Надписи на партах

32

Макарову в тот вечер объяснять почему-то ничего не пришлось. Он лишь криво, исподлобья взглянул на ввалившегося в квартиру Шастуна, которого старательно придерживал Арсений, презрительно хмыкнул и прошествовал на кухню, сделав вид, будто ничего особенного не произошло. Будто всё так, как должно быть. Будто это типичная будничная ситуация.

Не будь Антон настолько пьяным, он бы ещё раз подчеркнул, что Илье всё равно на всё, что случается с ним в жизни. Ему плевать, ведь Тоха ему не нужен. Но Антон был пьян. А потому и сам ничего необычного не заметил, неразборчиво поблагодарил Попова за помощь, зачем-то сам себе кивнул, едва дошёл до кровати и плюхнулся в неё, умудрившись задеть деревянную тумбочку рукой, но не почувствовав боли от удара. — Я не хочу даже знать, что ты с ним сделал, — полушёпотом прорычал Илья, но Арс различил нотки холодного безразличия в тоне мужчины. — Ты за это когда-нибудь ответишь. Получишь сполна. Сам алкаш - ещё других спаивает! А Арсений ничего не мог сказать в своё оправдание. Упоминать третьих лиц в этой истории ему не хотелось, а придумать ничего лучше, чем виновато пожать плечами, но не смог. Или не хотел. Не хотел унижаться перед Ильёй. Пускай думает, что хочет, мало ли что ему там в голову может взбрести. — Убирайся отсюда к чёртовой матери. Вон, — Макаров указал на дверь, и Попов тут же оказался на лестничной площадке. — Я опять убедился в том, что доверять тебе нельзя. Ещё раз ты привезёшь его в таком состоянии... — рыжеволосый, кажется, уже не был зол: он всего лишь испытывал желание лишний раз побесить брюнета. Договаривать начатое он не стал. Просто со всей дури захлопнул входную дверь, погрузив Арса в звенящую тишину. Попов ещё с минуту (сам не зная, для чего) постоял в гордом одиночестве, и только потом всё же сделал шаг, другой и медленно спустился вниз, пребывая в каком-то томном состоянии чего-то необъяснимого. Мыслей в голове не было, но почему-то мозг давил так сильно, будто его сжимали с обеих сторон. На улице стало ещё холоднее, но Арсу было не до этого. Он даже и вовсе забыл, что оставил всю верхнюю одежду в гримёрке театра, что ни о чём не предупредил ни Фролову, ни Матвиенко. Просто умчал и всё. Серёжа бы фыркнул и усмехнулся, сказав, что так всегда происходит и что Арсений всего лишь "ребёнок, за которым нужен глаз да глаз, потому что он в любой момент может сорваться с места и убежать в далёкие дали". Голубоглазый улыбнулся этому высказыванию, возникшему в его голове, но улыбнулся как-то неправильно, словно неестественно. Потому что отчётливо понимал весь его смысл. Он действительно постоянно бежал. От всего и от всех. Пытаясь спасти, но делая только хуже. Бежал, бежал, бежал, бесконечно, без оглядки, но с диким страхом куда-то не успеть. Он и сам, признаться честно, не всегда знал, что он может не успеть, ведь он, вроде бы, уже в жизни добился многого и спешить некуда. Но горькое чувство, каждый раз разраставшееся до невероятных размеров, сидевшее внутри него так, что не вытащить, каждый раз заставляло его пытаться уносить ноги. Или наоборот нестись к своей цели, как душевнобольной. — Ты дурак, Арс. — Темноволосый набрал полную грудь ледяного воздуха, обращая взгляд к небу. Оно было чёрное, безоблачное, и кое-где тускло сверкали редкие звёзды, маня к себе и одновременно отталкивая, будто показывая, как далёк Арсений от этой одурманивающей счастливой жизни. Звёзды смотрели свысока, но Попов почему-то чувствовал себя наравне с ними, ведь, кажется, они были так же грустны и одиноки, как и он. — Вот только вы там, а я - здесь, — он ухмыльнулся, понимая, что разговаривает с неодушевлёнными космическими телами, но именно сейчас он ощущал себя маленьким мальчиком, стоящим на краю обрыва и готовым в любую секунду ринуться в небеса. Он был уверен, что умеет летать. Но за спиной ничего не было. Наверное, какой-то великий художник, рисующий этот мир, что-то забыл или чего-то не понял. Он ведь вполне мог подарить людям то, о чём они мечтают - крылья. Но он подарил лишь страсть к полёту... А может мужчина этих крыльев попросту не заслуживал. Он не знал. Он уже ничего не знал точно.
♫ gnash - i hate u, i love u (feat. olivia o'brien)
— Доброе утро, — Катя сладко улыбнулась, чмокнув Диму в лоб, отчего тот смешно сморщился. Девушка присела на кровати, потянувшись и зевнув, но встать у неё не получилось, потому что Позов снова притянул её к себе, заключая в объятия. — Ммм, — промычал мужчина, начиная нежно выцеловывать каждый сантиметр бледных плечей. — Полежи ещё немного, умоляю! — он перевернулся на другой бок и прижал возлюбленную к постели. — Так не хочется вставать... — Мне на работу пора, — попыталась вырваться Добрачёва, но попытка не увенчалась успехом: Дима держал с такой силой, что стараться что-то предпринять было бесполезно. — Ну правда, Дим, ну пусти. Позов, блин! Дима оглушительно рассмеялся, когда девушке наконец удалось выкарабкаться из его тёплых объятий. Катя фыркнула, закатив глаза, но всё же наклонилась к Диме, ещё раз прикоснувшись своими губами к его лбу, и едва слышно произнесла: — Люблю тебя. — Люблю тебя, — по инерции, но с огромным чувством ответил Дмитрий, борясь с желанием взять её прохладные руки в свои и не отпускать. Держать крепко и не отпускать. Катя расплылась в улыбке, но тут же спохватилась и убежала в ванну, на ходу снимая с себя верхнюю часть пижамы и позволяя мужчине полюбоваться эстетически красивыми лопатками, усыпанными родинками. Дима поправил подушку и вернулся в своё прежнее положение. Сегодня ему никуда не надо было идти. Послышался звук льющейся воды, и мысли Позова почему-то поползли, как стекающие по стенкам душа капли, не подчиняющиеся человеку. Почему-то в сознании возник Серёжа, выходящий из машины холодным осенним вечером и кидающий вслед что-то вроде: "Я тебя ненавижу". А потом Серёжа, ухмыляющийся, смотрящий на то, как Дима, ничего не понимая, вскакивает с кровати после их совместной ночи. А потом Серёжа, у которого дрожит голос, когда он записывает ночные голосовые. Диме хотелось бы сказать, что он не слушал эти голосовые, ведь ему ни капельки не интересно. Но слушал. Интересно. Интересно, как он, что он чувствует, что ощущает, чем живёт, от чего страдает и почему плачет. Серёжа и вправду его ненавидит в десятки тысяч раз больше, чем любит. Но любит ведь? Ключевое слово - любит... Да так сильно, что готов на край света за Позовым побежать, лишь он пальчиком поманит. Диме тяжело себе признаться, но, кажется, из-за всех этих мыслей о Матвиенко Катя постепенно отходит на второй план. И это разбивает его на осколки, изрезает в клочья, вытаскивая органы наружу, и Позов слепо, как котёнок, блуждает по этой темноте, ища того, кто смог бы исцелить его больную израненную душу. Мужчина надевает очки и невольно тянется к телефону, ему хочется ударить себя за это по рукам, а лучше по лицу, влепив такую пощёчину, чтобы она осталась навсегда, напоминая о том, как делать не стоит. Но Дмитрий, вопреки своей воле, открывает переписку с Серёжей, читая последнее сообщение:
Сергей, 00:53 Не слушай. Удали его к чертям. Спокойной ночи.
— Как бы я счастлив был, если бы тебя не было в моей жизни, — тихо произносит он пустой комнате и ёжится от ощущения опустошённости.