На территории Габсбургов в Ломбардии назревали беспорядки-
Венеция. Революционные крики итальянцев, призывавших
покончить с австрийским правлением и объединить Италию, достигли
точки кипения. Уличные кафе под
платанами больше не оглашались громкими песнями итальянских баритонов.
Теперь было опасно быть пойманным за исполнением этих песен. В знак протеста
мало кто из итальянцев решался курить или играть в азартные игры, поскольку доходы
от этой деятельности наполняли казну Габсбургов.
Александр Бах, министр внутренних дел Австрии, обратился
к Францу с призывом.
"Репрессии эрцгерцогини в отношении итальянского народа провалились.
Наш генерал Радецкий правит там железной рукой, подвергая пыткам,
избиению и отправляя на виселицу или расстрел подозрительных
молодых итальянских патриотов, которые могут участвовать в заговоре против австрийской
власти".
Он не упомянул о последнем. Две молодые женщины, итальянские
певицы, обвиненные в исполнении подрывных песен, были жестоко
избиты. Одетые только в сорочки, они были привязаны веревками к туманообразующей
скамейке. Как безумный, главный прокурор избивал их
розгами, делая паузу между ударами, чтобы усилить пытку.
Их крики разносились по стенам замка. Несколько дней они
пролежали в замке, пока машина скорой помощи не доставила их домой.
"Более того, - сказал Бах Францу, - Англия и Франция
на стороне итальянцев. И Кавур, пьемонтско-сардинский
Премьер-министр пригрозил изгнать Австрию из Италии любой
ценой. Мы должны найти более мирное решение. И быстро. Пока
страна не взорвалась.
Франц знал, что он прав, но как они убедят
эрцгерцогиню Софию? Она была против любого умиротворения. Для нее
власть была единственным способом контролировать восставшее население.
"С этими сумасшедшими итальянцами невозможно договориться", -
не раз восклицала она. "Их нужно контролировать силой".
Солнечным днем Франц бросил матери вызов в
садовой комнате дворца Хофбург. Он подал ей кофе и
устроился напротив Баха. Он медленно согревал чашку в
руке. Он скорее повел бы армию в бой, чем выступил
против своей матери.
Элизабет сидела рядом с ним, борясь с волнением. Она
надеялась, что поедет в Италию, если удастся убедить мадам Мать.
То, что Софи что-то заподозрила, было очевидно по ее лицу. Ее
нетерпеливые взгляды, брошенные на Элизабет, были почти угрожающими. Что
на этот раз придумала маленькая чертовка? Софи задумалась.
"Миледи".
Бах встала и грациозно поклонилась напряженной Софи. Он
боролся с собственной нервозностью. Он был в ужасе от эрцгерцогини.
"Я чувствую, что дальнейшее применение силы в Италии не решит наших
растущих проблем там. Европа и Англия поддерживают
Италия. Мы с Францем верим, что только в присутствии императора.
... - Он глубоко вздохнул. - ...имея рядом прекрасную императрицу, он
мог бы умиротворить граждан и вернуть их уважение.
- Элизабет! - воскликнул я. - Закричала Софи.
Элизабет чуть не уронила свою чашку.
"Миледи, - продолжал Бах, - жители Вены восхищаются ее
красотой. Для них это почти культ. Известно, что итальянцы очень
восприимчивы к женской красоте. Она покорит их сердца,
особенно когда рядом с ней будет маленькая Софи".
- Софи!
На этот раз она вскочила со стула.
Елизавета сделала свой первый шаг в политику, они с маленькой Софи
отправились в Италию вместе с Францем, эрцгерцогиня взяла Библию
и помолилась Богу, чтобы он дал ей силы спасти империю.
В Италии их едва ли можно было назвать дружелюбными, это была страна
, красота которой превосходила все, что Элизабет могла себе представить, но
население которой было погружено в отчаяние. Улицы были полны
торжественных лиц, а в уличных кафе царила тишина.
"Какое очаровательное зрелище мы представляли", - сказала Элизабет
Франц в вечер их первого дня в Венеции: "Но какое
разочарование".
Они были великолепны, когда их карета проезжала по улицам
, запруженным зрителями, - Франц сказал, что армия вынудила их
присутствовать. Франц был так красив в своей форме фельдмаршала.
На ней было сиреневое платье и шляпка в тон, а Софи
прыгала от окна к окну, размахивая крошечными ручками. Но
ни одна рука не поднялась в знак приветствия. Никто не улыбнулся. Город словно
погрузился в траур. Ее восхищение Италией было недолгим. В
город, как враждебный лагерь.
Когда Элизабет и маленькая Софи посетила парк для игры, это
быстро был покинут людьми.
Не один аристократ присутствовал на концерте Моцарта
Волшебная Флейта. Вместо этого в их ложах сидели слуги
в черных и фиолетовых перчатках.
"Это знак траура", - сказал Франц Элизабет. "Это их способ
выразить свое негодование".
В миланском театре "Ла Скала" маршал Радецкий потребовал от
итальянских аристократов соблюсти порядок.
У входа на сцену были расставлены солдаты с заряженным оружием, и любой, кто откажется встать во
время исполнения имперского гимна, мог быть расстрелян.
Праздничный бал был отменен. Аристократы отказались присутствовать,
были там солдаты или нет. эрцгерцогиня была права - это была
враждебная страна, готовая вспыхнуть. Что случилось с некогда
беззаботным населением?
В тишине своих итальянских кварталов, вдали от мадам
Мать, Элизабет обрела новые дружеские отношения с Францем. Он начал
делиться с ней миром политики. Он часто срывался выражая свою озабоченность по поводу Италии. Она взяла его за руки, выразила
ему свое сочувствие, подарила ему свою любовь. Он говорил и говорил, а
она слушала.
Она узнала о разрушениях на завоеванной земле. То
Итальянцы считали Габсбургов грабителями и угнетателями.
Им было отказано во всех свободах. Молодые итальянские патриоты,
выступавшие против австрийских властей, отправлялись на виселицу или под
расстрел на городских площадях. Итальянские аристократы не только подвергались
штрафам и конфискациям, многие потеряли свои
земли, а сотни были заключены в тюрьму, когда Габсбурги взяли
власть в свои руки. Елизавета понимала их отчаяние и ненависть.
Они были угнетенной страной, лишенной своей самобытности.
Однажды вечером граф Грюнне, сторожевой пес эрцгерцогини,
обычно находившийся на цепи рядом с Францем, ворвался в их апартаменты
с решительным советом от эрцгерцогини. Его костлявое лицо
излучало самодовольную властность.
"Ваше присутствие здесь в качестве посредников не работает", - сказал он журналистам.
Франц. "Народ не проявил никакого уважения к своему императору".
Он не упомянул их императрицу.
"Они должны принять вашу власть как божественное право. Армия
должна подавить их сопротивление, если мы хотим спасти Италию".
Элизабет сжала ее руки. Перед ее мысленным взором промелькнули печальные лица,
гнев и горечь, свидетелями которых она была
. Резкий, пронзительный голос Грюнне действовал ей на нервы. Его
идеи были катастрофическими, и ей хотелось вскочить со стула
и выразить свое несогласие. Вооруженные репрессии - это не выход,
ей хотелось закричать. К людям нужно прислушиваться и
понимать их. Их чувства и права должны уважаться.
И все же она знала, что он никогда не примет от нее такого совета.
Франц закрыл лицо руками. Она затаила дыхание. Она
молилась богам, чтобы они не позволили ему совершить ошибку. Он поднял глаза.
- Дай мне подумать, - сказал он.
К ней вернулось дыхание. Теперь она должна была добраться до него, пока не стало
слишком поздно. Она мысленно произнесла молитву.
На следующий вечер, после неудачного торжественного приема, на который военный
заставил пойти итальянских аристократов, пришло ее время.
За весь вечер не прозвучало ни одного приятного замечания, даже
улыбки, одна дама открыто предложила Элизабет сменить
репетитора-француза на итальянца, она разговаривала по-французски
, потому что не была уверена в своем итальянском.,
Той ночью, в тишине их квартиры, где их
беспомощность смешивалась с отчаянием, Франц смотрел на
потрескивающий огонь в камине, его лицо было удрученным, а глаза невидящими. Элизабет
села у его ног, потянулась и взяла его за руки. Она почувствовала тепло
в своем сердце. Она почувствовала любовь.
"Нельзя завоевать уважение людей, давя их, как
муравьев", - тихо сказала она. "Ты говоришь, что ты отец народа.
Но дети растут, и отец должен изменить свои привычки, чтобы сохранить
их уважение.
Она была удивлена, как легко дались ей эти слова. На мгновение его глаза остановились
на ней, все еще невидящие, затем загорелись. Он крепче сжал
ее руки.
"Дать свободу и право голоса народу? Это последнее, во что
верит моя мать, - сказал он. Но это единственный способ. Мы
не можем заставить их подчиниться. Мы должны уважать их и
заслужить их уважение".
Когда ночь перешла в утро, они говорили о
репрессиях, о военном правлении Радецкого, они говорили о людях
и их надеждах. Постепенно тучи рассеялись.
"Я - помазанный правитель, избранный Богом для защиты своего народа.
Что бы я ни делал, это должно быть на благо моего народа. Я должен доказать
это итальянцам.
Он поднес ее руку к своим губам.
- Моя дорогая, почему я не видел глубины
понимания в твоих глазах?
На следующий день Франц начал объявлять о помиловании. С графом Грюнне
не советовались, его только проинформировали. Элизабет гордо стояла рядом с Францем
, пока он диктовал свое решение. Она ни разу не взглянула на
Граф Грюнне.
Не прошло и недели, как Италия вновь наполнилась радостью. Люди
приветствовали императорскую семью на улицах. Маленький
Улыбки Софи стали еще шире, чем когда-либо, их пригласили на итальянский ужин.
салоны аристократов, и не было никаких претензий к Елизавете.
Французы, на их заключительном гала-концерте в знаменитом театре Фениче все
ложи были заняты, и ни одного солдата там не было.
Элизабет испытала величайшее счастье, когда маленькая крестьянская девочка
в ярком платье и шляпке на голове подарила ей
корзину полевых цветов и открытку с надписью "Мы любим тебя"
на австрийском немецком.
