Для Элизабет это был ужасный день. Для Софи это был проблеск
победы. Будущая невеста въезжала в Вену,
закрыв лицо руками, и слезы катились по ее щекам.
Члены королевской семьи широко улыбались, а жители Вены
были ошеломлены. Кого выбрал их император? Она
больше походила на испуганного ребенка, чем на императрицу.
Людовика молилась, чтобы свадьба состоялась.
Она началась в восемь часов утра. Элизабет прибыла в
Фаворита Касл со своей матерью, их глаза все еще
были затуманены сном. Там придворные дамы готовили ее к въезду
в Вену.
Это было похоже на цирк. Элизабет потребовалось все, что у нее было, чтобы сохранить душевное равновесие и улыбнуться.
Там были платья, кринолины, туфли.
Придворные дамы, окружавшие ее, были совсем другими.
Они без умолку рассказывали сплетни и истории о других
невестах Габсбургов. Время от времени Элизабет позволяла себе улыбнуться.
P
"Фаворита - это замок слез и разбитых сердец". Их слова
были приправлены смехом. "Мария Терезия была единственной невестой, которая уезжала
отсюда с любовью в сердце, а не со слезами... за исключением тебя".
Затем послышались их вздохи. "Как вам повезло, что вы любите и
будете любимы самым красивым, самым востребованным холостяком в
мире".
Они смотрели на нее с завистью. Элизабет чувствовала себя еще более подавленной, чем когда-либо.
Когда ее терпение подошло к концу, она спряталась в
туалетной комнате. Она оставалась так долго, что Людовика вошла без
стука и выпроводила ее.
"Неужели ты не понимаешь, что ты двадцать третья
невеста из рода Виттельсбахов, переступившая этот порог, и ты должна вести себя так же гордо
, как твои предки?" она спросила.
Элизабет подумала, что Людовика говорит в точности как ее сестра,
эрцгерцогиня София.
Она снова собралась с силами. Это было нелегко. Она словно
впивалась ногтями в кровоточащие ладони.
День клонился к вечеру, когда Элизабет и ее мать уселись
в стеклянную карету, украшенную панно Рубенса
, с позолоченными колесами. Восемь белых липицанских лошадей с красно-золотыми
кисточками на гривах выехали из ворот Вены.
Они направлялись во дворец Хофбург, где их ждал Франц.
Елизавета не думала о том, что произойдет потом.
За ними шеренгой следовали парадные кареты, сопровождаемые пажами,
трубачами и лакеями. Телохранители-артиллеристы
били в барабаны.
Толпа была в таком восторге, что уланы, выстроившиеся вдоль дороги
, временами были бессильны сдержать их. Люди даже прорывались
через заграждения и колотили по стенкам кареты.
Элизабет подняла руку. Ее ужас рос. Ее
улыбка застыла, но, по крайней мере, она была на лице. Ее страх перед толпой
усиливался. Даже очевидный восторг Людовики и ее приветственные взмахи не помогли
ей. Ее матери это понравилось. Элизабет она почти не замечала.
У нее были украшения для волос, ушей, шеи, рук,
пальцев рук и даже ног. Там были парикмахерские услуги,
косметика и непрерывный поток советов от
эрцгерцогини. Глубокие вдохи Элизабет становились все короче и
короче, пока она пыталась взять себя в руки и сдержать свою незрелость. На Кольмаркте
движение кареты было затруднено из-за большого скопления людей на узкой дороге. Всадники потеряли управление, и
люди повалились друг на друга, ударяясь о карету. Лица
с горящими глазами, запачканными улыбками и отсутствующими зубами
прилипли к окнам. Элизабет
закрыла лицо руками. Она пригнулась так низко, что люди потеряли ее из виду.
Она не поднимала глаз, пока карета не остановилась у
входа во дворец. Она знала, что это неправильно - она вела себя как ребенок.
Ее мать перестала махать.
На ступенях дворца толпились Габсбурги, весело
ухмыляясь. Новость дошла и до них. Софи стояла в центре,
злорадно ухмыляясь от удовольствия. На маленькой нимфе
были видны краски, и на этот раз люди были в курсе.
"Это всего лишь семья Габсбургов", - сказала Людовика, пытаясь
успокоить Элизабет. "И у Софи действительно приветливая улыбка".
"Вы называете это приветливой улыбкой?" - Это просто яд! - выпалила Элизабет.
- Это не что иное, как отрава.
Людовика промолчала. Но она знала, что Элизабет права.
Улыбка Софи была ядовитой.
Франц поспешил спуститься по каменным ступеням и распахнул дверцу
кареты. С еще мокрыми от слез щеками Элизабет
взяла его за руки и уткнулась лицом ему в плечо.
Людовика молилась, чтобы свадьба состоялась.
"Спасибо тебе, Франц, за то, что подарил мне этот тихий вечер наедине с
Нене", - сказала Элизабет.
Франц проводил ее до дверей ее апартаментов. День подошел к
концу, и все неприятности остались позади. Франц развеял
ее страхи. В тот вечер ее единственными обязанностями были представления
императорскому двору. Остаток вечера принадлежал ей.
Они с Нене обедали вместе. И свадьба продолжалась.
У ее двери стоял суровый солдат с невидящими глазами.
С легкой шуткой она спросила Франца: "Неужели солдаты
всегда должны охранять мою дверь?"
"Солдаты всегда будут стоять за вашей дверью", - ответил он.
Он взял ее за руки и крепко сжал их, она почувствовала, как он
напрягся. Его глаза прожигали ее, и она увидела в них страсть, которой
никогда раньше не видела. Она посмотрела вниз. Любовные романы
просветили ее о чудесах любви, но она боялась, что
еще многого не знает.
Он увидел ее невинность. Он отпустил ее руки и отступил
назад.
"Завтра день нашей свадьбы, и тогда мне больше никогда не придется
покидать тебя". Он нежно улыбнулся, его голос звучал неуверенно. Он
поклонился. "До завтра".
Предстоящий день показался ей неопределенным.
Пока Хелен и Элизабет наслаждались ужином в своей маленькой, но
впечатляющей столовой, опасения по поводу дня свадьбы рассеялись.
Глаза Хелен заблестели.
"Представьте себе столовую, где мы будем одни", - сказала она, откусывая кусочек за
кусочком.
Слуги продолжали приносить разные блюда, каждое из которых было настолько вкусным, что
обе девушки попробовали каждое из них. Элизабет подумала о своей маленькой
комнатке в Посси. Возможно, она все-таки не будет скучать по этому блюду.
Часы тикали. В изнеможении они рухнули на
мягкий пух кровати. Мысль о том, что завтра
день ее свадьбы, вылетела у Элизабет из головы.
Людовика, все еще не проснувшаяся, услышала, как часы пробили полночь.
Тревожные мысли настойчиво овладевали ее сознанием. Она
добыла корону для своей дочери, но заключила
ли ее в тюрьму в обществе, где, возможно, никогда не воцарится счастье?
