❤
Они вваливаются в кабинку, жадно целуясь и судорожно пытаясь расстегнуть друг на друге одежду. Чонгук настырный и упрямый, а потому рубашка на Тэхёне едва не трещит по швам от напора его пальцев, угрожающих к чертям собачьим оторвать все пуговицы, пока омега путается в шлёвках чонгукова ремня. Поцелуи спонтанные и смазанные, хаотичные и быстрые. Они хотят оставить след на каждом открывшемся участке кожи, прихватить зубами и нарисовать крошечную метку, которая будет напоминать о приключении еще около недели.
Чон хочет чувствовать Кима ближе, подхватывает под бедра и вжимает в шаткую перегородку, притираясь к паху густо выстанывающего сладкое удовлетворение друга. Стена позади него скрипит жалобно и шатается, угрожая рухнуть, если альфа продолжит в том же духе, но Гук будто трезвеет на минуту, приникая к соблазнительным губам Тэ. Черт, он думал о них весь день, вспоминал их томные и дурманящие поцелуи и хотел снова ощутить эту мягкость на своих, оттянуть зубами и провести языком, пробуя на вкус.
– Я все еще считаю это неправильным, – Тэхён переводит дыхание с трудом, дышит сбито Чонгуку куда-то в шею, а затем целует развязно и глубоко, окольцовывая ногами талию, укладывает ладони на щеки и ведет подушечками больших пальцев по скулам, восторженно выдыхая от легкой щетины на его лице.
Проклятье, это так дико и возбуждающе, чертовски сексуально, пусть и самую малость неприятно – кожа наверняка потом будет пощипывать в местах раздражения из-за трущихся коротких волосков о нее. Но как же плевать сейчас, черт побери. Какое-то животное начало в Киме отмахивается от этих мыслей, приказывая сосредоточиться на ощущениях, на твердой груди, вжимающейся в его, на горячее трение сквозь ненавистную ткань джинс и наглые ладони на ягодицах, сминающих грубо, собственнически.
– Как скажешь, детка, – не веря ни единому слову, охотно соглашается с ним Чонгук и толкается бедрами снова, оставляя засосы на смуглой шее. Он готов исполнить любой каприз омеги, лишь бы тот бесконечно постанывал ему на ухо и всхлипывал тихонечко, цепляясь пальцами за плечи, словно Гук единственный островок спасения в этом безумном мире.
– Никакого секса в туалетной кабинке, – сразу предупреждает Тэ, не желая заниматься любовью в грязном узком помещении, в котором нужду-то справлять боязно, того и гляди, подцепишь чего. Парень хватается за эту мысль остатками ускользающего в приятную дымку томления разума, а после наконец-то отпускает себя, давая волю инстинктам, которое не на шутку разбушевались, подстегивая на безумства из раза в раз.
