Плывущий ко дню своих похорон,
На кумарах к эйфории, под глас Астарота,
Одной ногой на линии фронта, то ли с собой, то ли с чёртом.
Другой — на судне, что направляет Харон.
И сколько ни ори, ни матери идиота, ни плач,
Он сам себе палач, он человек амфибия.
Жабры гонят внутривенный кислород,
Зрачки до тьмы расширены.
В левой руке святой переплёт — Библия.
В правой — ширево.Долбаный же хуеплёт.
Кому-то поёт, распевая в молитвах, клянёт белый яд.
Крестит тело, душою кривя,
Перста за спиною скрестив. Это мнимо всё!
Детский сад инферного имени!Сколько сказано фраз,
Сколь правдив был тобою нам втёртый рассказ:
Как осмыслил, восстал, как был исцелён,
Как сложно бороться,
Так слёзно!
И вновь был прощён!
В итоге всё время на тапках в поисках дозы,
Чтобы вновь упороться.Неужто всё тает на дне раскалённой ложки?
Все грёзы и цели, мечты и стремленья, мозги!
Баста! — хоть раз прокричи. Хоть немножко
Вокруг посмотри: ты живёшь понарошку!
В непрерывном угаре!
В ногу с тобою шагая, нет, не по грани, по тонкой игле,
Любовь земле была предана!
Под крылом не твоим дочь подрастает.
Ты давно миновал возраст Христа!
И весь социум делят воры, мусора, аферы, качели,
Нарки, барыги, шалавы, какие-то мутки —
Круглые сутки калейдоскоп, и в зной, и в метели,
Одним, сука, цветом ели, наряженной, как проститутка!Но нет; вся хула и все уговоры — пустые слова.
И не волнует молва, нет дела до близких,
На уме только ценник за грамм, только дурман.
И порок самый низкий вовсе не яд,
Не насилие жизни в себе, не в риске
Таится «колодец» души, и вся гниль, не во лжи всем и вся.
Ведь сколько не ври, самый мерзкий изъян,
Это слабость — самообман, Трусливый склизкий червяк.И хоть лоб расшиби, пережги сотни свеч, до исхода вплоть
Поселившись в собор, но поздно креститься от пройденных троп.
Циррозу насрать на молитвы и душу, он пожирает плоть,
Словно орёл Прометею, печень клюёт.
Как седьмая печать, иезуитским твоим же расколом был сорван кляузный тромб,
Каждый день приближая собственный ад и близких чёрную скорбь.
Оставь упованья, — твой Бог — ревнитель и мизантроп.
Ты веришь в спасенье Господнее, но до преисподней сам себе выкопал ров.
А Бог твой, рабов поощряет за страх, но лишь пред собой.
И что же, прощает ревнитель Дана сынов?
Больше нетленной земли, страждущих праздности, не одолев демонов рой?
Бой проигравших, в плене оков, не отрекаясь от яда до крайних шагов?
Дракона, при жизни, пополнивших строй?..
ВЫ ЧИТАЕТЕ
алебастровый самопал
PoesíaЗдесь нет ритма; цензура убита. На битом метре асфальта, Через двойную сплошную формата И рифмы, белым мелом очерчено тело поэта Во мне; вряд ли будут прочитаны кем-то, Немые риффы, с горьким оттенком абсента. Утопился в вине и дыме «Кента» Бред к...