Надписи на партах

26

Сергей часто моргает, пытаясь прийти в себя. Тело будто налито свинцом, иначе нет объяснения тому, что так трудно вставать. Мужчина заходит в ванную и встаёт под холодный душ. Надо смыть с себя всё это. Матвиенко осторожно снимает резинку с волос, закрученных в аккуратный хвост, и кидает её куда подальше. Воздух вокруг будто насыщен ядом. Шатен прикрывает глаза, отдаваясь целиком и полностью ледяным струям. — Снова кошмары? — тихо спрашивает приоткрывшая дверь Маша, полусонно качаясь. Сергей ничего не отвечает, лишь коротко кивает, снова пытаясь вдохнуть. Он осторожно делает первый вздох, но безуспешно : отравленный чернотой кислород застревает в горле. — Иди спи, Маш, — как можно искреннее шепчет Матвиенко, одной рукой закрывая кран. — Всё хорошо... вроде... Бендыч устало мотает головой и закрывает дверь. Серёжа слышит её тихие, удаляющиеся шаги, которые вскоре смолкают. "Опять кошмары", — фраза, которая прочно застряла в голове. Фраза, мешающая спать. Фраза, разбивающая сердце на миллионы осколков. Матвиенко вытирается чёрным махровым полотенцем, выжимает воду из волос и выходит из ванной. Он не понимает, почему он. Почему именно он. Вот уже на протяжении нескольких месяцев Сергея тревожили ужасные сны. Он вскакивал по ночам, весь потный и взъерошенный. И каждый раз хотелось умереть, лишь бы не видеть всего того, что воспроизводила память... В его снах почему-то всегда страдал Позов. Его убивали, выстреливая из пистолета; его сбивала машина, когда он по неосторожности выбегал на перекрёсток; он падал вниз, сидя в неисправном самолёте. С ним происходили все самые ужасные вещи. И так по кругу, без остановки, не прекращаясь. Хотелось бежать. Бежать из этого дома, города, страны, наконец, мира, и не оглядываться, не останавливаться, не переводить дух. Матвиенко даже не знал научного объяснения тому, что он практически каждую ночь видит перед собой вещи, пугающие до чёртиков. Хотя, наверное, догадывался, что это его главный страх. Страх потерять его, самого родного и близкого человека. Не сберечь. Не сохранить. Дима в его сновидениях всегда смотрел на Сергея тёплыми, но полными боли глазами, мучительно умирая, истекая кровью и задыхаясь. И Сергей кричал, звал на помощь, вопил на всю улицу, чтобы люди наконец оторвались от своих дел и обратили внимания на то, что вот он, Позов, полуживой, лежит на асфальте, отчаянно бьётся в конвульсиях, не готовый отдавать свою жизнь в костлявые руки смерти. И Матвиенко терпеть этого уже не мог. Поэтому каждый раз, когда становилось особенно плохо, он собирал в рюкзак всё необходимое и катил к Маше, которая за столько лет успела стать его лучшей подругой и хорошим советчиком в любых делах, кроме любовных. Причины кошмаров девушка не знала. Серёжа никогда ничего не рассказывал, а заикаться о своих чувствах к Позову тем более не смел. Поэтому Бендыч оставалось только догадываться, что каждый раз происходит с Матвиенко, и негодовать по поводу того, что этот нахал залетает к ней посреди ночи с угрюмым выражением лица и просьбой впустить. И всегда впускала. Потому что глядя на его измученный вид, хотелось плакать : Матвиенко в большинстве случаев выглядел крайне несчастно. — Что на этот раз? — Маша садится на кровати, полусонно моргая. — Да так, всё как всегда. Ничего особенного. Кошмары, — Серёжа говорит обыденно, будто эти страшные сны дня него ровным счётом ничего не значат. — Серёж, это не нормально. Может быть, ты к врачу сходишь? — спрашивает Бендыч, на самом деле боясь задавать этот вопрос, так как друг может неадекватно среагировать на него. — Ты же знаешь, — хмурится мужчина, залезая на раскладушку и в упор глядя на Марию, — я мозгоправов терпеть не могу. — Просто это ненормально, — пожимает плечами темноволосая, накрываясь одеялом. — Ты сам-то не устал? — Устал, — честно отвечает мужчина, кивая головой. Он очень устал. Он уже сыт этим всем по горло. — Ну так? — Ну так что? Что ты мне предлагаешь? Я даже проблемы своей рассказать не могу, — чуть ли не воет Матвиенко, роняя голову на подушку, которая ещё слегка влажная от слёз, пролитых Сергеем во сне. — Расскажи мне, — просит Бендыч, чувствуя невероятное желание помочь. Если бы она только знала, как она бессильна в этой ситуации. Сергей ничего не отвечает, злобно устремив взгляд в стену, наблюдая за тем, как по шершавым серым обоям расползается лунный свет. — Прости, Маш. Прости, — шепчет он, но девушка его уже не слышит, окончательно провалившись в сон. А вот Матвиенко о здоровом крепком сне остаётся только мечтать...
♫ Todd Burns - Only Human
Арсений заламывает пальцы, волнуясь, словно студент перед сложным экзаменом. Сердце предательски громко стучит, и брюнету даже на мгновение кажется, что все присуствующие слышат этот скачущий ритм. — Фамилия имя, — седоволосая женщина надевает очки, вглядываясь в свою небольшую записную книжку. — По... — мужчина приходит сюда уже не первый раз, и, чёрт возьми, даже не десятый, но голос всё равно срывается, и сделать он с этим ничего не может, — Попов... Арсений Попов. Женщина поднимает на него свой пустой блеклый взор, слегка презрительно ухмыляясь, встаёт из-за стола, открывая перед темноволосым дверь, и тихо произносит : — Леонид вас давно ждёт. Он говорит о вас ещё с прошлой недели. Арс шумно выдыхает, пытаясь преодолеть свой страх, захлёстывающий каждый раз с неистовой силой. Он следует за седовласой и, дойдя до нужной комнаты, прикрывает глаза. Мужчина делает шаг и в следующую секунду чувствует тёплое прикосновение чужих маленьких рук на уровне талии. Арсений с трудом сдерживает слёзы и наконец открывает очи, глядя на то, как вплотную к нему, обхватив большие ноги своими маленькими ручонками, прижалась точная копия его самого. Тёмные волосы, голубые глаза и маленькие, рассыпающиеся по всему телу темноватые родинки. — Папа, — мальчик улыбается, и Арс готов поклясться : будь у сына хвост, тот бы сейчас вилял им от радости. — Лёнька! — Попов присаживается на корточки и протягивает руки к мальчишке, утопая в таких уютных и по-домашнему греющих объятиях. Мужчина дрожит всем телом, ощущая приятное умиротворение, как будто нечто такое родное с лёгкостью способно оторвать его от земли. — Я скучал... — шепчет он едва различимо, поглаживая тёмную макушку, и невесомо целует сына в шею. — Я тоже. Очень, — мальчик всё ещё прижимает отца к сердцу, и они не в силах оторваться друг от друга. Вокруг них крутится вся планета на всей скорости, и ни тот, ни другой её останавливать не хотят. — Папа, когда ты заберёшь меня отсюда? — голубые глаза прожигают насквозь; они смотрят с такой надеждой, так доверчиво, что хочется взвыть от боли, потому как Арсений ответа на заданный вопрос не знает. — Скоро, солнышко, поверь мне. Очень скоро, — брюнет нагло врёт самому себе и такому беззащитному маленькому существу, который ни капли не виноват в том, что его папаша такой дерьмовый человек, из-за которого страдают все вокруг. — Честно? — мальчик, кажется, даже приподнимает уголки губ, веря в лучшее, и Попову так не хочется его расстраивать. — Честно. Малыш, я тебе обещаю, — он старается улыбнуться как можно искреннее, и сын, судя по всему, ведётся на эту добродушную улыбку, сводящую с ума многих и скрывающую невероятную печаль. — Рассказывай, как ты здесь. — Без тебя тоскливо, — признаётся Леонид, водя носом ботинка по мягкому выцветшему ковру. Арсений отводит взгляд. Ему стыдно. Стыдно за то, что самый близкий ему человек должен чувствовать себя ненужным. — Здесь бывает интересно и весело, но это не дом. Это мне не дом, — грустно произносит Попов-младший, и у Арса замирает сердце. Он действительно не знает, как дышать. А говорить о том, что дом, их дом, от которого всегда так веяло теплом, превратился сейчас в помойку, в скопление разбитого стекла и потушенных сигарет, в место, где всегда плохо и одиноко, он не собирается. И так всё детство пацана искажено болью. — Я тебе шоколадку привёз, — брюнет смущённо тянется ко внутреннему карману пиджака, выуживая оттуда здоровенную плитку "Алёнки", и отдаёт её сыну. Тот улыбается, кивая, и Попов готов разрыдаться. Он способен Лёне мир подарить, не то что шоколад, но в данный момент это невозможно, как бы они оба этого ни хотели. — Спасибо. Ты не против, если я ей поделюсь с ребятами? — Леня засовывает сладость в карман, и Арсений искренне поражается тому, что шоколадка туда влезает. — Делись, конечно. Это же теперь твоё, — Арс не может отвезти взгляд от сына, который безумно красивый. И дело вовсе не в том, что Лёня, как две капли воды, походит на отца. А в том, что с этими детскими чертами лица и полными счастья глазами он выглядит таким прекрасным, будто он вырезан из картины какого-то знаменитого художника. А факт того, что это ещё и его сын, просто добивает. Это действительно его сын! Его, и ничей больше. — Арсений, время общения вышло, прошу меня извинить, — в комнату входит высокий, но не выше самого Арса, мужчина, склоняя голову набок и оценивая ситуацию. — Да-да, секунду, — голубоглазый быстро встаёт, ещё раз обнимая Лёньку, чувствуя его сердцебиение. — Мне нужно идти, солнышко... — прерывисто выдыхает брюнет, понимая, что попрощаться с мальчиком как всегда не удаётся - опять всё так же скомканно, как и во все прошлые разы. — Не пропадай больше, хорошо? — пацан проводит пальцами по спине отца, вызывая у второго мурашки. И Арсению больно, до одури больно. Он не хочет ему лгать. Этому голубоглазому созданию, его созданию, такому беспомощному в этой ситуации. — Хорошо. Я вернусь, обязательно, — Попов-старший встаёт, стараясь выдавить из себя непринуждённую улыбку, тем самым заглушая внутреннюю боль, из-за которой хочется вскрыться. — Я буду скучать, — мальчик хлопает ресницами, невольно хватая отца в последний раз за руку, оплетая её своими тоненькими пальцами, и буквально заставляет себя отпустить Арсения. — Пока, — брюнет подмигивает, пытаясь потушить огонь внутри, разгорающийся с каждой секундой с новой силой. — Я приду. Скоро. Обещаю. Одно лишь пустое "о б е щ а ю". И Арс и сам знает, что ему нельзя обещать. Просто-напросто не дозволено, противопоказано, особенно собственному сыну, который такой доверчивый и искренний. Попов обещания в большинстве случаев не выполняет. Он себя за это корит уже несколько лет, но сделать с этим ничего не может. Он бы хотел сдерживать слово, он пытался, столько раз пытался, а потом уже сбился со счёту, когда люди просто перестали верить этому его "обещаю". Он и сам себе пообещать ничего не может. Знает ведь, что не способен. Но продолжает говорить, продолжает клясться, что придёт, сделает, поможет... Но ничего этого не происходит. И Арсений убиться готов, лишь бы не быть таким - омерзительным для окружающих, которые уже устали от этой бесконечной лжи. Дверь тихо хлопает, оставляя за собой маленького мальчика с голубыми глазами, так похожего на Арса внешне, но абсолютно другого внутренне. Лёня ведь чист. Чист перед всеми. И перед самим собой чист. В отличие от своего непутёвого отца, который уже замарал свои руки обидами, ядом и ненавистью. Лёня никому зла не желает - Арсений желает всем на каждом шагу. Но лишь только потому, что устал. Всего лишь устал от этой перенасыщенной болью жизни, которая не приносит ничего, кроме бесконечных слёз и разочарований, оставляя единственную потребность : срываться на ни в чём не повинных. — Вижу, разговор как всегда не удался, — мужчина, сопровождающий Арса, присаживается на хлипкий стул, закидывая ногу на ногу. — Я не хочу, чтобы Лёня думал, что детство - это детдом, а шоколад - это исключительная радость, — цитату мужчины темноволосый игнорирует, не в силах признавать его слов. — Он живёт здесь, а мог бы жить у меня. Олег, скажи мне, что я делаю не так? — он чуть ли не со слезами на глазах глядит на своего старого знакомого, надеясь разглядеть там ответы на свои многочисленные вопросы, но тщетно : кроме досады там ничего нет. — Ты знаешь, Арсений, — Белохвостов вздыхает, не понимая, как помягче объяснить Арсу, чем он заслужил это всё. — Я ведь... я ведь всё делаю. Я всё готов за него отдать, — будь Арсений девчонкой, он бы уже давно разрыдался, закрыв лицо ладонями, но он всё ещё покорно держится. — Он в Диснейлэнд мечтает попасть, как простой ребёнок... — Он и есть простой ребёнок, — светловолосый, на удивление, держится спокойно, хотя и видит, что Попов уже ломается от безысходности. — Не забывай об этом. — Я не забываю! — голос Арса под конец фразы неожиданно срывается на хрип, и он чувствует, как боль вместе со слезами подступает к горлу, невероятно душа. — Я не забываю, правда. Вот я и хочу, чтобы он жил как нормальный обычный простой ребёнок. Я бы водил его в кино, покупал бы сладкую вату, играл бы с ними в машинки. Я бы всё на свете отдал... — Попов, — резко прерывает его Белохвостов, — не надейся на то, что после лишения родительских прав тебе так просто отдадут сына... — Олег знает, о чём говорит. — Но я не виноват в смерти Киржикова! - Арсений старается говорить как можно твёрже, зная, что его слова - наглая ложь. Чёрт возьми, Арсений целиком и полностью состоит из лжи! — Ты уверен в этом? — Нет, давно нет, — голубоглазый роняет голову на стол. Из него будто выкачали все жизненные силы, и он просто не видит смысла продолжать диалог. Когда ежедневно из тебя высасывают радость и счастье, оставляя пустоту, кишащую призраками твоего прошлого, ты просто не знаешь, куда себя деть. Жизнь - штука тяжёлая, яростная и беспощадная, как ни крути. — Арс, когда-нибудь он обязательно будет с тобой, — Олег пытается друга успокоить, хотя и осознаёт, что здесь вряд ли чем-то поможешь. Арсений выглядит... несчастным... Глядя на него, хочется взвыть. Он не светится. Он не излучает добро, как это было несколько лет назад. У него забрали самое главное. У него забрали всё, что у него, фактически, было - его родного сына. — Вскоре он поймёт, какой его отец ничтожный, — Попов Олега будто не слышит, устремив свой взгляд в бездну, — поймёт, что его отец ему всю жизнь врал, как и всем. Что его отец только и умеет, что делать больно и плохо всем вокруг. Разбивать сердца, лгать, пользоваться. Какой же я ужасный человек! — мужчина наконец поднимает взгляд, и Белохвостов невольно отшатывается : взгляд Арсения страшный и холодный. Такой бывает только у человека, который по-настоящему чувствует, что он никому не нужен. — Господи, Олег, как ты со мной общаешься? — Ты накручиваешь и наговариваешь на себя, — блондин легонько бьёт друга по щеке, стараясь привести в чувство, — прекрати. Ты же знаешь, какой ты на самом деле. — Грязный, мелочный, фальшивый... — брюнет начинает загибать пальцы один за другим, находясь в прострации. — Могу дальше перечислять, надо? Олег несколько секунд оценивает взглядом полностью морально разбитого Арса, растёкшегося по его столу, и не находит слов. Арсений не такой, это уж точно, ну или не совсем такой, но ему не доказать. Он прав лишь отчасти. И несчастен, а это выходит на передний план. Арсений красив, хорош собой. Приятная внешность и обворожительная улыбка делают своё дело. Но лишь некоторые, самые-самые близкие знают, что он сгнил глубоко внутри и не способен испытывать никакой эмоции, кроме отчаяния. Настоящего отчаяния, из-за которого люди обычно бросаются с крыш и вскрывают вены. Он бы и сам давно покончил с собой, да только знает, что даже такой, хмурый, порой агрессивный он всё равно кому-то нужен. — Успокаивайся и иди домой. Пройдёт время, ты остепенишься, и, возможно, с тобой будет твой сын. И не смей пить. Такие мешки под глазами отрастил, что аж смотреть противно, — Олег подталкивает Попова к выходу, пожав ему руку. — Они от природы, — Арсений глухо смеётся, и в этом смехе ни капли удовольствия. — Не придирайся к ним, они тоже умеют обижаться, как и я. — Иди уже, а то посмотрите на него - актёра включил, — Белохвостов ухмыляется, чуть ли не пинками выпроваживая Арса, пока он окончательно не умер тут от тоски. — Я просто не выключал, — темноволосый усмехается, делая осторожные шаги вперёд. — И про сына не забывай, Лёнька тебя тут всегда ждёт. И ему не важно, какой ты. Понятно тебе? — кричит напоследок блондин, помахав Арсу на прощание. В груди Попова что-то ёкает, и мужчина чувствует, как кровь в жилах закипает, и начинает часто-часто дышать, чтобы не испытывать этого жжения, превращающего органы в пепел. Предатель. Какой же ты предатель, Попов. Даже самых близких предаёшь...
♫ Natalie Cole - Orange Colored Sky
Утро начинается с кофе. У Шастуна и Макара утро начинается с кофе. А ещё с нежных поцелуев, объятий, прохладного, дышащего осенью ветра, врывающегося в распахнутое окно, развивающихся занавесок и вкусного печенья на завтрак. Шастун пахнет этим печеньем. Он пахнет клубничным йогуртом и мёдом, он такой сладкий, что его невольно хочется облизнуть. А облизнуть его может только Илья, обмотанный в красный плед, так по-хозяйски расхаживающий по их собственной квартире в центре Петербурга. Шастун морщится, и вокруг его глаз разбегаются многочисленные морщинки, когда Макаров ведёт своим шершавым языком по его щеке, вызывая стайки мурашек. — Ну прекрати, — лучезарно смеётся Антон, тщетно пытаясь отбиться от парня, — щекотно же! — На это и рассчитано! — Макаров ухмыляется, утягивая своего возлюбленного в страстный поцелуй. — Ты такой вкусный... Антон снова смеётся, и его смех подхватывает эхо коридора. — Ты такой вкусный, — снова повторяет Илья, оставляя мокрые дорожки от поцелуев и постепенно спускаясь до оголённого торса своего парня, который издаёт приглушённый стон от удовольствия, — тебя хочется съесть! — Пощади, молю, — Антон снова сдавленно мычит, стараясь удержаться от своего природного желания, — и вообще, нам на работу пора! Тоха вскакивает с кровати, со скоростью ветра уносясь на кухню, оставляя Макарова смотреть за его удаляющейся, а потом и вовсе пропадающей тенью. Макаров своим парнем гордится. Он прекрасен. Во всех смыслах и во всех отношениях. И он никому его отдавать не обязан. Да и не собирается. Антон его.
♫ Harry Styles - From the Dining Table
— Опять убегаешь? — Маша сонно протирает глаза, изредка зевая, и смотрит на то, как Матвиенко запихивает в рот оладушек, сделанный на скорую руку. — Если хочешь, там ещё осталось, — мямлит Серёжа, вытирая руки об полотенце. — Я не против. Я всё один не съем. — Матвиенко! — Бендыч срывается на крик, чтобы достучаться до друга. — Я с тобой разговариваю! Сколько можно? Серёжа оборачивается на девушку, искренне не понимая, что не так. — Сколько можно что? — он склоняет голову набок, продолжая дожёвывать оладушек. — Сколько можно так по-свински поступать, — Маша опирается о дверной косяк, выгибая брови, что говорит о том, что она возмущена до глубины души. — Сколько можно приходить среди ночи, будить меня, ничего не рассказывать, вечно молчать, как рыба, а потом вот так брать - и сбегать? Ты головой думаешь своей? — Чего ты кипятишься? — Сергей, кажется, действительно не понимает, что в этом такого. — Мы же друзья... — Ну если ты думаешь, что друзья только для этого нужны, — девушка отворачивается от Матвиенко, по-детски обидчиво надувая губы, — то вали отсюда. Я тоже так умею. — Ты чего завелась-то на пустом месте, я не догоняю? — Матвиенко начинает закипать, быстро зашнуривая кроссовки и пытаясь не выходить из себя с утра пораньше. И ему действительно знать не дано, за что подруга его так возненавидела. Маша ведь была единственной, кто понимал и принимал Сергея таким, каким он был. — Не догоняешь? Не догоняешь, да?! — Маша заплакать готова от безысходности. — Ну и убирайся с глаз моих долой... Уходи, слышишь? — она поднимает на мужчину свои глаза, в которых плещется нескрываемая злоба, и хвостатый непроизвольно выставляет ладони в защитном жесте. — Эу, остынь. Я уже ухожу, — Матвиенко ловким движением руки закидывает на плечо джинсовку, и через мгновение его уже здесь нет. Как будто и не было никогда. О нём напоминают только свежеиспечённые оладьи на сковородке, сделанные вкусно, но не особо умело, и пустая банка от энергетика, одиноко стоящая на полке рядом с солонкой. Девушка с минуту смотрит на закрытую дверь, пытаясь сообразить, что только произошло. И ведь вчера, когда этот оболтус опять приехал к ней, чтобы она залечила его душевные раны, всё было более-менее хорошо. Маша чувствует, как на горло что-то давит, не разрешая спокойно вздохнуть. Она ещё несколько секунд пилит взглядом дверной замок, и неожиданно начинает спускаться вниз по стене, закрывая лицо руками. Слёзы катятся из глаз, и девушка не может понять, почему. Маша таких, как Серёжа, не терпит. Маша таким, как Серёжа, не верит. Маша с такими, как Серёжа, теряет контроль. В сотый, а, может, даже и в тысячный раз признаваться себе в чувствах к Сергею она не хочет. И так проиграла уже все битвы, из которых могла выйти победителем. Ещё со школьной скамьи Маша в Серёжу была влюблена. Когда оказалось, что это взаимно, восторгу не было предела. Они вдвоём парили в облаках, тонули в объятиях, и, казалось, ничего лучше и придумать невозможно. Хэппи энд. А Серёжа взял и резко променял её на кого-то. Оставил чувствовать себя ненужной и погибать в одиночестве. Лишь приезжал по ночам, думая, что она всё простила. А Бендыч простила. Она простила давно. Вот только забыть не могла. И как бы ни старалась, как бы ни пыталась - не могла. Узнав, что Серёжа влюблён, влюблён до одури, до бабочек в животе, но не в неё, Маша уже никому не могла доверять. Она бы всё поняла, она бы признала свои ошибки, если бы только Сергей хоть раз рассказал, кто же является объектом его нынешних воздыханий. А он молчал. И молчит до сих пор. Уже не первый год. Скрываясь за вечными отговорками, просьбами отстать и нежеланием. И с каждым днём, каждым часом и каждой минутой, Маша понимала, что никто больше её не полюбит так же, как любил когда-то Матвиенко : нежно, трепетно и несмотря ни на что. Когда-то. Пока не предал. И эта мысль, регулярно закрадывающаяся в душу, тревожила по ночам, заставляла плакать и сползать по стенке, искусывая губы в кровь, осознавая, что ты никому действительно никому не нужна. И единственный человек, который мог бы тебе помочь встать на ноги и начать новую жизнь, давно любит другого. А не тебя.
♫ MELOVIN - That’s Your Role
Арсений угрюмо плетётся на работу. В этот день он решил оставить свой автомобиль в покое и пройтись пешком. Сначала эта идея казалась потрясающей, сейчас уже так не кажется. С неба начинает капать дождь, и Попову хочется проклинать погоду, да и не только её. Каждый, буквально каждый проходящий мимо, думает, что может попросить сфотографироваться с ним или пожелать хорошего дня, в то время как этот день априори хорошим быть не может. А ещё и из лужи умудрились грязью облить. Отличное утро, ничего не скажешь. Арсений Питер любит. Любит за его серость и мрачность, соответствующую состоянию души, даже невзирая на дожди. Арсений Питер ненавидит. Здесь есть Антон. Светловолосый ангел, на которого даже смотреть запрещено, а разговаривать - тем более. А ещё у этого светловолосого ангела есть парень, который при любом удобном случае Попову голову открутит. Но Арс Илью не боится. Не боится того, что ему придётся пережить, если он нарушит обещание. Не боится того, что Макаров его просто-напросто убьёт. Ему и самому себя не жалко. Только вот Антон с ним счастлив. Счастлив, как никто другой. И отбирать у него последнюю ниточку, за которую он может держаться, как за спасительную соломинку в этом жестоком мире, Арс не намерен. Пусть всё будет как будет. Дождь усиливается, и брюнет неохотно достаёт зонт. Зонты Арсений тоже не любит, однако сейчас этот аксессуар хоть как-то спрячет его недовольное лицо от назойливых прохожих. Кое-как добежав до бизнес-центра, Попов отряхивается, словно щенок, достаёт свой пропускной и делает уверенный шаг вперёд. Два охранника по обе стороны от входа быстро пожимают ему руку и пропускают внурь здания, предварительно пожелав продуктивного дня. Арсений что-то скомканно отвечает, под конец бросив тихое "спасибо", и вызывает лифт, стараясь как можно скорее скрыться за его дверьми. Второй этаж. Третий. Четвёртый. Восьмой. Десятый. Лифт останавливается, выпуская Арса из своего плена, и темноволосый стряхивает с пиджака последние капли дождя. Однако это действие не помогает : одежда и без того насквозь сырая. Дойдя до нужной двери, Арс несколько секунд стоит, пытаясь выровнять дыхание, прежде чем войти. И сам не понимает, отчего. Ведь он вовсе не устал и не запыхался, а перед ним его кабинет. Всего лишь его родной кабинет... Он достаёт ключи, но замок не поддаётся, а дверь оказывается открытой. — Странно, — сам с собой вслух рассуждает Попов, нажимая на ручку и проходя в кабинет. Здесь пахнет одиночеством, болью и дорогими сигаретами. Не его сигаретами. Арсений удивлённо вскидывает брови, не припоминая, что он когда-то здесь курил. Сколько он себя помнит, он вообще не курил последние лет пять... Ну разве что по малолетству, дабы "попробовать". — О господи, явился, — на офисном стуле резко разворачивается к нему лицом Павел, заставляя Попова ошарашенно поднять глаза и остолбенеть. — Ты знал, что заставлять гостей ждать нехорошо? — Воля, — Арс знает, зачем пришёл Паша, и разговаривать с ним он ни о чём не хочет, — ты для меня не гость. Что тебе опять нужно от меня? — То же, что и всегда, — кареглазый ухмыляется, по-хозяйски закидывая ноги на стол, чем начинает Попова ещё сильнее выбешивать. — Я тебе ещё в прошлый раз сказал. Я свою компанию никому не продаю, — голубоглазый говорит твёрдо, хотя с каждым словом кажется, что его голос вот-вот сорвётся на хрип от злости. — А ты опять припёрся. — Ну зайчик, — Павел играет глазами, наконец опуская ноги на пол и вставая с законного места Арсения. — Неужели так сложно? Миллион, Арсений. Миллион. — Ты с ума сошёл? — Попову очень хочется покрутить у виска. — Да я тут с нуля всё поднимал. Тут как минимум двадцать лимонов вложено. И я тебе это должен практически задаром отдавать? — Ты богат и без своей компьютерной фирмы, — Воля подходит почти вплотную к своему бывшему однокласснику, и второй невольно отшатывается, чувствуя запах сигарет. — Хорошо, Арс. Пять миллионов. Арсений поворачивается на Павла и хочет сказать что-то едкое в его адрес, но просто стоит молча, глядя в эти наглые глаза. Ему хочется вскинуть руки к небу и заорать во всю глотку : "Ты что, дурак?", но он просто смотрит на него, не в силах спорить. — Я сказал всё, — Попов делает паузу после каждого слова, что означает, что разговаривать ему надоело и ещё хотя бы фраза - и он реально сорвётся. — Арсений, тебе же не сложно. Ты же и так знаменит и без этого дополнительного заработка... — Стоп, — брюнет зол. Разве что пар из ушей не валит. Будь его воля, он прямо сейчас бы прихлопнул Павла прямо здесь, словно муху. — Кто тебя пустил сюда вообще? — наконец доходит до него. — Кабинет ведь исключительно моя собственность. — Связи, — усмехается Воля, отводя свой хитрый взор в сторону. — Я уволю всех, — шипит Арс. Он уже со счёта сбился, сколько раз он просил своих подчинённых этого типа не пускать. Уже просто сил не остаётся. Видимо, Павел умеет неплохо так подкупать. — Увольняй, мне-то что? Я всё равно своего добьюсь, — Паша нарочно задевает Арсения плечом, и в нос Попову ударяет приторно-сладкий аромат Пашиного парфюма. — Господи... — Арс невольно зажимает нос. — Можно просто Паша, — русоволосый нахально улыбается. — Ты зачем так надушился? Чтобы комаров в моём кабинете морить? — ему хочется отойти от Воли, желательно, на километр, а если можно, то ещё дальше. — Нет, очаровать тебя, — Паша смеётся, а в тёмных глазах отражается ненависть. — Арсений, ну ты уже взрослый мужчина. Адекватный, понимающий. Чего тебе стоит, а? — Не понимаю, о чём ты, — Арс хватает первую попавшуюся под руку тряпку и начинает протирать и так до блеска начищенный стол. — Включить дурака - самое лёгкое, что ты мог сделать, — Павел снова улыбается, и темноволосый уже начинает закипать, словно чайник на плите. "Кем этот дрищ себя возомнил?" — проносится в голове у Арсения, но на внешние воздействия мужчина никак не реагирует, продолжая демонстративно драить стол. — Хоть бы раз навстречу пошёл... — А ты меня спросил? Хочу я этого или нет? — Арс наконец поднимает глаза на человека, который вот-вот его выведет из себя. — Я тебе сказал, не отдам компанию и точка. Ты приходишь и начинаешь ныть, — он резко отбрасывает тряпку куда-то в сторону. — Воля. Если я ещё хоть раз тебя на пороге своего офиса увижу - пеняй на себя. Я тебе сладкую жизнь устрою, обещаю. От налоговых не отделаешься. Воля выставляет руки в защитном жесте, мол, ладно, переживём, и начинает медленно отходить назад. — Подумай хорошенько. И звони. Я всегда на связи, — подмигивает Паша и успевает выбежать за дверь до того, как в него прилетит папка с какими-то старыми документами. Арсений трясёт кулаком и искренне жалеет о том, что не врезал этому худому в край оборзевшему недопокупателю раньше. Мозг кипит до такой степени, что, кажется, голова сейчас взорвётся, разлетаясь на множество кусочков. Арс устало плюхается на стул, начиная раскручиваться на нём. Мир крутится, картинки мелькают перед глазами, и голова начинает кружиться. Сколько можно, Воля? Сколько можно? В печёнках уже сидишь.
♫ Terry - Не о любви
За окном начинает вечереть. Арсений устало отодвигает от себя все бумаги и расчёты по акциям, хмурясь и утыкаясь лбом в холодную поверхность стеклянного стола. Через час, чёрт возьми, ещё и Шастуна из университета забирать... Попов медленно и нехотя встаёт, собирая в кейс все свои вещи и документы, снимает с вешалки зонт и спускается на лифте вниз. Все сотрудники давно уже разошлись по домам к своим семьям - у них короткий рабочий день. У одного Арсения семьи нет, а соответственно и тёплого и уютного дома тоже. Он прощается с теми же охранниками, с которыми виделся утром и которые чуть ли не засыпают находу, и покидает бизнес-центр, решая, чтобы было немного побыстрее, прокатиться до дома на метро. Всего одну станцию. Людей в вагоне мало, потому что основная масса петербуржцев заканчивает работу намного позже. Все сидят грустные и даже слегка нервные. Одна маленькая девочка с шариками-триколор в руке сидит, с широко разинутым ртом наблюдая за прикорнувшей на коленях хозяина таксой. Двое человек сидят прямо напротив Арса, уткнувшись в свои электронные книги, совершенно отрезанные от мира. И Арсений даже улыбается мыслям, что в этом несуматошном спокойном обществе он никому ничего не должен. Будь здесь девушки-студентки - весь вагон был бы поднят на уши, потому что, чёрт возьми, рядом едет звезда. Звезда, спустившаяся с неба, которая предпочла сегодняшним сырым типичным питерским днём не комфортабельную машину, а вагон метро для простолюдинов. Арсений выходит из подземки и бредёт в сторону своего жилья, засунув руки в карманы брюк, низ которых всё равно успел намокнуть, как бы Попов их не подгибал. Солнце окончательно скрывается, не оставляя на небе ничего, кроме тёмных туч, готовых разразиться ливнем в любую минуту. Дома холодно. Так холодно, что хочется взвыть... А потом расплакаться. Но Арсений мужчина. А мужчины, как известно, не должны плакать. Всё то тепло, которое было в квартире, когда здесь жил Лёнька, будто испарилось. И Лёньки тут давно нет. И счастье тут давно не обитает. Арсений выпивает две чашки кофе, чтобы его окончательно не склонило в сон за рулём, и, хватая ключи от машины, снова выходит на улицу. Всё так же пусто, всё так же сыро, всё так же пёстро от бесконечных зонтов, с помощью которых люди тщетно пытаются скрыться от мерзкого дождика. До университета Арс едет молча, даже по телефону не разговаривает и радио не включает. Слишком тяжёлый день выдался. Слишком не хочется никого видеть и слышать. Проходит несколько минут, и вот он : счастливый Шастун, с лица которого, судя по всему, никогда не пропадает улыбка. Всё такой же радостный и искренний, уже изрядно намоченный ливнем, тащится в чёрной толстовке, нацепив на голову капюшон. В одной руке рюкзак с многочисленными учебниками, в другой браслет, у которого, кажется, отвалилась застёжка. — Добрый день! — смеётся он, залезая в салон, и от этого смеха внутри Арсения всё тает. — Представляете, — с ходу начинает Антон, перебирая в ладони браслет, — так некстати сломался... — парень негодующе опускает взгляд на куски металла. — Мне бы ваши проблемы, — Арсений улыбается, стараясь на Шастуна в зеркало не смотреть, но тут же проигрывает сам себе, не в первый раз подмечая, какой Антон прекрасный. Даже такой сырой и взъерошенный. Даже прекраснее, чем обычно, честно признаться. — Как ваш день прошёл? — Антон откидывается на спинку сиденья, запихивая браслет в карман, снимая капюшон и отряхивая шевелюру от дождя. — Если честно, то ужасно, — Арс улыбается и признаёт, что по-настоящему улыбается только с ним. Даже несмотря на то, что всё максимально хреново. Он у л ы б а е т с я. — На работе достают, звонят, просят отчёты, ещё и всякие неприятные личности расхаживают рядом со мной, — брюнет выруливает на проспект, наблюдая за тем, как в глазах Шаста появляется неподдельный интерес. — Жизнь тяжела и неказиста... — Да уж... — Антон проводит окольцованными пальцами по светлым торчащим во все стороны волосам. — А у меня прекрасно. Ученики все такие душки! — он мечтательно закрывает глаза, заставляя Арса млеть от такого зрелища. — Ещё и Илья дома ждёт... ой... — он осекается, перепуганно глядя на голубоглазого, который неожиданно начинает хохотать. — Извините... Это не то, что вы подумали... Он стыдливо прячет лицо в руках и краснеет, как переспелый помидор. — Не переживайте, — Арсений жмёт педаль газа. — Я хорошо отношусь к нетрадиционной ориентации. Антон молчит, смущённо теребя край толстовки. — Правда? — наконец выдавливает из себя он, ещё сильнее краснея. Он вовсе не хотел признаваться в том, что он гей. Вовсе нет. Даже в планах не было. Но Арсению хочется доверять. Он выглядит... искренним... Он выглядит таким, будто всё поймёт. — Правда, — Арс снова улыбается, включая фары и прибавляя скорость. Машина начинает чуть ли не лететь вдоль трассы, а Тоха испуганно хватается за пассажирское сидение. — Пожа... пожалуйста, — он нервно сглатывает, чувствуя, как всё плывёт перед глазами, — помедленнее... Я боюсь... Арсений резко тормозит, отъезжая в сторону и оборачивается на пассажира. Шастуна чуть ли не трясёт от эмоций, так и норовящих выскочить наружу. — Извини, — случайно переходит на "ты" Арс и пододвигается ближе, видя то, как зрачки у Тохи то расширяются, то сужаются. — Панические атаки? Антон кивает, снова сглатывая. Его мотает из стороны в сторону, его пальцы содрогаются, а вид и вовсе болезненный. — Прости, правда, прости, пожалуйста, — он не замечает, как берёт в ладони голову Шастуна, поднимая парня за подбородок, и чувствует прикосновение к горячей коже. Антон старается дышать размеренно, и у него, вроде как, получается. Он наконец успокаивается, отходя от произошедшего, и удивлённо уставляется на Арсения, который всё ещё продолжает гладить его. — Вы что делаете? — он отшатывается, протирая глаза, будто ото сна. Попов несколько секунд смотрит на свои руки, которые только что касались его лица, его резко бросает в жар и он отворачивается, дабы Шастун не видел его покрасневшей мордашки. — Извини... те... — Арс хватается за руль, тяжело выдыхая. Остаток пути они едут, не проронив ни слова. Арсений пытается забыть о ситуации, только что произошедшей. Антон наблюдает за мелькающими огнями города, приходя в себя после панической атаки, которую, как ни странно, Арс смог так умело и быстро остановить. Ни у кого ещё не получалось так быстро прекратить эмоциональную бурю Шастуна, а он смог. Удивительный человек... Покидая автомобиль, Тоха скомканно прощается с Поповым, и быстро убегает в свой подъезд, оставляя брюнета одного. Дома Антона встречает Илья, они пьют успокаивающий чай, и Антон ни словом не обмалвливается о внезапной панической атаке по вине темноволосого. Ночь опускается незаметно. Макаров засыпает за просмотром какой-то не особо интересной мелодрамы, и Тоха заботливо укрывает своего любимого парня одеялом, чтобы тот не замёрз, выключает телевизор и уходит в спальню, хватаясь за телефон. Он закусывает губу, решая, стоит ли. В голове крутится множество вариантов и исходов событий, но Шастун выбирает один единственный. Он тянется к карману толстовки, выуживая оттуда обломки браслета, когда-то подаренного Ильёй, и визитку, которую Попов случайно выронил в автомобиле. Русоволосый несколько мгновений смотрит на горящий в темноте экран телефона, и пальцы начинают уверенно набирать на клавиатуре текст.
Антон, 23:17 Арсений, добрый вечер. Надеюсь, я вас не разбудил. Надо срочно поговорить. А. А. Шастун