Метро оказалось чертовски переполненным, люди оживлённо переговаривались, толкались, не замечая никого вокруг и отдавливая ноги, и, несмотря на мокрый сентябрь, было очень душно. Даже практически невыносимо. — Пиздец какой-то, — тихо, едва борясь с рвущейся наружу яростью, прорычал Шастун, недовольно озираясь по сторонам, когда какой-то мужчина с бакенбардами, внешне очень напоминающий Пушкина, споткнулся и чуть не налетел на мальчика. Все люди куда-то спешили: кто - по делам, кто - на работу или учёбу, а Антон, вдыхая ещё тёплый, согретый осенним солнцем воздух, периодически озирался по сторонам, идя медленным, размеренным шагом, ведь торопиться ему уже было некуда. Накинув на одно плечо серый полупустой рюкзак и нервно попивая из трубочки клубничный "чудо", Шастун двигался в сторону своей новой школы, в которой ему, к сожалению, предстояло учиться ещё целых два года. Почему "к сожалению"? Да потому что, признаться честно, постоянные переезды с места на место парня умотали так, что любой новый город казался ему вражески настроенным, однако за столько лет он уже успел привыкнуть, и абсолютно ничего в новых, ещё не изведанных улицах и проспектах его не смущало. Хмурый и не особо гостеприимный на первый взгляд Питер сразу показался Антону самым мрачным городом из всех, которые он когда-либо видел. И Шастун даже не особо понимал, в чём проблема: в его собственном восприятии или в бешеных скачках в погоне за лучшей жизнью. То ли дело его родной, залитый солнцем Воронеж, где мальчик прожил до десяти лет. Антон всегда вспоминал это время с особым трепетом, надеясь, что когда-нибудь судьба вновь приведёт его в знакомый двор, подаривший ему самое лучшее детство. Но потом обстоятельства сложились так, что родители вместе с сыном и дочерью переехали во Владивосток, веря, что теперь-то уж всё точно сложится благоприятно. Однако и в этом городе семья Шастуна надолго не задержалась. Нет, Санкт-Петербург был неплох. Откровенно говоря, очень даже неплох. Здесь, несмотря на всю нелюбовь Антона к серости и бесконечным ливням, царила какая-то особая, таинственная атмосфера, которой хотелось упиваться. Которая манила, укутывала в уютном одеяле и заставляла мечтать остаться здесь. Если не навсегда - то на пару лет точно. И хотя дождь был непривычен для Антона, ему всё-таки пришлось свыкнуться с мыслью, что здесь придётся жить какое-то время, и он постепенно начал забывать о прежде неприятной сырости. В конце концов, в любом городе есть своя изюминка. И в Питере этой изюминкой была стена из воды. А ещё поражающие - в хорошем смысле этого слова - Шастуна здания: гармоничная полифония различных архитектурных стилей, огромное количество прекраснейших пригородов, сады и скверы, мостики и каналы... Самая натуральная русская Венеция. — Молодой человек, можно, пожалуйста, поаккуратнее? — без тени злости поинтересовалась девушка низкого роста, на вид лет двадцати трёх, когда парень по неосторожности наступил ей на ногу. — Да-да, конечно, — искренне смутился Антон, и, осознав, что он только что, отвлёкшись на собственные размышления, пропустил свой поворот, быстро скрылся. "Вот что значит - культурная столица", — подумал парень, едва слышно фыркнув. Оставалось пройти каких-то несколько метров, и взору Шастуна открылось бы здание школы. Белая парадная рубашка, изрядно надоевшая за столько лет бесконечных школьных будней, висела на худощавом теле Антона (хотя он и был уверен, что пополнел за лето), и ему всё время приходилось подтягивать её за плечи. Мимо парня неожиданно пронёсся первоклассник, радостно несущий пёстрый, красочный букет, который был чуть ли не больше его самого. Антон, имеющий чрезвычайно хрупкое телосложение, слегка покачнулся и едва сохранил равновесие, чудом не угодив в лужу, блестевшую перламутровыми разводами бензина. — Поосторожнее ведь никак, — сетуя, закатил глаза Шастун и, собрав все силы в кулак, вошёл в ворота школы №300. Повсюду сновали возбуждённые и беспричинно счастливые младшеклассники и старшеклассники, учителя и учительницы, и весь школьный двор, показавшийся Шастуну громадным и непомерным, был наполнен приятным ароматом увядающей осенней травы, полусухих листьев и букетов в руках учеников. — 10 "Б"! — крикнул кто-то из толпы, и Антон, чуть дёрнувшись от неожиданности, непроизвольно обернулся и буквально несколько секунд, сощурившись, пялился в гущу людей, когда до него наконец дошло, что это его класс. — Пожалуйста, подойдите все ко мне, 10 "Б". Светловолосый парень, сглотнув, двинулся вперёд, чуть в силу своего роста не сбив путающуюся под ногами девочку из второго "А" класса, и виновато улыбнулся ученице, глядящей на него с нескрываемым и удивительным для такого маленького ребёнка презрением. Разглядев, наконец, тёмную макушку его будущего классного руководителя, Антон подошёл к своему классу, лихорадочно теребя начавший душить воротник и пристраиваясь рядом, будто в надежде, что его не заметят. — Антон Шастун? — классный руководитель сдержанно дёрнул уголками губ и, дождавшись кивка парня, повернулся к остальным гудящим ребятам, активно обсуждающим прошедшее лето во всех приличных и неприличных подробностях. — Ребята, знакомьтесь. Это новенький, он теперь будет учиться в нашем классе. — Антон, — покраснев от количества обращённого на него внимания, смутился светловолосый и несмело взглянул на своих одноклассников. Ребята на мгновение замолкли, оценивая незнакомца сосредоточенными взглядами, а затем вдруг принялись оживлённо знакомиться с новичком, между делом рассказывая о школе, о себе и - совсем немного - об учителях. Похоже, Шастуну впервые за столько переездов по-настоящему повезло с классом, и он, мягко выражаясь, опешил от такой бурной реакции. Ему всегда казалось, что ученики встретят его высокомерными взорами, приподняв брови в немом недовольстве, фразой "тебя ещё здесь не хватало" и, фыркнув, продолжат разговаривать о своих личных заботах и проблемах. Но, вопреки всем построенным парнем ожиданиям, эти ребята оказались энергичными, весёлыми и шумными. Даже чересчур для тихого и отчасти замкнутого Антона. — Димка Позов, староста, — первым представился невысокий парень в очках со смешной ухмылкой и почтительно протянул Антону ладонь для рукопожатия, чуть ли не раскланиваясь перед новоиспечённым одноклассником, на что Шастун хмыкнул. — Из тебя староста, как из меня балерина, — усмехнулся другой одноклассник Антона, чёрные волосы которого были заделаны в небрежную гульку, которая ему была очень даже к лицу. Этот юноша тоже был низкий, как и Дима, а по национальности больше походил не на русского, а на армянина, кем он, впрочем, и оказался. — Серёга Матвиенко, — он тоже выставил руку в знак приветствия, и Антон пожал её в ответ. — Арсений, — в разговор вклинился довольно высокий, но не выше самого Шастуна, темноволосый мальчик с запоминающимися лазурно-голубыми глазами и приятными чертами лица. "Грёбанная модель", — подумал Тоха, не сдержавшись от такого вывода, но вслух ничего не ответил, улыбнувшись, и тоже пожал брюнету руку. — О, а это Окс! — Серёга вытащил из толпы ничего не подозревающую миловидную тёмно-русую девушку с серыми глазами, слегка отдававшими голубым на ярком солнце. У неё была отменная фигура, которой позавидовала бы любая представительница женского пола, и Антон отметил про себя, что девушка, скорее всего, на постоянной основе посещает тренажёрный зал. — Она не особо дружелюбная, а ещё немного кусается, — Шастун негромко рассмеялся, мысленно переваривая забавное описание. — Отпусти, придурок, блин, — огрызнулась одноклассница, слегка топнув чёрным каблучком, и, вырвавшись из Серёжиной цепкой хватки, оправила за себе блузку, одарив Матвиенко сердитым взглядом. — Окс, значит? — недоумённо нахмурился Антон, не понимая, что это за имя такое. Может быть, Оксана?.. — Оксана, — прочитав его мысли, подтвердила девушка, заправив за ухо прядь спадающих на плечи волос, — Оксана Фролова, — наконец полностью представилась сероглазая, склонив голову набок и изучая настолько высокого и худого парня. — Наш классрук, — чуть слышно шепнул Дима, встав на носочки и дотянувшись до уха Антона, и бесстыдно показал в сторону преподавателя, — Виктор Алексеевич Терентьев - охуенный чувак... — То-то же ты за ним как хвост таскаешься, — съязвил Матвиенко, добродушно закатывая глаза. — Скоро вас сватать будем. — Хвост здесь только ты, — вполне спокойно ответил Позов, явно и бесцеремонно намекая на Серёжину причёску, над которой он регулярно подтрунивал. Серёжа театрально насупился и отвернулся, как самая натуральная обиженка, шепнув что-то Арсению, на что тот звонко рассмеялся и прикрыл глаза, потерев переносицу. — Так вот. Он, — Дима кивнул на классного руководителя, — учитель биологии и химии. Довольно строгий, правда, - помуштровать любит, но, в целом, очень хороший. Я сразу понял, что ты ему понравился. Антон ошарашенно вылупил глаза на парня в очках, а тот, поймав этот безумный взгляд новоиспечённого друга, который, кажется, подумал абсолютно не о том, заливисто расхохотался, держась за живот и едва ли не падая на землю. — Ты чё, тормознутый что ли?! — Дима, присвистывая, едва удержался от того, чтобы не покрутить у виска. — Не в этом смысле! До сбитого с толку Шастуна, наконец, дошла вся суть ситуации, и он сам тихо прыснул от своей тупости, украдкой поглядывая на расположившихся неподалёку Оксану, Серёжу и Арсения. Праздничная линейка прошла относительно спокойно, за исключением того, что двое одиннадцатиклассников, нёсших флаг России во время гимна, поскользнулись на грязи и растянулись на земле, замотавшись в этот самый флаг. Ученики открыто расхохотались, а учителя, хоть и пытались сохранять напускную серьёзность и бдительность (гимн России, как-никак), тоже еле держались, чтобы не улыбнуться. — Ребят, пройдите в класс, надолго не задержу, честно, — окрикнул 10 "Б" Виктор Алексеевич, следуя к дверям здания и ведя за собой подопечных, как неспособных к самостоятельному существованию утят. Дети мгновенно образовали кучку и с трудом протиснулись всей этой дружной толпой в широкие двери учебного заведения. Класс был светлый и просторный. Три ряда деревянных парт с бортиками, благодаря которым, наверняка, можно было запросто что-либо списать; гигантская, во всю стену, зелёная доска, рядом с которой на небольшой тумбе расположились принадлежности для письма; огромные шкафы с многочисленными учебниками, скелетами животных и птиц, колбочками и трубочками; на стене висело большое количество плакатов и подсказок, что, несомненно радовало; и, разумеется, три широких окна, в которые через белые тюлевые занавески настырно пробивались лучи сентябрьского солнца. Антон выдохнул с облегчением. В этом кабинете царила какая-то атмосфера тепла и уюта, сразу хотелось учиться и познавать что-то новое. Даже если в это верилось с трудом. Все ученики, пройдя в класс, поспешно заняли свои места и начали доставать пеналы и дневники, чтобы записать приблизительное расписание. А Шастун, не догадывающийся, куда себя деть, впал в ступор, когда осознал, что для него места не хватило. По крайней мере, в зоне видимости свободных стульев не наблюдалось. Виктор Алексеевич, взглянув на замешкавшегося юношу, задумался, нахмурив лоб, и, наклонившись к подопечному, еле различимо, чтобы расслышал только Антон, произнёс: — Антон, проходи за третий ряд третью парту, если я не ошибаюсь, место рядом с Поповым свободно. Шастун кивнул и, скинув с плеча рюкзак, поплёлся к указанному месту. Парень, ставший его невольным соседом по парте, радушно сгрёб на свою половину вещи, которые успел разложить. — Ты ведь Арсений, правильно? — шёпотом поинтересовался у него Антон, тоже выкладывая дневник и вешая рюкзак на крючок. — Можно просто Арс, — так же тихо, в тон светловолосому, ответил голубоглазый брюнет, как бы между прочим пожав плечами. Виктор Алексеевич пару раз хлопнул и, дождавшись тишины в классе, обвёл взглядом ребят. — Все вы знаете, — начал он, складывая руки в замок. Девочки с упоением наблюдали за Терентьевым, и Антон понял, что это наверняка их любимый преподаватель. Нет, ну а что? Он был хорош собой, высокий, накаченный и весьма красивый. Поэтому неудивительно, что его новые одноклассницы буквально таяли, как айсберги под палящим солнцем. — Все вы знаете, — повторил Виктор Алексеевич, — что ни в этом, ни в следующем году вам ни в коем случае нельзя расслабляться. Я не буду вам рассказывать банальные сказки про то, что якобы "если вы будете плохо учиться, то будете уборщиками", — по классу пробежались нестройные смешки. — Я всего лишь хочу сказать, что вы сами должны решать свою судьбу и планировать своё будущее. Всё в ваших руках. Если вы приложите максимум усилий, то, наверняка, из этого способно выйти что-то путное. Правду ведь говорю, Воля? Весь класс уставился на худощавого русого пацана с карими, словно шоколад, глазами, который нагловато раскачивался на жалобно поскрипывающем стуле. Однако тот абсолютно не смутился, смерив классного руководителя самоуверенным взглядом. — Ну вы же прекрасно знаете, Виктор Алексеич, — манерно произнёс он, — что у меня страсть к литературе и русскому языку. К чёрту вашу химию с биологией. И Антон почему-то подумал, что учитель сейчас взорвётся и разорвёт бедного ученика в клочья, но лишь Терентьев ухмыльнулся, неодобрительно помотав головой из стороны в сторону. — Паш, я не заставляю тебя насильно учить мой предмет, ясно? Я просто хочу, чтобы ты умел отличать РНК от ДНК, или ты всё ещё думаешь, что клетка - это такой рисунок на материале твоих штанов? Класс расхохотался, а нерадивый ученик, пунцовый от стыда, как томат, что-то неразборчиво пробурчал и поравнялся носом с партой, сползая вниз. — В общем, просто идите к своей мечте, рвитесь, стремитесь, действуйте. Не обращайте внимания на временные трудности или неприятности, продолжайте достигать поставленных целей, и тогда у вас всё в жизни получится. Девочки пискнули от восхищения, а Антон опять не удержался и прыснул. В который раз за эти сутки. Он не мог себе не признаться в том, что эта картина его жутко забавляла. В его предыдущих школах классными руководителями обычно оказывались старые трухлявые стервозные тётки под шестьдесят, которые и объяснять-то внятно не умели, хотя, по их словам, являлись педагогами со стажем, а потому каждый обязан был внимать их речам. А вот Виктор Алексеевич был совсем другим. Он был мудрым, весёлым, немного саркастичным, умел поставить на место одной колкой фразой. А ещё он явно любил свою работу: это отчётливо ощущалось в его словах и подходе к ученикам. — А теперь открываем дневники, мне уже известно расписание на завтра, — химик, замолчав, пролистнул несколько страниц своего ежедневника и, наконец найдя нужную, целиком и полностью исчерканную чёрной ручкой и текстовыделителями, устроился поудобнее, посмотрев на своих подопечных. — Итак: две математики... По классу пронеслось недовольное гудение. Дети явно не хотели изматывать себя в первый официальный день учёбы бесконечными и ненужными формулами и теоремами. Терентьев, проигнорировав такой всплеск эмоций, продолжил: — Физика. — Прям день физмата какой-то, — закатил глаза Серёжа, раздражённо щёлкая ручкой, и чуть не пнул в сердцах ножку чужого стула. — Да-а-а уж, точно не для тебя, Матвиенко, ты ж у нас тупенький, — нахально съязвила сидящая за ним девушка с тёмно-рыжими кудрявыми волосами, плавно переходящими в какой-то каштановый цвет. — Кузнецова, я с тобой разговаривал? Иди нахуй, щас выдергаю все твои космы, и будешь у меня лысая ходить, — свирепо прошипел хвостатый, замахиваясь линейкой и уже занося её над головой Кузнецовой. — Виктор Алексеевич, тут Матвиенко матерится, — конфликтующая девушка, самодовольно скрестив руки на груди, хитро ухмыльнулась и по-кошачьи склонила голову набок, зная, что Серёжа не посмеет и пальцем к ней притронуться. — Ир, отстань от Серёжи, — Терентьев укорительно взглянул на Кузнецову, а Матвиенко состроил ей глазки, но по взгляду её было понятно, что она его, после уроков подкараулив, ещё по стенке обязательно размажет. — Продолжаем. Химия... — Я в восторге, — с сарказмом протянул пухлый мальчик Илья Макаров, глядя в окно, и несколько раз томно вздохнул, чем вызвал усмешку у доброй половины класса. Девочки снова радостно взвизгнули, ведь уже завтра им предстоял урок с их любимейшим учителем. — МХК, физкультура, английский, — громогласно объявил последние предметы преподаватель и с неизвестно откуда взявшимся захлопнул ежедневник, разминая затёкшие плечи. — У-у-уф, — пробурчал класс, не веря в то, что в первый день им поставили сразу семь изнурительных уроков, большая часть из которых требовала постоянной зубрёжки и непрерывной работы мозга. — Дорогие мои, вы в десятом классе, вам что, рисование и музыку подавай? — улыбнулся химик, поправляя галстук и наблюдая за растёкшимися по партам подопечными. — Было бы неплохо, Виктор Алексеевич, — вполне честно ответил Дима Позов, поправляя так некстати съехавшие на нос очки. — А мне, думаете, легко, с такими оболтусами, как вы, заниматься? — мягко усмехнулся учитель, расправившись с галстуком и застёгивая верхнюю пуговицу на своём пиджаке. — Ну мы-то вроде хоть чуть-чуть умные, а вот ашки... — с плохо скрываемой надменностью протянула высокая девочка с короткой стрижкой. — Бендыч, если мы тут "хоть чуть-чуть умные", то что ты в нашем классе делаешь? — фыркнул Паша, уже позабывший о собственном позоре, и тут же нехило отхватил от вмиг разбушевавшейся Маши какой-то книгой по голове. — Воля, Бендыч, — строго одёрнул их Виктор Алексеевич, встав из-за своего стола и разнимая учеников, которые друг в друга чуть ли не зубами готовы были вцепиться, — имейте совесть, прекратите немедленно. — Да, они всегда такие, — предвещая поток многочисленных вопросов Шастуна, тихо ответил Арсений, следя за разворачивающейся потасовкой за соседними партами. Антон резко повернулся к своему соседу и заинтригованно посмотрел на него, чуть покусывая губы, будто пытаясь что-то сказать, но не решаясь этого сделать. — Ты из какого города приехал? — не позволив Антону хоть как-то отреагировать, поинтересовался Попов, подперев голову кулаком и пиля нового одноклассника пронзительным взором голубых глаз, которые ещё на улице показались Тохе какими-то необыкновенными. — Из всех российских, — хмыкнул светловолосый, начиная выводить своё имя на титульном листе дневника. Арсений уставился на него с истинным непониманием, тоже недоумённо закусив губу. — Как это? — Ну, смотри... — Тоха начал загибать пальцы, заметив искреннюю заинтересованность со стороны Попова. — Родился я в Воронеже, потом переехал во Владивосток, жил там до тринадцати лет, потом уехал в Москву, затем в Ульяновск, и вот сейчас я здесь. — Ого... — пребывавший в небольшом шоке от такого внушительного списка, тепло улыбнулся Попов краешками губ и, последовав примеру соседа по парте, тоже начал старательно выписывать буковку за буковкой. — Здорово, наверное. По всей стране поездил. Шастун согласно кивнул, ненароком взглянув в дневник Арсения, и слегка обомлел. Почерк был чертовски аккуратным, чуть ли не каллиграфическим. И, в то время как у Антона едва можно было разобрать слова, ровные буквы Арсения вставали в стройные ряды, будто сойдя со страниц старинных книг, написанных от руки. — Как закончил тот год? — спросил Попов, на автомате продолжая заполнять графы анкеты о телефонах родителей и номере школы. — С четырьмя тройками: по алгебре, геометрии, физике и биологии... — после недолгой паузы задумчиво ответил Шастун, прокручивая в голове ненавистные предметы и чуть ли не скрипя зубами. — Учителя мразотные попадались... — Несладко тебе придётся здесь, — Арсений, зажав во рту колпачок от ручки, едва заметно усмехнулся, — у нас всё-таки школа с математическим уклоном. — Я понятия не имею, как здесь оказался, — рассеянно пожал плечами светловолосый, продолжая наблюдать за занятым писаниной Арсом. Было в этом брюнете что-то такое загадочное, что сразу приковывало взгляд. — А ты как? — Не хочу показаться гордым, но я отличник, — как-то совсем обыденно промямлил Арсений, и Шастун понял причину такого потрясающего, а главное - разборчивого почерка. Рука набита. Строчит, небось,день и ночь конспекты по всем параграфам. — Самый что ни на есть стереотипный отличник. Возможно, даже слишком скучный, — Арсений поднял глаза, задержав на Антоне печально-загадочный взгляд, и тут же вернулся к заполнению дневника. Антон, помешкав, уже было хотел разуверить его в этом, словно почувствовав состояние брюнета, и едва открыл рот, как был безжалостно прерван голосом классного руководителя: — Ладно, можете идти по домам. Завтра в 8:30 начинается первый урок, убедительная просьба не опаздывать, — в конце предложения испытующе посмотрев на болтающего с кем-то Волю - главного любителя приходить ко второму или даже третьем уроку, громко оповестил всех Виктор Алексеевич, и, собрав свой дипломат, вышел из кабинета, предварительно попросив старосту - Димку Позова - закрыть дверь на ключ, когда все покинут класс. Антон вместе со своими новыми тремя знакомыми - Арсением, Димой и Серёжей - вышел из школы, вприпрыжку спускаясь по узеньким ступеням. На улице ярко светило полуденное солнышко, пригревая своим живительным, успокаивающим теплом, что было несвойственно для холодного, продрогшего и в конец уставшего от дождей Питера. — Ну что, пойдём сегодня пиццу есть ко мне? — спросил у Попова и Позова Матвиенко, взглянув на время. — Часов... — он почесал затылок, прикидывая что-то в голове, — в шесть. Родители на дачу свалят до завтра, так что можно не париться. — Кто ещё будет? — скрестил руки на груди Арс, краем глаза следя за удаляющимся от их компании Антоном и постукивая подошвой по асфальту. — Хотел Волю и Макарова позвать. — Отлично, тогда в шесть. С меня кола, — радостно потерев ладони и предвкушая хороший вечер, мигом согласился Димка и закинул рюкзак, полный только что выданных учебников, себе на плечо. — Антон, хочешь с нами? — вдруг предложил Матвиенко, взглянув на Шастуна, и последний остановился, даже не ожидав, что его - фактически, незнакомого человека - могут куда-то пригласить. — Не, ребят. Я пас. После переезда ещё не всё разобрал, — испытывая какие-то странные угрызения совести, отказался светловолосый и, пожав новым друзьям руки на прощание, неторопливо направился прочь со школьного двора, погружённые в какие-то собственные размышления. Удивительно, но теперь Санкт-Петербург не казался туманным и неприветливым городом, в котором жили лишь меланхолия и сплин. Напротив - он благосклонно раскрывал свои объятия и дарил пока ещё смутную, но проклёвывающуюся надежду на то, что всё обязательно сложится хорошо. А Антон почему-то беспрекословно ему верил. И понимал: даже если погода начнёт портиться, Антону вряд ли будет скучно и тоскливо с его одноклассниками-юмористами. Главное - не упустить этот шанс и познакомиться с такими потрясающими людьми поближе.
Примечания:
Обожаю школьные аушки, подумал, что вам будет интересно, ведь я не один такой :3
Всех невероятно люблю❤
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Надписи на партах
Teen Fiction-Что за люди такие, которые пишут на партах? - рассеянно спросил Арсений, пытаясь оттереть ластиком надписи и неприличные рисунки. - Либо дебилы, либо влюблённые, - усмехнулся Антон, сжимая в руке карандаш. - Смотри, - парень начал вырисовывать голо...