Наступило воскресенье. Идти, естественно, никуда не хотелось.
Но мне не везло.
Ни одного срочного вызова, никаких неотложных дел и никаких звонков от Фила. Мне даже простудиться, как назло, не удалось. За неимением уважительных причин не явиться на встречу я отправился на пересечение Риверсайда и 94-й улицы. С огромным букетом цветов в руке я предстал на пороге квартиры Луиса Стайна.
- Ого, - воскликнул тот, узрев цветочное сооружение, - вот уж, право, не стоило тратиться!
Затем крикнул миссис Стайн:
- Это Оливер - он принес цветы!
Та выскочила навстречу и чмокнула меня в щеку.
- Заходите и знакомьтесь с нашей музыкальной мафией, - скомандовал мистер Стайн, похлопав меня по плечу. В комнате оказалось человек десять, и все они болтали и настраивали инструменты. Настраивали и болтали. Настроение было приподнятым, а звуки, которые они издавали, - невероятно громкими. Единственным по-настоящему роскошным предметом мебели был огромный рояль с до блеска отполированной крышкой. Из огромного окна открывался потрясающий вид на реку Гудзон и ее скалистый противоположный берег.
Мы все пожали друг другу руки. Большую часть аудитории составляли повзрослевшие хиппи, а дополняли публику хиппи помоложе. И зачем я только сюда в галстуке приперся?
- А где Джо? - поинтересовался я больше из вежливости.
- Обещала быть к восьми, - ответил мистер Стайн, - вы можете пока познакомиться с ее братьями. Марти играет на трубе, а Дэвид - на флейте. Причем это открытый бунт против родителей. Изо всех троих только Джо берет в руки скрипку.
Оба брата были долговязыми парнями застенчивого вида. Дэвид вообще оказался настолько стеснительным, что только помахал мне кларнетом. Более открытый Марти протянул мне руку:
- Добро пожаловать в наш музыкальный зоопарк!
- Марти, я ни черта не смыслю в музыке, - признался я, - и на вопрос, что такое «пиццикато», отвечу, что это - телятина с сыром.
- И будешь прав, - сказал мистер Стайн. - Да и вообще, кончай уже извиняться, парень. Ты совсем не первый, кто приходит сюда просто слушать.
- Нет? - переспросил я.
- Конечно, нет! Мой покойный отец вообще не знал ни единой ноты.
- Оливер, пожалуйста, либо скажите ему, что все ждут, - обратилась ко мне миссис Стайн, - либо сами берите скрипку.
- Терпение, дорогая, - отозвался хозяин, - я хочу быть уверен, что он чувствует себя, как дома.
- Я правда чувствую себя свободно, как дома, - вежливо ответил я. Он усадил меня на стул и поспешно присоединился к оркестру.
Это было потрясающе. Я сидел и смотрел, как ребята, которых высокомерные выпускники Гарварда назвали бы чокнутыми извращенцами, создавали удивительную музыку.
Моцарт, потом Вивальди, потом некто по имени Люлли[?], о котором я вообще никогда не слышал.
После Люлли оркестр исполнил что-то из Монтеверди[?]. А затем подали лучшую бастурму, которую я когда-либо пробовал. В перерыве между произведениями ко мне подошел длинный застенчивый брат Дэвид и таинственным шепотом спросил:
- А вы правда играете в хоккей?
- Было дело, - кивнул я.
- Не могли бы вы мне ответить на один вопрос?
- Конечно.
- Как сыграли сегодня «Рэйнджеры»?
- М-м... Не помню. - Мой ответ его ужасно разочаровал. Даже не знаю, как ему объяснить всю нелепость ситуации: бывший фанат хоккея Оливер Барретт в настоящее время настолько погрузился в уголовное право, что даже забыл про поединок «Нью-Йорк Рэнджерс»[?] с его любимыми «Бостон Брюинз»[?]?
В комнату вошла Джоанна и первым делом чмокнула меня в щеку. Наверное, что-то вроде семейного ритуала - она все время целовала кого-то.
- Они тебя еще не свели с ума своей музыкой?
- Нет, - ответил я, - мне правда здесь нравится.
И вдруг до меня дошло, что, в общем-то, я и не вру. В тот вечер правда чувствовалась какая-то гармония. И не только с музыкальной точки зрения, но и вообще во всем - музыканты непринужденно беседовали и отпускали друг другу комплименты по поводу особенно сложных пассажей. Все это очень отдаленно напоминало то, как заводят друг друга хоккеисты Гарварда, перед тем как надрать задницу команде соперника.
С той только разницей, что здесь им достаточно просто было играть вместе. Они относились друг к другу и к музыке, которую играли, с такой... нежностью, что ли.
Я еще никогда так тесно не соприкасался с миром музыки.
Разве что тогда, когда Дженни играла в оркестре.
- Доставай скрипку, Джо, - скомандовал мистер Стайн.
- Ты сошел с ума, - воспротивилась та. - Я так давно не играла!
- Ты тратишь слишком много времени на медицину, так что пора наверстывать упущенное в музыке. Кроме того, Баха я оставил специально для тебя.
- Нет, - твердо ответила Джоанна.
- Давай же, иначе зачем Оливер просидел тут три часа? - настаивал Стайн.
Джо покраснела. Я хотел было выразить протест, но меня никто не слушал. Тогда ее отец повернулся ко мне:
- Слушай, попроси, пожалуйста, свою подругу сходить наконец за скрипкой?
Я рта раскрыть не успел, как Джоанна, которая к этому моменту стала уже совершенно пунцовой, решила, что лучше уступить:
- О'кей, папочка, будь по-твоему. Но предупреждаю, что ничего хорошего из этого не получится.
- Получится, непременно получится, - уверил он. Когда Джоанна вышла, он обернулся ко мне: - Как ты относишься к Бранденбургским концертам[?] Баха?
Я напрягся, потому что это было одно из немногих знакомых мне произведений Баха. Разве не после 5-го концерта я сделал Дженни предложение - там, на набережной, когда мы возвращались домой? И разве не эта музыка в некотором смысле была прелюдией нашего брака? Конечно, даже мысль о том, что я снова услышу ее, причиняла боль.
- Ну, так что же? - переспросил Стайн. Тут я сообразил, что от меня все еще ждут ответа. И выпалил:
- Они мне очень нравятся. Который из них вы будете играть?
- Все! Зачем выбирать? - в недоумении спросил Луис.
- Лично я сыграю только что-нибудь одно, - возмущенно заявила его дочь. Она уже заняла место среди других скрипок и что-то оживленно обсуждала с пожилым джентльменом, который сидел рядом. Группа снова начала настраивать инструменты. Правда, поскольку в антракте почти все музыканты как следует приложились к спиртному, делалось это все намного громче.
Стайн вознамерился дирижировать: «Чем Ленни Бернстайн[?] лучше меня? Прической?» Он постучал по пульту, в роли которого выступал телевизор.
- А теперь, - произнес он с неизвестно откуда взявшимся немецким акцентом, - я хотеть резкий атака. Вы слышать меня? Резкий!
Оркестр приготовился. Стайн занес карандаш.
Я задержал дыхание, очень надеясь, что смогу все это выдержать.
И тут громыхнула канонада.
Кто-то с пушечным грохотом стучал в дверь. Слишком громко и, насколько я мог судить, совершенно не соблюдая ритм.
«Открывайте!!!» - взревели за дверью нечеловеческим голосом.
- Полиция? - спросил я у неизвестно как оказавшейся рядом Джоанны.
- Уж они-то точно никогда не приходят вовремя, - слабо улыбнулась она. - Хуже. Это Годзилла с верхнего этажа. Его настоящее имя - Темпл. И в нем мало чего осталось человеческого.
Тем временем Годзилла снова принялся долбить в дверь и вопить: «Открывайте!!!» Я осмотрелся по сторонам. Хотя людей в комнате и было около двух десятков, вид у всех был весьма напуганный. Похоже, этот Темпл действительно опасен.
Как бы там ни было, Стайн открыл дверь.
- Черт побери, ты, сукин сын, я тебе каждое долбаное воскресенье говорил - заткни свою шарманку!
Выпалив все это на одном дыхании, чудовище угрожающе нависло над Стайном. Джо была права, определение «Годзилла» подходило как нельзя лучше. Темпл в самом деле оказался существом огромным и волосатым.
- Но, мистер Темпл, - попробовал протестовать наш храбрый дирижер, - наши воскресные посиделки всегда заканчиваются ровно в десять!
- Хватит мне тут заливать! - прорычал монстр.
- А я только заметил, как вы сегодня любезны, - ответил мистер Стайн.
Темпл уставился на него:
- Не выводи меня из себя, урод! А то пожалеешь, что родился!
В его голосе слышалась давняя ненависть. Чувствовалось, что на этом этапе цель жизни монстра - нанесение тяжких увечий своему соседу. И, похоже, момент идеально подходил для претворения мечты в реальность.
Оба младших Стайна, несмотря на то, что были явно напуганы, присоединились к отцу.
Темпл снова грязно выругался. Миссис Стайн уже стояла рядом с мужем, а теперь и Джоанна выскользнула из-за моей спины и рванулась к двери. Интересно, она возьмет на себя роль бойца или медсестры? Потому что ситуация явно близилась к развязке!
- Вы что, чертовы недоноски, не знаете, что нарушать тишину незаконно?! - проорал Годзилла.
- Прошу прощения, мистер Темпл, но я считаю, что это как раз ваши действия по отношению к Стайнам являются незаконными.
Это что, сказал я? Причем, кажется, раньше, чем подумал? И, что удивило меня еще больше, встал и двинулся навстречу незваному гостю. Тот повернулся ко мне.
- Есть проблемы, блондинчик? - спросило животное.
Я отметил, что он на десять дюймов выше и (как минимум) на сорок фунтов тяжелее. Впрочем, надеюсь, не все эти фунты были мышцами.
Я жестом показал Стайнам предоставить все мне. Но они остались.
- Мистер Темпл, - продолжил я, - слышали ли вы когда-либо о разделе сороковом Уголовного кодекса? Это незаконное вторжение. Или раздел семнадцатый: угроза нанесения телесных повреждений. Или раздел...
- Ты кто вообще? Коп? - хрюкнул он. Значит, соображалка у парня хоть как-то работала.
- Что вы, всего лишь адвокат. Но я могу отправить вас за решетку на довольно длительный период, - смело ответил я.
- Блеф! - предположил Годзилла.
- Нет. Но если для вас невыносимо ждать решения этой проблемы так долго, можно уладить все другим способом.
- Неужели, красавчик?
Он напряг мышцы. Оркестр за моей спиной определенно забеспокоился. Конечно, и у меня под ложечкой засосало. Но я спокойно снял пиджак и обратился к чудищу sotto voce[?] крайне вежливо:
- Мистер Темпл, если вы сейчас же не испаритесь, я буду просто вынужден методично, как один интеллигентный человек другому, выбить из вас все ваши куриные мозги.
Агрессор практически молниеносно испарился. В честь моей победы Стайн откупорил бутылку шампанского. («Импортное. Прямо из Калифорнии!») Затем оркестр единогласно решил исполнить самую громкую вещь из своего репертуара - чрезвычайно энергичную интерпретацию увертюры из оперы Чайковского «1812 год». На этот раз даже мне достался инструмент - пушка (в роли которой выступила пустая пепельница).
Вечеринка завершилась через пару часов (на мой взгляд, слишком рано).
- Обязательно приходите к нам еще, - сказала миссис Стайн.
- Разумеется, Оливер придет, - ответил мистер Стайн.
- Почему ты так уверен? - спросила она.
- Мы ему понравились.
И это было чистой правдой.
С какого-то перепугу я вызвался проводить Джоанну. Несмотря на поздний час, она настояла, чтобы мы сели на пятый автобус. Он спускался по Риверсайд, а потом пересекал Пятую авеню. Должно быть, Джоанна здорово вымоталась за смену, но оставалась в приподнятом настроении.
- Оливер, ты был великолепен, - сказала она и взяла меня за руку.
Я спросил себя, нравится ли мне ее прикосновение.
И не нашел ответа.
А она продолжала восторгаться:
- Темпл теперь и показаться не посмеет, - рассмеялась она.
- Слушай, Джо, чтобы запугать такого буйвола, не нужно быть семи пядей во лбу.
Я изобразил рукой соответствующий жест, тем самым высвободив ее. Черт его знает, стало легче или нет.
- Но все-таки...
Она не закончила. Наверное, удивилась настойчивости, с которой я изображал тупого спортсмена. А мне просто хотелось дать понять, что я - не самый достойный выбор для такой девушки. Ну, то есть, она ведь такая милая. И такая привлекательная. Во всяком случае, для любого нормального мужика с нормальными инстинктами.
Джоанна жила недалеко от больницы. Пока мы стояли возле ее двери на четвертом этаже, я вдруг заметил, что она не такая высокая, как мне показалось вначале. Я имею в виду, что смотрела она на меня снизу вверх.
А потом я заметил, что у меня перехватывает дыхание. И это не могло быть от подъема по лестнице - я же постоянно занимаюсь бегом! И ощущение легкой паники от разговора с этой интеллигентной красавицей-врачом стало усиливаться.
Что если она... почувствовала, что мои чувства к ней носят не совсем платонический характер? Что, если?..
- Оливер, - сказала Джоанна, - я бы тебя с удовольствием пригласила, но у меня завтра смена в шесть утра.
- В другой раз, - ответил я. И выдохнул с облегчением.
- Надеюсь, Оливер.
Она поцеловала меня. В щеку. Наверное, так было принято в ее семье.
- Спокойной ночи!
- Я тебе позвоню, - ответил я.
- Вечер был замечательным.
- Мне тоже понравилось.
Тем не менее, особого счастья я не испытывал.
По дороге домой я пришел к заключению, что самое время обратиться к специалисту.