этот… Почему же у вас барышни одни так поздно ходят?

«Гермиона», — вспыхнуло в голове, и Гарри быстро шагнул в проём.

Она сидела в углу дивана, глядя на огонь и кутаясь в махровый халат. Огонь в камине ярко горел, от беспорядка не осталось и следа — эльфы не дремали — только на кресле лежало влажное банное полотенце.

Даже не обернувшись на скрип открывающегося портрета, Гермиона устало улыбнулась и похлопала ладошкой по выцветшей обивке дивана рядом с собой: