18 февраля 1853 года империи снова угрожала катастрофа.
Князь Шварценберг умер от инсульта, и Софи
достигла своей цели. Теперь она была самым могущественным человеком в
империи. Конституция была отменена, хотя одна реформа
осталась в силе: отмена крепостного права. Все министры и чиновники
были в полном распоряжении эрцгерцогини, и их единственной обязанностью было повиноваться
ей. Весь двор трепетал от ее кивка - быть избранным или
опозоренным зависело от нее и только от нее. Все решения
передавались Софи через молодого императора. Софи
воспринималась всеми как настоящая императрица.
Вена вернулась к своему былому великолепию. По
словам Софи, люди пришли в себя. Националистические крики больше
не разносились по улицам. Империя снова стала сильной
и единой, абсолютной монархией, как тогда казалось. Но пильзнерское пиво
и вино подавались большими порциями, и люди танцевали, как
никогда раньше.
Софи приняла призыв Франца сделать
армию опорой власти. Франц мог относиться к армии с доверием,
большим, чем к своим более опытным министрам. А в уверенности он
отчаянно нуждался. Одетый в генеральскую форму, которую получил
вместе со своим новым званием, Франц шел с большой гордостью и нес
на плечах свой непосильный груз.
В тот день послеполуденное солнце сверкало, как бриллианты, на венских
шпилях, а воздух был холодным, но бодрящим. Размахивая руками, Франц
Джозеф бодро шагал вдоль городских стен, его адъютант,
Капитан О'Доннелл, изо всех сил стараясь не отставать.
- Ты сегодня выглядишь особенно веселой, - усмехнулся О'Доннелл,
почти не дыша.
Что-то назревало. Франц излучал необычайную живость,
что было для него необычно. О'Доннелл пытался отдышаться
и изо всех сил старался не отставать.
Обычно Франц был сдержан, но, конечно, не с
дамами, от которых у него всегда загорались глаза. Однако люди
часто считали его холодным, почти высокомерным. О'Доннелл знал, что он
таким не был. Это была неуверенная застенчивость, прикрытие его юношеской
неопытности от сорока миллионов человек, которыми он управлял.
С дамами проблем не было. Его престижное положение,
а также обаяние, изысканные манеры и красноречивые взгляды
разжигали в них страсть. Всегда существовала бесконечная череда красавиц,
за которыми он никогда не уставал ухаживать. Его романтические интрижки вызывали
бурю веселья в европейских салонах. Раздалось
также несколько недовольных реплик.
О'Доннелл позавидовал ему. Он и представить себе не мог, каково это - быть
объектом такого щедрого женского внимания.
Сам он был высоким, с мускулистыми плечами и, как ему казалось, симпатичным
, с дружелюбным лицом. Но когда он был с Францем,
взгляды дам скользили по нему, как будто его там не было.
"да. Я очень доволен жизнью".
Франц думал о вчерашнем балу, о
маленькой графине с очаровательными глазами, которые вспыхивали так же быстро, как и ее
ноги, танцующие в такт музыке. Он нащупал в кармане ее записку,
обещанную на эту ночь связь. Его ноги задвигались в такт, и
О'Доннелл бежал, стараясь не отставать.
Внезапно по его форме потекла река крови.
Раздались крики. Там был человек с безумным лицом. Крики
стихли. Затем остался только О'Доннелл. Затем не стало ничего.
Все исчезло, и Франц рухнул на пол.
Когда он открыл глаза, то увидел белый потолок. Он повернул
голову. Он лежал на своей узкой кровати. Над ним нависло расплывчатое лицо, возможно,
его врача.
“что случилось?” он застонал.
"Франц … Франц … О, дорогой Франц. Ты меня слышишь?"
