Надписи на партах

9

-Но что я скажу насчёт того, каким образом сломал руку? Арсений смотрел сквозь Антона каким-то мутным взглядом, будто оторванный от реальности. Настенные часы глухо пробили три дня, и Шастун невольно вздрогнул. — Скажи, что я тебя ударил, — пожал плечами светловолосый, не догадываясь о глупости своего предложения. — Ты что, дурак? — Попов постучал по голове кулаком здоровой руки. — Приедет полиция, устроит допрос, тебе нужны эти проблемы? — Об этом как-то не подумал, — задумчиво почесал затылок Тоха, смотря в пол. — Ну, вообще, можно сказать, что ты в темноте споткнулся и упал, а? Чем не идея? Брюнет как можно серьёзнее проанализировал данный выход из ситуации, взвесив все "за" и "против", и поспешно кивнул. — Проблема в том, — чуть тише начал он, нервно перебирая край футболки, — что полиция всё равно будет спрашивать, не бьют ли меня случаем родители? — он резко замолк, зажмуриваясь от нахлынувших воспоминаний. — Арс, — попытался подбодрить друга Антон и присел рядом с ним, — ты же понимаешь, что рано или поздно... — Их не посадят! Не лишат родительских прав! — голос Попова неожиданно сорвался на последнем слове, и он посмотрел на соседа по парте глазами, полными слёз. Шастун выдохнул, подмечая для себя, что когда брюнет злится или ему больно, цвет его глаз вмиг становится иссиня-чёрным. — Но почему?! Они же изверги, уроды, сволочи! — попытался возразить Тоха, но голубоглазый его резко перебил. — Да потому что они чёртовы богачи! Деньги правят всем в этом мире! Всем, всем, всем без исключения! — сердце Арсения билось в бешенном ритме, а слова выбрасывались наружу быстрее, чем мозг пытался что-то воспроизвести. Антон умолк, смотря на такого влажного от пота и слёз друга. Арс сидел, покачиваясь и иногда вздрагивая, выгнув хребет, словно кот, опустив голову и закрыв глаза. — Тихо, тихо, — Шастун положил руку на спину друга, чувствуя, насколько она горячая, и начал поглаживать голубоглазого. От прикосновения к коже Попов резко дёрнулся и уставился на зеленоглазого, иногда забывая, что стоит дышать. Тоха сглотнул, почему-то подумав, что не стоило этого делать, но сосед по парте выдохнул, вытирая тыльной стороной ладони лицо. — Ладно, — усмехнулся он дрожащим голосом, — уговорил. Тема с темнотой и падением, думаю, должна сработать. Русоволосый искренне улыбнулся, видя как расцвел друг, и ещё крепче сжал рукой плечо Попова, всё ещё не переставая внутрене ликовать. — Что тут у нас? — седой бородатый, словно козёл, врач в очках без интереса разглядывал конечность Попова, изредка что-то записывая на скомканном листе серой бумаги. Арсений затаил дыхание, осознавая, что сейчас, видимо, придётся рассказывать историю, которую они с Антоном так тщательно выдумывали по пути в больницу. Зеленоглазый пристроился в углу комнаты, на белом стуле, и с упоением разглядывал виды открытых переломов ног. — Короче, я ночью встал, чтобы попить, а там стул стоит, ну я и не заметил, споткнулся и упал, повредил руку, — протараторил брюнет и тут же выдавил из себя самую искреннюю улыбку из всех, чтобы доктор не заподозрил лжи. — Как давно? — Иосиф Витальевич Борецкий (если можно было доверять бейджикам) что-то черкнул в своих бланках и в упор вглянул на Арса, который не знал, куда глаза деть. — Вчера, — схитрил Попов, мысленно молясь, чтобы врач не задал ещё каких-нибудь каверзных вопросов. — И чё ты только сейчас сюда припёрся? Вчера и надо было, — с недовольством пробурчал Борецкий и хмыкнул, поражённый тупостью пациента. — Что, ночью что ли? — удивлённо вставил свою реплику Антон и мгновенно был награждён брюзгливым взглядом медика. — Так, на тебе направление, — Иосиф Витальевич протянул какую-то маленькую бумажку больному. — На рентген в 35 кабинет. Попов кивнул и, забрав под руку светловолосого, который опять отключился от мира, всматриваясь в картинки ушибов, предназначенные для детей, вышел в коридор. — Ну и хрыч, — прыснул Тоха, поправляя воротник рубашки. Арсений остановился около кабинета №35, переводя дух. — Ну что ты? Просто рентген, — подивился страху друга Шастун и чуть ли не пинками заставил его впихнуться в кабинет, а сам остался ждать в коридоре. Он уже триста тысяч раз перекрутил свои браслеты на руках вправо и влево от нервного ожидания, когда рядом с ним вдруг неожиданно возник сосед по парте в руках с чёрно-сине-белым снимком. — Этот, как его, — голубоглазый щелкнул пальцами, пытаясь припомнить что-то, — о, Борецкий просил зайти для того, чтобы он сделал вывод, что я такое, — он осёкся, стараясь понять, что в его жизни и в какой момент пошло наперекосяк. Антон громко расхохотался, и ему шикнули несколько дежурных на вахте. — Что со мной такое, — наконец понял свою ошибку Арс, тоже рассмеявшись и схватившись за живот. — Ну ошибся, чёрт, с кем не бывает... Ах да, и потом на перевязку. Брюнет вздохнул, шагая по длинному больничному коридору, который не вызывал никаких положительных ассоциаций. Шастун тоже невольно поёжился, припоминая, как лежал в больнице, когда ему было пять, со страшной ангиной в окружении чихающих людей, которые вечно бубнили о том, что проще сдохнуть, чем находиться в этих четырёх стенах. Отнюдь не приятное воспоминание, знаете?.. — Снова я, — зашёл в кабинет Попов, предлагая вниманию врача рентгеновский снимок. — Так-с, что тут у нас? — в который раз за приём признёс Иосиф Витальевич и просветил лист. — Перелом запястья... Голубоглазый вздохнул, мысленно благодаря Антона, что притащил его сюда, ибо всё было бы намного хуже, если бы он скрывал существование перелома. — Левша, правша? — поинтересовался хирург, внимательно изучая черты лица брюнета. — Правша, — кивнул тот. — Повезло, — хохотнул в кулак врач, что-то вновь записывая на всё том же листке. — Жить будешь, иди на перевязку. Ребята поблагодарили врача и опять выбежали в злосчастный коридор, который обоим уж начал конкретно так надоедать. — Жить будешь, — с какой-то особой уверенностью повторил Шастун, улыбаясь во все свои тридцать два. — Я ведь в тебя верю. Попов смутился и устремил глаза в пол, разглядывая собственные кроссовки. Тоха возвращался домой в состоянии неописуемого восторга. Он даже сам не мог понять, почему был так счастлив. Когда он вышел от друга, уже давно стемнело, и начался дождь. Но не тот дождь, который был свойствен Питеру - холодный и промозглый. Нет. Напротив. Это был тёплый дождик, будто летний, согревающий приятной влагой. Антон радостно мок под струями воды, падающей с неба. Люди провожали его такими же довольными взглядами, атмосфера будто сразу наполнилась добром, все заулыбались и перестали расстраиваться по пустякам. Парки и скверы, мимо которых вприпрыжку, весь промокший, шёл Шастун, сверкали золотом своих листьев. Почему-то невольно вспоминались старые-добрые мюзиклы восьмидесятых годов, где люди танцуют и поют под ливнем в лёгких летних платьях и костюмах, чувствуя, как душа постепенно наполняется приятным чувством полёта, как хочется жить и дышать, как сердце освобождается от оков и летит в небеса, взрываясь тысячами фейерверков. Юноша подошёл к парадной, стряхнув с себя капли, и быстрым шагом поднялся на нужный этаж. Чувство воодушевлённости всё ещё не покидало парня, но всё разрушилось в одну секунду. — Где тебя носит?! — яростно поинтересовалась мама, пытаясь сдержать срывающийся голос и нервно постукивая ногой, уперев руки в боки. Антон сглотнул, понимая, как оплошал. — Юноша, разве вы ещё не поняли, что месяц домашнего ареста - это месяц домашнего ареста?! — Майя была уже на грани истерики, когда из-за угла показался светловолосый мужчина среднего роста, крепко держащий за руку маленькую дочку. — Господи, Андрей, я уже не знаю, что с ним делать! Женщина выдохнула и, взмахнув руками от безысходности, ушла на кухню, бубня на ходу. — Мам, — жалобно позвал Шастун и опустил голову, понимая, что безнаказанным он в этой ситуации точно не останется, и как вариант, что к месяцу ареста прибавится ещё парочка недель. — Лиз, иди в свою комнату, солнышко, — ласково попросил дочь отец, чмокнув её в лоб. Сестра кивнула и скрылась за дверью, и Тоха усмехнулся, готовый поклясться, что в силу своей любопытности Елизавета сейчас стоит и подслушивает. — Антош, пойдём выйдем, прогуляемся? — больше вопросительно, чем утвердительно спросил мужчина, начиная обуваться. — Пап, там дождь, — неожиданно заявил Антон, переодевая сухую куртку. А впрочем, всё равно. — Пойдём, пойдём, — отцу, кажется, было абсолютно плевать на мокрую и склизкую погоду, хоть она в этот день таковой и не являлась. Они вышли на улицу и пошли вдоль парка, который, как нельзя кстати, распологался наподалёку. Фонари освещали своим сиянием, привлекая ночных обитателей деревьев. Дождь постепенно утихал, и было слышно каждую каплю, упавшую откуда-то с высоты, словно из космоса, каждый прошуршавший под ногами багряный лист и каждую случайным образом сломанную веточку. Изредка встречались люди, в основном молодые парочки, которые ластились друг к другу и страстно целовались, с такой любовью опаляя дыханием чужие губы, что Антону почему-то стало даже завидно. — Пап, я не хотел, правда, — юноша снова поник, осознавая всю безвыходность ситуации. Отец, в отличие от сына, сохраняя спокойствие и умиротворённость, тихо переступал с ноги на ногу по выложенной камнями дороге. — Майя постоянно волнуется за тебя, Лиза переживает, да и я тоже, что тут скрывать, — он приподнял уголки губ, едва заметно улыбаясь. — Ты же понимаешь, что мы тебя безумно любим... Тоха мгновенно испытал все краски вины. Стало стыдно за то, что он, совсем никого не предупредив, сбежал из школы (о чём, родители, судя по всему, не догадывались, да и слава Богу), прошатался где-то весь день, а потом ещё потрепал всем нервы. — Мне очень жаль, — с трудом выдавил он из себя, хотя слова были искренними. — Тебе жаль, а мать вон извелась вся... — Андрей всё ещё был спокоен аки ветер, лишь изредка задумчиво смотрел куда-то вдаль, в синь вечернего неба. — Пап, ты это, не обижайся, — осторожно начал русоволосый, боясь вызвать бурю злобы, — но мне уроки делать надо. Мужчина усмехнулся, притянув к себе за шею сына и потрепав его по голове. — Непутёвый ты у меня, — вздохнул он, выпуская Антона из объятий, — иди уже, потом догоню. Только маме скажи, что я с тобой профилактическую беседу провёл. Шастун-младший рассмеялся, убегая в сторону дома. "А Арса бы за такое побили", — подумалось ему, и парень вдруг понял, что его мысли в большинстве случаев стал занимать голубоглазый парень с тёмными волосами. Ночью было по-особенному хорошо. Все дурные мысли отошли на второй план, и в голове была какая-то даже приятная пустота, которая не настораживала, а наоборот - успокаивала. Всё плохое осталось во вчерашнем дне, когда Антон ещё изводил себя тем фактом, что понятия не имеет, где Арсений. Послышался тихий стук в дверь, и Шастун по обыкновению улыбнулся, прекрасно зная, что это снова сестра, которой, к несчастью, не спится. Он встал и самостоятельно открыл дверь в комнату, без лишних слов пропуская Лизу вперёд. — Полтора часа лежу - сна ни в одном глазу, — проникновенным шёпотом пожаловалась девочка, забираясь с ногами на постель к брату. — Лиз, ну тебе же не восемьдесят лет, — ухмыльнулся Тоха, собирая руками золотые локоны сестры в хвост. — В смысле? — не поняла одиннадцатилетняя и уставилась на Антона. — Ну, в твоём возрасте бессоница - как минимум странно, и как максимум - пугающе, — он улыбнулся, когда отхватил слабый подзатыльник. — Иди нафиг, — по-детски надула губы девочка, но через мгновение, словно забыв об обиде "прежних лет", улеглась на кровать, обхватывая Тошу маленькими ручонками. — Как дела на личном фронте? — поднял уголки губ зеленоглазый, поглаживая сестру по голове. — Да никак, — с наигранной печалью вздохнула она, характерно причмокнув, чем вызвала усмешку Антона. — Ярушин теперь к Алёне подкатывает... — Ты ж его ненавидела, — беззвучно расхохотался брат, ещё крепче прижимая к себе маленькое существо. — Люди не ценят, пока не потеряют, — с видом философа изрекла Лиза, и Шастун прикрыл рукой рот, чтобы не умереть со смеху. — Да блин, знаешь как обидно?! — Представляю, — проржавшись, ответил русый. — Так, всё, а теперь спать. Завтра трудный день. Он затушил свет ночника, лёг и канул в небытие, в полудрёме всё ещё чувствуя тёплое дыхание где-то в области оголённой шеи и тихое сопение сестры, которая, кажется, тоже заснула мирным сном. Утро выдалось солнечное. Земля просыхала после дождя, деревья и кусты лениво отряхивались от скопившейся на них влаги, а небесное светило наконец, вопреки всем законам Санкт-Петербурга, выглянуло из-за туч. Место на кровати рядом с юношей давно пустовало, так как Лиза собиралась задолго до его подъёма. Шастун протёр сонные глаза и открыл ноутбук.
Антон, 07:35 Арсений, не забудь, пожалуйста, на перевязку. А то я тебя знаю...
Доставлено
Антон уже поднимался по лестнице на второй этаж в кабинет своей любимой литературы, которую сегодня так некстати заменял его самый ненавистный в этой школе учитель - Борис Андреевич Крылов, когда вдруг заметил некое столпотворение в центре коридора второго этажа. Толпа гудела, жужжала, что-то обсуждала, каждый из учеников стремился вставить своё слово, но объяснить Шастуну, в чём же всё таки дело, никто не смог. Юноша с большим трудом пробрался вглубь народа и увидел мальчика лет четырнадцати, который лежал посреди этажа чуть ли не в луже собственной крови. Пострадавший бился в конвульсиях, изо рта и носа ручьём текла кровь, руки и ноги произвольно дрожали, и бедный пацан, кажется, уже был готов потерять сознание. — Расступитесь! — прокричала худенькая женщина в белом халате с небольшим чемоданчиком медикаментов, расталкивая зевак и протискиваясь к месту несчастного случая. Четырнадцатилетний, судя по всему, уже почти отключался, когда его начали осматривать врачи. — Кто это? — сам не зная кому, шепнул Антон, завороженно следя за тем, как доктора достают из аптечки какие-то предметы. — Игорь Святославов, — таким же тихим голосом ответила Маша Бендыч, которая стояла рядом. — Понятия не имею, кто его так разукрасил... Тоха задумался и, погрузившись в свои собственные мысли, не сразу заметил, как какая-то неведомая сила потянула его за локоть из толпы. — Шастун, — раздался грозный голос где-то на уровне лица. Светловолосый вздрагивает и не смеет поворачивать головы, потому что он знает, что там никто иной, как... — После уроков в мой кабинет, — железным голосом чеканит Терентьев, и зеленоглазый сглатывает. Ему кажется, что каждому в помещении слышно, как слюна просочилась в горло и ползёт по его стенкам. Голоса людей отдавались каким-то эхом, и волосы Антона почему-то встали дыбом, хотя классного руководителя давно рядом не было. — Тош, мы вроде как договорились погулять сегодня... — Ира присела на место Попова и смущённо покраснела, словно помидор, боясь выплеснуть свои чувства наружу. — Что? — оторвался от конспекта по истории Шастун, не понимая, что хочет от него эта девушка. — Антон, ты сегодня сам не свой, — пощёлкала пальцами перед лицом мальчика Кузнецова и положила руки ему на плечи. Оксана, сидевшая немного поодаль оторвалась от процесса подводки своих бровей, и Дима и Серёжа, переглянувшись, изумлённо разинули рты, наблюдая за данной картиной, разворачивающейся на третьей парте третьего ряда. — Не знаю, почему так, — неопределённо пожал плечами светловолосый, которому хотелось цокнуть языком так, чтобы услышал весь мир. — Ну так что, пойдём? — с надеждой взглянула в глаза юноши Ира, убирая назад свои рыжие волосы. — Ну... пойдём, — ответил Тоха, понимая, что ему сейчас, как никогда ранее, надо развеяться и просто провести время с другом. Девушкой-другом... — Послушай, а Арсения ведь пока нет? — Кузнецова сексуально закусила губу, но данный мимический жест, Антон, к её сожалению (и к его счастью), не заметил, полностью погрузившись в конспект параграфа. — И? — оторвался от писанины зеленоглазый, искренне не понимая, к чему клонит одноклассница. — Может быть, — Ира замешкалась, и щёки её стали пунцовыми, — я пока сяду рядом с тобой? — Нет! — почему-то слишком громко выкрикнул Шаст, заставив вновь обернуться одноклассников,в том числе и Павла Волю, который недоумённо застыл в проходе. — Ты чё, Ир, сдурела? — саркастично усмехнулся Паша, и девушка посмотрела на него, не скрывая своей злости. — У него один единственный любовничек - Попов. Тоха то ли настолько был занят конспектом, то ли действительно не слышал одноклассника, но высказывание он проигнорировал. — Виктор Алексеевич, — Антон опёрся на одну из парт, пряча глаза, — вы просили зайти... Терентьев поднял взгляд и укоряюще посмотрел на нерадивого ученика. — Да, проходи, садись прямо передо мной. Шастун кивнул и послушно прошёл к первой парте, не желая злить классного руководителя. Химик что-то черкнул в своём ежедневнике и захлопнул его, потирая руки. Он снова устремил свой взор на Тоху, и тот невольно вжался в стул. — Ну и что это такое? — Вы о чём? — включил дурачка юноша, глупо улыбаясь. — Антон, не язви, ты прекрасно знаешь, о чём я, — Виктор Алексеевич упёрся руками в свой учительский стол и нервно зашевелил пальцами. — Почему ты сбежал вчера с последних уроков? И вообще, ты что, забыл, что наказан? Тебе надо было убираться вчера! Парень затеребил рукав толстовки, не зная, что можно сказать в своё оправдание. Ведь правда в данном случае не подходит : никто не должен знать, что он был у Арсения, а уж тем более, что тот сломал руку. — Мне стало плохо, я ушёл, — убедительно соврал Шастун. — Разве Ира вам не передала? И светловолосый прекрасно понимал, что втягивает в эту историю и девушку тоже, но другого выхода на оставалось. — Нет, не передавала... Ну, Кузнецова, — нахмурился классрук, не глядя на ученика. — Но всё равно, даже если в этой ситуации отчасти виновата твоя одноклассница, — он поправил сползающий галстук, — то это не повод игнорировать меня. Мог бы и зайти, предупредить. Зеленоглазый неопределённо пожал плечами, всем видом показывая, что ему искренне жаль. — Поэтому, я думаю, будет справедливо, если ты поможешь мне завтра разгрести ту кучу бумаг, — он указал на кипу документов и тетрадей сзади себя. Тоха кивнул, намекая на то, что "делайте со мной всё, что угодно, лишь бы родители не узнали". — Могу идти? — тихо спросил он, поднимая с парты свой чёрный рюкзак. — Что делать с тобой, иди, конечно. До завтра, Тош, — учитель проводил его взглядом, но не заметил, как снова скривился Антон от ласковой интерпретации своего имени. Он зашёл в туалет, ибо терпеть до дома уже сил не было. Спустив воду, парень хотел было уже выходить из кабинки, как услышал за дверью хохочущие голоса, судя по всему, принадлежавшие одиннадцатиклассникам, которые приближались к туалетой комнате. Он сглотнул, вставая ногами на унитаз и держась за выступ, чтобы не упасть ненароком. — Вы видели, как этот мелкий сучонок выл? Надо было его ещё больше отмудохать, — злобно проржал грубый голос, и остальные подхватили. Юноша всеми силами вжался в стену, понимая, что если его найдут, ему, скорее всего, конец. — Нечего было выпендриваться, — ответил после стихшего смеха второй голос, и ещё человека три эту реплику поддержали. — Пусть теперь в больничке полежит, может ум придёт к человечку. — Бедный Игорёк, — театрально передразнил врачиху третий голос, который был какой-то высокий, и даже не совсем мужской, явно ещё не сформировавшийся, но говорил парень с огромной уверенностью в себе. — Парни, погодите меня, — вновь напомнил о себе первый голос, и человек снаружи принялся открывать кабинку. Антон прикрыл рот обеими руками, чтобы, не дай Бог, одиннадцатиклассники не услышали, как он дышит. — Чёрт, дверь заклинило. Лааааадно, потерплююю... Голоса постепенно стихли, так как ребята удалились. Шастун слез с унитаза, всё ещё забывая, что нужно дышать. Наконец, когда парень отошёл от шока, он осторожно вышел из кабинки, воровато оглядываясь по сторонам. — Миронов, — произнёс он, со злобой сжимая кулаки.