Сто лет молчания
Расцветают кованными цветами,
Оплетают филигранью, нечаянно
Тронув хладные души из вне.
За гранью — от страданий
Абсолютная свобода; тебе
Лишь останется память.
За плитой никто не ревнует
Упразднятся упрёки, и истлевая
На коже, остынут следы поцелуев.
Быть может, так будет лучше?
Смелей! Я всё это вижу во сне!
Вот он, истины лучик,
Протянут тебе — загадай желание.
Хочешь окончится бой?
Боль, хочешь уйдёт?
Испарится, унесёт за собой
Неоправданные ожидания.
Никто впредь не будет много молчать,
Отвечать односложно,
Перестанет мечтать
Бесконечно писать —
Это возможно.
Хочешь — умрёт,
Крылья сложив на алтарь.
Останется горькая память,
Храня, как цикаду янтарь,
Позже растает, под чужими руками
Тепло вновь познав.
Наверное старец был прав:
Любовь неминуемо в прах обратится.
И больше неважно: нрав твой, брандеры по ветру пуская
Сердце сжёг; лектория жатвы
Или стена интроверта —
Любая причина под грунтом пустая.
Вперёд — загадай всё сейчас.
Станут бессмысленны клятвы,
Стихнут жгучие стоны экстаза
В плачь души обратясь.
Когда грянет казни час,
Замёрзнут глаза цвета эвклаза,
Останутся тени, из уст в уста, пересказа
Притчи о нас.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
алебастровый самопал
PoetryЗдесь нет ритма; цензура убита. На битом метре асфальта, Через двойную сплошную формата И рифмы, белым мелом очерчено тело поэта Во мне; вряд ли будут прочитаны кем-то, Немые риффы, с горьким оттенком абсента. Утопился в вине и дыме «Кента» Бред к...
