алебастровый самопал

заклятый град: духовный суицид.

Треклятая ангедония,
В тесных объятьях бетонных стен,
Не томи метонимией мнимой.
Время остановила эмоциональная анимия.
Период уныния — эгоистичный ген
Пирует в гуще
Старых проблем.
Никаких новых идей,
Система отлынивания от дел
Насущных — просто скучно
Жить; лицедей в вине не видит предел.
Кругом этажи, ледяные витражи, краски лжи,
И как не крути, еритичкой слечь — мой удел.

Реинкарнация Вавилонской башни:
Какой то бесстрашный орёт в небеса.
Мимо клятв и креста,
Поклонение культу золотого тельца.
Телеса облачая хоть в буддизм, хоть в преторианство,
Один чёрт социально-моральное блядство —
От веры до казнокрадства,
Институт управления массами
Цветёт, мёртвым кипарисом.
Под маской дерьмовой актрисы
Гнёт свою линию Сабаот,
Лицемерно поёт про мёд,
Про дар свыше, и что всё пройдёт, Заживёт; через час — прыжок с крыши —
Тихий полёт, в вечность окуная имя.
И нахуй бы такая линия —
Засечка на асфальте, растекается
Мимика лица, и тело покинула душа.
Где-то над этажами эфемерное явление,
Перечеркнёт мгновение; прощаясь
Спустя девять дней, на зеркалах чёрное знамя,
Через сорок — размытая тень.
Год спустя — затёртая память.
И не понять, как поклонница пламя
Свечей приходских, тая
С крыши, сосчитала ступени вниз —
Души обречённой каприз.

Туда, где главный жнец зачитает лист:
Кому наверх, а кому отсчитает ступени
До воскресенья: без прикрас и реприз
Встанут в ряду и псих, и чёрный принц.