никаких разговоров с тенями
никаких уравнений, икс, игрек,
как инь-янь
взаимозаменяемые изъяны;
никаких игрищ
с тремя костями;
восемнадцать точек давно уже пали
чернильными каплями
являя число зверя;
осколки звеньев
сметены бесследно нотаблями;
закрою веки я,
какой тут к чёрту Спадавеккиа —
изъела ржавчина
струны в человеке;
извечная вотчина, —
полцарства за прогноз...
спит отче наш
под золотой овчиной,
и солью слез
тропа от пропасти змеиной
питает древо жизни —
денежное дерево, —
лейтмотив древнего стерео
на новый лад;
фотосинтез по веткам,
дух перевести затяжкой крепкой
и вновь самозабвенный джихад.
задающим вопросы, наказано
скрытое не показывать
пути заказаны, и нет пути назад;
пока дышат идиоты снизу
идиотам сверху есть чем дышать;
практически всё сквозь валютную призму,
практически всё испробовано:
деспотичное, мёртвое, проданное;
это подобие Воланда
ищет пути отхода, но
как не бейся попытка
ничтожна;
детские игры на погребальных плитках
мужают, в мемориальных пытках итожа
отчаянный прожиг цифр —
тает сакральный шифр
лет отмеренных кем-то, кому-то на что-то
с пометкой «мечта идиота».
[верлибр]
ВЫ ЧИТАЕТЕ
алебастровый самопал
PoesíaЗдесь нет ритма; цензура убита. На битом метре асфальта, Через двойную сплошную формата И рифмы, белым мелом очерчено тело поэта Во мне; вряд ли будут прочитаны кем-то, Немые риффы, с горьким оттенком абсента. Утопился в вине и дыме «Кента» Бред к...
