На меня навалилась депрессия - словно я грохнулся на землю с километровой высоты.
- Просто невыносимо, - пожаловался я доктору Лондону. - Почему вы не предупредили меня, что такое случится?
Дело в том, что с самого утра я почувствовал, как вместо переполнявшей меня эйфории в душу прокралась грусть, которую невозможно было выразить словами.
- Ведь все же в порядке... - начал я. Потом сообразил, насколько смешно это звучит. - То есть у нас-то с Марси все прекрасно. Дело во мне. Я слишком напряжен. Я не могу...
Я замолчал и не стал уточнять, чего именно не могу.
Не то чтобы я не знал. Просто произнести это мне стоило больших усилий:
- Привести ее к себе домой. Понимаете?
Наверное, я снова чересчур опережаю события. Может быть, не стоит так рано требовать от Марси прийти ко мне? Зачем торопить ее с... обязательствами?
- А вдруг я просто эгоистично... использую Марси, пытаясь с ее помощью заполнить пустоту, которая у меня внутри, - думал я вслух. - Или это из-за Дженни. Я хочу сказать, что теперь, почти два года спустя, я мог бы встречаться с кем-нибудь и оправдать это. Но приводить другую женщину домой! Чужой человек в моем доме, в моей постели... Вернее, конечно же, это уже не наш с Дженни дом, и постель уже не наша. Доводы разума говорят, что это не должно мешать моим отношениям с Марси. Но, черт побери, мешает!
«Дом»... Для меня это по-прежнему место, где жили мы с Дженни.
Говорят, что нет такого мужа, который не мечтал бы хоть на секунду побыть холостяком. Тогда получается, я извращенец: я невозможно скучаю по тому времени, когда был женат.
И мне помогает наличие священного места. C постелью, куда не залезет никто посторонний. Чтобы поддерживать иллюзию, что рядом со мной все еще кто-то есть.
Даже сейчас продолжают приходить письма, предназначенные для нас обоих. Рэдклифф[?] регулярно присылает ей просьбы о пожертвованиях. Конечно - я ведь не сообщил о смерти Дженни никому, кроме самых близких людей.
Единственная чужая вещь в квартире - зубная щетка Филлиппа Кавильери.
Вот видите, все это выглядит либо не очень честно по отношению к одной девушке...
Либо уж совсем как осквернение памяти другой.
Доктор Лондон заговорил.
- Тогда выходит, что, как ни крути, вы не правы.
Мне было ясно, что он понимает, но легче от этого, увы, не стало.
- Неужели непременно должно быть или то, или другое? - спросил он с аллюзией, которая пришлась бы по вкусу самому Кьеркегору[?]. - Разве у вашей проблемы нет иного объяснения?
- Какого? - Я на самом деле не знал.
Последовала пауза.
- Она вам определенно нравится, - намекнул доктор Лондон.
Я обдумал его слова. А потом уточнил:
- Которая из них?
