And all that was between

22. Et nolite timere

... Над школьными угодьями клубился туман. Густой и холодный, он заглушал звуки человеческих голосов, доносившихся от замка: плача и нервного смеха, мучительных стонов и криков отчаяния. Трава, вытоптанная сотнями ног, казалась седой от рассветной росы, пряча под собой грязь и кровь, которых этой ночью было более чем достаточно. Буйная Ива лениво покачивала ветвями, равнодушная ко всему, что происходило вокруг, все так же охраняя вход в Воющую Хижину... 
Хогвартс продолжал жить своей жизнью, несмотря на то, что мир сегодня утром необратимо изменился. Мертвые лежали на каменном полу замка, уложенные рядом заботливыми руками живых. Живые, слишком истощенные, чтобы спать, залечивали свои и чужие раны, сидели за длинными столами, или просто блуждали по школе, словно лунатики, гонимые одним лишь стремлением: делать хоть что-то, лишь бы не оставаться наедине с собой и своими мыслями. Но некоторые из них спали - те счастливцы, чей измученный мозг не в состоянии был сопротивляться требованиям обессиленного тела. 
Среди них был и Мальчик, Который Выжил, спавший сейчас тяжелым сном без сновидений в гриффиндорской башни. Он лежал поверх одеяла, не раздевшись, едва сбросив обувь. Он спал, потому что его сознание еще не зналоа, как справиться с правдой, свалившейся на него, перечеркнувшей все, что было до сих пор. На бледном лице блестели капли пота, дыхание было тяжелым и прерывистым. 
Солнце поднималось все выше над замком - постепенно рассеивая туман, разгоняя облака, уничтожая утренний холод. Истекал час за часом - просыпались птицы, распускались цветы, грел свои щупальца на солнышке гигантский кальмар - Гарри все спал, не шевелясь, даже не меняя позы. 
...Профессор Слагхорн, запыхавшись, спешил к профессору МакГонагалл. После того, как школа потеряла своего последнего директора, она взяла на себя руководство - а значит, именно от нее он, как и остальные учителя, должны был получать указания относительно дальнейших действий. Он все еще был одет в свою зеленую пижаму, на которой теперь не хватало нескольких пуговиц - при других обстоятельствах, это могло бы показаться комичным, но не сейчас, когда под глазами профессора залегли мешки, а на пижаме отчетливо проступали пятна крови. 
- Минерва, я ... - Слагхорн вошел в кабинет и резко застыл на месте. - Что..? 
Новая директриса Хогвартса школы сидела за столом, опустив голову на сложенные руки, а ее плечи вздрагивали от рыданий. На краю стола поблескивала небольшая колба, в которой причудливо клубилась серебристая жидкость. 
... Когда Гарри, наконец, открыл глаза, солнце уже катилось за горизонт. В первые несколько блаженных мгновений, пока память не проснулась, он просто лежал, уставившись в полог своей кровати. Ее красный цвет невыносимо резал глаза, заставляя и без того тяжелую спросонья голову раскалываться от боли. Гарри лениво протянул руку и дернул завесу. Красный бархат с шорохом упал на пол. 
И тут память проснулась. 
... - Я не знаю. - Профессор МакГонагалл мяла в руках совершенно мокрый клетчатый платок. Ее квадратные очки лежали на столе, вокруг которого сидели профессора Спраут, Флитвик и Слагхорн. - Впервые в жизни я не знаю, что мне делать. 
- В последнее время должность директора почему-то всем дается со слезами, - тихо заметил Финеас Найджеллус, и сверкнул черными глазами в сторону портрета Дамблдора, молча смотревшего на свои сплетенные пальцы. 
- Это хуже смерти, хуже потерь, - продолжала профессор. - Просто пойти и посмотреть ему в глаза, и поговорить с ним... как с ним говорить? Что ему сказать? Что здесь ВООБЩЕ можно сказать?! Я просто в растерянности, я шокирована, я... 
Она замолчала, не договорив. Четверо учителей сидели молча - каждый из них был растерян и шокирован, каждый не знал, что делать, и многолетний опыт работы в школе ничем не мог помочь в данном случае. 
- Главное, не нужно чрезмерно его жалеть, - вдруг прервал тишину Флитвик. - Я знаю, что Гарри этого ужасно не любит. 
- Да, - тихо добавил Слагхорн. - Они оба этого не любят. 
...Он сидел на краю кровати, сжимая ладонями голову. К счастью, в спальне больше никого не было - ему казалось, что он сойдет с ума, если ему сейчас придется смотреть на других людей, ходить среди них, говорить с ними. Его мир уменьшился до размеров одной маленькой бутылочки, и ее серебристое содержимое ослепило его, связало мысли и эмоции, лишило ощущения времени и пространства. Запертый в клетке собственных переживаний, он не услышал, как легонько скрипнула дверь, и кто-то вошел в спальню.
- Гарри, - профессор МакГонагалл осторожно коснулась его плеча. Он содрогнулся, ненадолго избавившись от тупого оцепенения, в плену которого пребывал его истощенный мозг.
- Прости, что заставляю говорить об этом, но иначе нельзя. Я по поводу… - профессор замялась. – По поводу профессора Снейпа.
Гарри перевел на нее усталый взгляд. Увидел, что за последние несколько дней она словно постарела лет на двадцать – на лице появились новые морщины, покрасневшие от бессонницы и слез глаза были глубоко запавшими.
"Но разве только она? Каждый из нас за это время прожил несколько жизней, и вряд ли мы уже сможем стать такими, как раньше».
- Понимаешь. У него ведь никого не осталось. Ты – его единственный…
- Да, – оборвал ее Гарри. Ему казалось, что он закричит, если сейчас услышит это слово. – Я знаю.
- Ты должен решить, где будут… - МакГонагалл снова сделала паузу. – Похороны.
«Похороны…похороны…» 
Это слово – словно звон набатного колокола, болезненным гудением отзывается в висках.
Почему так много похорон сопровождает одну семнадцатилетнюю жизнь? 
- Мы забрали его из Воющей Хижины. – говорила профессор. – Сейчас он лежит с остальными павшими. Мы похороним его с почестями, как героя, тут, на территории Хогвартса – он действительно этого заслужил. Если…если, конечно, у тебя нет иных мыслей по этому поводу.
-Нет, – отозвался Гарри. – Не с остальными. Я хочу, чтобы его похоронили в Годриковой Долине – рядом с мамой. Это единственная почесть, которой он желал бы для себя…и единственное, что я могу сделать для него теперь.
Глаза профессора МакГонагалл снова начали наполняться слезами.
- Боже, Гарри, мне так жаль… Это просто невыносимо. Я не знаю даже, что…
- Ничего не говорите. – Гарри поднялся и неуклюже обнял ее. - Я благодарен вам.
Над кладбищем Годриковой Долины сияло яркое, совсем летнее солнце. Небо было точно таким же, каким видел его Гарри в воспоминаниях Снейпа о дне, когда его мама познакомилась с…
Его отцом.
Бывал ли он когда-нибудь при жизни здесь, на могиле той, которую любил превыше всего, до последнего вздоха, или это было слишком тяжким испытанием для него? Одна из маленьких тайн, которых Северус Снейп уже никогда никому не раскроет.
У вырытой заранее могилы – совсем мало людей: деканы факультетов, бородач Хагрид, громогласно сморкающийся в свой полуметровый платок, и друзья Гарри. Ближайшие люди, которые не могли не поддержать его в тот момент, когда он будет хоронить своего отца, который так и не успел хотя бы минуту быть ему отцом. Никого больше – решил Гарри, так как понимал, что Северусу Снейпу не нужны ни многолюдная церемония, ни торжественные речи, ни роскошные венки. Ничего – кроме права хотя бы после смерти быть рядом с той, которая, пусть тайно, но позволила ему продолжиться в их общем ребенке.
Гарри недвижимо стоял подле простого черного гроба. По щекам его катились слезы, но он даже не пытался их стирать – каждое движение свинцовой тяжестью отдавалось в теле. Он неотрывно смотрел в лицо человеку, с которым его связывали годы ненависти – такой ослепляющей, что она не давала увидеть, что на самом деле они связаны между собой намного глубже. Теперь, после смерти, он казался моложе, чем всегда – губы не кривились, морщины разгладились, лицо выглядело спокойным и умиротворенным – такого выражения у Снейпа при жизни Гарри никогда не видел. 
Сознание заполнилось воспоминаниями. Всплыли уроки окклюменции, окончившиеся таким провалом. Тогда Гарри приходил в ярость от самой мысли о том, что Снейп может копаться в его мозгу, а сейчас, казалось, все отдал бы за то, чтобы впустить его в свои мысли, чтобы хотя б таким образом выразить все, что осталось невысказанным между ними теперь. Вспомнился учебник Принца-Полукровки, к таинственному автору которого Гарри в свое время относился с таким доверием и теплом.
Теперь эта книга могла бы быть единственным материальным напоминанием о родном отце – но судьба и тут распорядилась иначе, уничтожив учебник во время пожара в Комнате по требованию. 
В таких ситуациях люди обычно утешают себя тем, что у них осталось самое ценное – память об умершем… но чем мог утешить себя Гарри? У него не было хороших воспоминаний о Северусе Снейпе – и это было так больно, что хотелось разорвать себе грудь, только бы избавиться от этой боли.
«Наверное, он тоже не мог вспомнить ничего хорошего о своем отце...»
Взаимная нетерпимость, взаимная ненависть, взаимная злость. Молчание Дамблдора сделало их обоих слепыми. Сколько раз Гарри, в шутку или всерьез, желал Снейпу смерти, не зная, каким ужасом обернется для него исполнение этого желания? Сколько раз Снейп упрекал Гарри тем, как тот похож на своего отца, не зная, какой горькой иронией обернутся для него эти слова? Стена между двумя самыми близкими людьми была необходимой – ради большего блага, ради будущего. Вполне приемлемая плата, если мыслить такими масштабами. Но теперь Гарри – искренне, как никогда – желал, чтобы кто-нибудь иной платил такую цену во имя спасения всего магического мира, дав ему возможность спокойно окончить школу и восстанавливать отношения с родным человеком. 
Ведь до вчерашней ночи еще не было поздно. 
- …как же ж он толька переживеть такую ужасть? – донесся до него голос Хагрида, искренне старавшегося говорить тихо.
Гарри посмотрел в сторону, где стояли учителя. Профессор МакГонагалл судорожно прижимала к глазам клетчатый платочек, а профессор Спраут всхлипывала, вытирая слезы тыльной стороной ладони. 
- Господи, я просто не могу поверить! Северус…такой способный мальчик…и такая печальная судьба… просто несправедливо… - растерянно бормотал сквозь слезы профессор Слагхорн, обращаясь к непривычно серьезному Флитвику.
«А ведь они все учили его…»
Внезапно он осознал, что учителя хоронят сегодня не просто коллегу, очередного героя или просто человека со сломанной жизнью. Для каждого из них Северус Снейп был учеником, каждый помнил его еще маленьким черноволосым мальчиком. Профессор МакГонагалл надевала ему на голову Сортирующую Шляпу. Профессор Слагхорн наблюдал его первые успехи на уроках зелий. Хагрид перевозил маленьких Северуса и Лили через озеро в тот день, когда они впервые переступили порог Хогвартса. И сегодня, глядя на лежащего в гробу человека, они видят не взрослого мужчину, а ученика, которому ставили оценки, давали домашние задания, у которого принимали экзамены…Осознание этого натолкнуло Гарри на совсем другую мысль.
Они молчали. Они все видели больше, чем выдали в течение этих лет. Каждый из присутствующих на похоронах учителей не мог не замечать того, сколько времени маленький Северус проводил рядом с маленькой Лили; какими глазами смотрел он на нее во время уроков. Но Дамблдор, очевидно, хорошо постарался, чтобы имя Северуса Снейпа никоим образом не всплыло рядом с именем его матери, чтобы никто – и в первую очередь, сам Гарри – не мог объединить друг с другом этих двоих людей. Ведь Дамблдор – единственный знал ВСЕ с самого начала, и именно это позволило ему тщательно предвидеть все возможности – и позаботиться, чтобы они остались лишь возможностями. Ради общего блага – как он поступал всегда – все преподаватели Хогвартса оказались связанными круговой порукой молчания. И – стоит отдать должное их верности Дамблдору – никто ни разу ее не нарушил. 
Дикий гнев, чуть ли не ненависть, колючим клубком подступила к горлу Гарри, но он нечеловеческим усилием сумел ее подавить. Не здесь, не сейчас…не рядом с ним. Больше никакой ненависти – ее и так было слишком много. Больше Гарри не позволит гневу становиться между ними – вне зависимости от того, на кого направлен этот гнев, его просто никогда больше не должно быть рядом с ним: живым или мертвым.
- Гарри, – кто-то осторожно взял его за руку.
Он не пошевелился, но ноздри безошибочно уловили легкий цветочный запах.
Джинни. Она не плакала – как всегда, по-мужски сильная и собранная. Не отпуская его руки, она склонилась к его уху и тихонько произнесла:
- Уже пора.
Словно в тумане он коснулся холодной руки Снейпа. Губы дрожали так, что казалось невозможным выговорить хоть слово, но Гарри все-таки нашел в себе силы прошептать:
- Я горжусь…
Не договорив, он судорожно закрыл лицо ладонями. Но Джинни была рядом, она решительно привлекла его к себе, шепча что-то, отводя от края могилы.
Ветер путал пряди черных и рыжих волос. Спрятавшись в объятиях Джинни, Гарри не видел, как крышка гроба навсегда отрезает от мира того, кто дал ему жизнь, не видел, как гроб исчезает в яме, казавшейся черной бездной. Уткнувшись в девичье плечо, он плакал, словно ребенок – так, как не плакал со времен своего несчастливого детства в семье Дурслей, когда он еще был обыкновенным, никому не нужным сиротой в одежде с чужого плеча, а не надеждой и спасением всего магического мира.
Теперь он вновь был сиротой. На этот раз – окончательно и бесповоротно.
Деканы четырех факультетов Хогвартса подняли свои палочки – и груда подсохшей земли укрыла под собой самое мужественное и самое несчастное сердце, которое они когда-либо знали. Оно больше не болело, найдя пристанище за простой гранитной плитой с надписью:
«Северус Снейп
9.I.1960 - 2.V.1998»
К свежей могиле приблизился профессор Флитвик. В его глазах, кроме грусти и скорби, выразительно читалось нечто иное – проявление ли нечеловеческой мудрости, или просто бремя прожитых лет. Он коснулся палочкой серого надгробия – и на нем начали проступать буквы, глубоко врезаясь в камень, словно в живую плоть.
«...не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить».
Хагрид трубно высморкался. Слагхорн всхлипнул. Гарри, чьи слезы сменились застывшей маской – так, словно она передалась ему в наследство от отца вместе со страшным грузом вины, вглядывался в эти буквы пустыми глазами, словно не понимая их содержания.
Карие глаза Джинни поочередно встретились с глазами профессора МакГонагалл, профессора Спраут и Гермионы. Женщины на похоронах, казалось, понимали друг друга без слов. Осторожно освободившись от объятий Рона, заплаканная Гермиона подошла к Джинни и Гарри, который, похоже, потерял способность держаться на ногах. Вместе девушки медленно повели его к выходы с кладбища – туда, где их ждал портключ. За ними двинулись и остальные, только профессор МакГонагалл осталось стоять на месте. Какое-то мгновение она просто смотрела на могилу, словно перечитывая эпитафию, а потом ее губы неожиданно тронула горькая усмешка – так, словно он что-то вспомнила. 
Легкий взмах волшебной палочки – и на серую плиту опустилась веточка белых лилий. Минерва МакГонагалл подошла ближе, расправила примятые лепестки и перевела взгляд на могилу Поттеров. 
- Последний же враг истребится - смерть, - произнесла она. - Можно вас поздравить, профессор Снейп.