And all that was between

26. Смерти нет

В доме на площади Гримо, 12, царила тишина. Гарри Поттер стоял перед открытым шкафом и смотрел на темную элегантную мантию, которую ему предстояло надеть через два месяца - в тот день, когда он, наконец, назовет Джинни Уизли своей женой. 
Время разбрасывать камни закончилось - пора собирать камни, строить новую жизнь. Каждый день, приближавший его к свадьбе, наполнял сердце Гарри щемящей радостью. Но на его душе оставался еще один, самый тяжелый камень, который он не мог так просто убрать. И это пугало Гарри, ведь меньше всего на свете он хотел бы принести в свою семью горькое бремя прошлого и возложить его на плечи Джинни. Она разделила бы его с ним, не колеблясь - так, как и всегда это делала - мужественно, без нареканий и жалоб, но сознательно обрекать ее на это ему не хотелось. 
Ему нужно было с кем-то об этом поговорить. Не из Гермионой - ведь глаза сразу начнут наливаться слезами сожаления, а он меньше всего хочет слышать сочувственное «Ох, Гарри!..», каким бы искренним оно ни было. Не из Роном, который, к своему счастью, просто не сможет его понять, как бы к этому не стремился. 
Ответ пришел неожиданно, и оказался столь очевидным, что ему захотелось расхохотаться от его простоты. 
«Знаешь, у нас на Рэйвенкло его тоже не любили. Некоторые, особенно из младших, даже боялись. А мне всегда было так интересно: что же с ним произошло, почему он стал таким? Странно, что мало кто об этом задумывается. Ведь ни один человек не рождается изначально плохим... хотя мне он никогда не казался действительно злым. Я все думала, что он не очень-то счастлив... ведь счастливые люди такими не бывают».
Луна Лавгуд. 
Его рука едва дрожала, когда он сел за письмо для Луны. Он останавливался, грыз кончик пера, зачеркивал слово или целое предложение, рвал пергамент и начинал все сначала. Непростое это дело - написать письмо так, чтобы это не было похоже на нытье ребенка, обделенного вниманием, или на истерику, вызванную влиянием момента. Сложности добавляло еще и то, что Луна никогда не была ему настолько близкой приятельницей, как Рон и Гермиона, и он не очень хорошо себе представлял манеру, которая подходила бы для переписки с ней... собственно, он никогда раньше не писал ей писем. 
Но наконец этот труд был завершен. Гарри сложил письмо, не перечитывая - ему казалось, что если он это сделает, то его постигнет такая же судьба, как и десяток предыдущих черновых вариантов - и привязал его к лапке своей новой ушастой совы. Стоя у окна, он наблюдал, как исчезает в небе маленькая темная точка. Теперь осталось только ждать ответа ... 
- Салют, Гарри! 
Она стояла на пороге дома на площади Гримо, 12, и радостно улыбалась. Ее длинные пепельные волосы, небрежно заплетенные в две косы, свисали ей на грудь. Она была одета в широкие джинсы, заляпанные краской, и в какой-то странный полосатый балахон. С шеи Луны свисало несколько медных погремушек, похожих на миниатюрные колокольчики, а на плече она держала мешковатый, множество раз латаный рюкзак. 
- Извини, что я не ответила на письмо, но я как раз была в путешествии, - она кивнула на свой рюкзак. - Поэтому я решила, что будет лучше сразу приехать. 
- Да ничего, - радостно улыбнулся Гарри, сам удивляясь тому, насколько же он рад ее видеть. - Проходи в дом. 
Луна небрежно бросила свой рюкзак на пол в коридоре, и направилась в гостиную вслед за Гарри, заинтересованно оглядываясь по сторонам. 
- А откуда ты приехала? - спросил Гарри, когда они сели друг против друга за большой круглый стол в гостиной. 
- Я была в Северной Америке, в Канзасе, - радостно объяснила Луна. - Там невероятно интересные пшеничные поля. Я нашла там лунных тельцов, и, хотя они очень пугливые, но ночью мне удалось увидеть, как они танцуют в лунном свете... это просто фантастически! - при воспоминании об этом ее бледно-голубые глаза расширились от неподдельного восторга. - Я даже собрала их помет - ведь лучшего удобрения просто невозможно найти... Но ты не об этом хотел поговорить со мной, правда, Гарри? - она сменила тему разговора так неожиданно, что он застыл с бессмысленно раскрытым ртом, забыв, что вообще собирался сказать. 
В комнату вошел Кричер - опрятный, одетый в голубое кухонное полотенце. 
- Хозяин Гарри, - проквакал он. - Принести чаю с печеньем, или ваша гостья желает еще чего? 
Увидев эльфа-домового, Луна сползла со стула и опустилась на колени рядом с ним, протянув ему ладонь. 
- Привет, - не дождавшись ответа, она сама взяла его морщинистую ручку и осторожно пожала. - Ты, наверное, Кричер? 
От удивления водянистые глазки Кричера увеличились вдвое, став похожими на чайные блюдца, он ошеломленно перевел взгляд с Луны на Гарри. 
- Кричер, поздоровайся, - как можно серьезнее сказал Гарри, сдерживая смех. - Это моя подруга, Луна Лавгуд. 
- Мое почтение, - поклонился ей Кричер. На его груди до сих пор сиял медальон «хозяина Регулуса», с которым эльф не расставался ни днем, ни ночью, и который, судя по блеску, натирал по нескольку раз в день - так, как это прежде делал Перси Уизли со своим значком старосты. - Так будут ли у мисс какие-то особые пожелания к старому Кричеру? 
- Только чай и печенье, спасибо, - улыбнулась Луна, поднимаясь с колен. 
Кричер поклонился еще раз и побежал на кухню, напевая что-то под нос. С тех пор как Джинни и Гермиона совместными усилиями таки смогли избавиться от портрета Вальбурги Блэк - визг и проклятия, которыми это сопровождалось, Гарри с ужасом будет вспоминать еще долго - домовой практически все время находился в удивительно хорошем настроении. 
- Как поживает твой папа? - спросил Гарри, когда они уже сидели за столом и пили чай. 
- Хорошо, спасибо, - ответила Луна, небрежно раскачиваясь на стуле. - Правда, он сейчас очень занят - много работы. 
- Что, «Трепач» процветает? - не смог сдержать улыбку Гарри, перед глазами которого сразу промелькнули сумасшедшие заголовки и неуклюжие иллюстрации. 
- Да нет. Папа больше не издает журнал... по крайней мере, пока. Он решил, что издательское дело - это была лишь прелюдия к его истинному призванию, которым является литература. 
- Вот как? - Гарри изо всех сил старался оставаться серьезным. - И что же он пишет? 
- Собственно, сейчас он пишет роман о тебе... 
- ОБО МНЕ?! - Гарри поперхнулся чаем при мысли о том, что его первым биографом может стать Ксенофилий Лавгуд, человек, издававший самый абсурдный из всех известных ему журналов, охотился на несуществующих животных, и держал в доме взрывоопасный рог экзотического африканского зверя. 
- Ну, не только о тебе, – уточнила Луна. - О нас всех, о победе над Волдемортом, о событиях в Хогвартсе ... ну ты понимаешь. После того как Рита написала свою книгу, папа решил, что не может больше молча наблюдать, как эта бессовестная дилетантка из кожи вон лезет, чтобы заработать на искажении фактов и откровенной лжи. Поэтому он начал работу над альтернативной версией событий, чтобы, так сказать, составить достойную конкуренцию ... 
При упоминании нового бестселлера Риты Скитер Гарри нахмурился. Когда он увидел в «Ежедневном пророке» анонс ее очередного литературного опуса под названием «Северус Снейп: сволочь или святой?», его охватила безумная ярость, смешанная со страхом: нетрудно было представить себе, ЧТО началось бы, если бы Рите каким-то образом стало известно о тайне, которая связывала их со Снейпом. Впрочем, прочитав книгу, в которой уже традиционно досталось и самому Гарри (бедняга-продавец во «Флориш и Блоттс» готов был сквозь землю провалиться от стыда, когда Гарри зашел в магазин и невозмутимо попросил дать ему один экземпляр), он уже не знал, что хуже: то, что Рита могла бы там написать, или же то, что она написала. Возмущенная не меньше его, Джинни собственноручно бросила книгу в горящий камин, но от этого Гарри стало не намного легче - это никак не меняло того факта, что тысячи людей все равно ее прочитают, или, что еще хуже - поверят во все написанное. 
- Но довольно о Скитерше. - прервала сама себя Луна. - Папин знакомый, который согласился издать его будущий роман, говорил, кстати, что эта книга очень плохо продается, в десятки раз хуже, чем продавалась книга о Дамблдоре. Похоже, люди окончательно потеряли к ней доверие. 
Гарри подумал, что это как-то не очень вяжется с виденной им очередью во «Флориш и Блоттс», которая тянулась на улицу, и которой мог позавидовать Гильдерой Локхарт в свой звездный час, но решил промолчать. 
- Да, хватит о ней - согласился он. - Луна, мне необходим твой совет. Мне кажется, что ты - единственная, кто может мне помочь. Когда погиб Сириус, чуть не спятил, я не мог этого принять, но сейчас... это в сто раз хуже, потому что... 
- Профессор Снейп. - сказала Луна. - Ты хочешь поговорить о нем. 
- Да, - выдохнул Гарри. - Точнее, не о нем самом, а о том, что мне делать. Как смириться с тем, что правду о нем я узнал уже тогда, когда было поздно? Понимаешь, я знаю тебя годами, и меня всегда удивляло, как легко ты умеешь относиться к смерти... как у тебя это получается?! 
Воцарилась тишина. Луна разломала пополам хрустящее печенье и некоторое время не отводила глаз от его половинок - так, будто между ними ей открылся некий мир, в котором она искала ответы на вопросы. 
- Просто смерти в определенном смысле вообще не существует, Гарри, - наконец сказала она. - Это все временно. Рано или поздно мы все равно встретимся с ними - и уже никогда больше не расстанемся. 
- Ты действительно в это веришь? - Гарри не хотел этого, но в его голосе отчетливо послышался горький скептицизм. 
- Конечно, - подняла свои светлые брови Луна. - А ты разве нет? 
- Мне не хватает веры ... 
- Но Гарри, ты сам слышал их - тогда, в министерстве. 
- Более того - я даже их видел. - Луна была первой, кому он об этом рассказывал. – В ту ночь, когда произошла битва за Хогвартс. Воскрешающий камень, один из Даров Смерти... ты же знаешь. 
Луна молча кивнула. Она не удивлялась, не переспрашивала - девушка, с рождения жившая в мире фантазий, привыкшая стирать границы между сказкой и реальностью, между выдумками и фактами так легко, словно вытирала пыль со стола. 
- Я видел их: Сириуса, Люпина, маму с... Господи! - на мгновение он замолчал, переводя дыхание. Стиснутые кулаки, лежавшие на столе, вплоть побелели. - Я говорил с ними в ту ночь. 
- Ну, тогда ты и сам знаешь о том, что смерть - это еще не конец. 
- Знаю, но... Я потерял тот камень. Позже я пытался найти его - но тщетно. Я хотел воспользоваться им только один-единственный раз, просто чтобы увидеть его и объясниться... Я даже не знаю, как говорить о нем, как его называть. Луна, ты даже не представляешь себе, как это ужасно, как больно. 
Луна задумчиво крутила между ладоней большую цветастую чашку и едва заметно улыбалась, не отрывая от нее глаз. 
- Это хорошо, Гарри. 
- Хорошо что?! 
Никак не реагируя на грубость, Луна медленно отпила из своей чашки, а затем подняла на него взгляд своих светлых глаз - мягкий, и непривычно грустный. 
- Хорошо, что тебе от этого больно. Это значит, что ты все понимаешь. 
- Извини, пожалуйста, - он примирительно коснулся ее руки. - Наверное, ты права. Меня не покидает ощущение нереальности, не знаю, как это описать. Как будто во мне что-то сдвинулось с места - и теперь никак не станет обратно. И от этого так на душе гадко, что хочется на стену лезть. Я все ждал, когда оно пройдет, когда я, наконец, привыкну - но уже столько времени прошло, а ничего не меняется. Джинни делает вид, что ничего не замечает - но я-то знаю, что ей приходится нелегко со мной. Хотя бы ради нее я хочу с этим покончить, хочу смириться и нормально жить, но мне кажется, что этого мне не удастся сделать, пока я не расставлю все точки над «і». А это невозможно, потому что его нет. Замкнутый круг, от которого я, наверное, с ума сойду. 
- Не сойдешь. На самом деле мы сильнее, чем кажемся сами себе - иначе на нашу долю не приходилось бы столько испытаний. 
- Мне так не кажется. 
- Это так, - возразила Луна. - Мы не можем иметь бремя тяжелее чем то, которое способны нести - в противном случае, мы бы сейчас здесь не сидели и не разговаривали. 
На это Гарри не нашел слов, чтобы возразить. 
- В ночь смерти Дамблдора он уже знал всю правду. А я ... знаешь, какие были мои последние слова, обращенные к нему? «Убей меня, трус!» Как думаешь, смогу ли я после такого просто взять и махнуть на это рукой? Я стараюсь не думать об этом - но оно само меня находит. Ночью, когда все засыпает, когда ни руки, ни мозг ничем не заняты ... И я боюсь, что так будет до тех пор, пока я, наконец, не скажу ему в лицо все, что меня мучает. А это произойдет, если верить твоим словам тогда, когда придет мое время умирать. И тогда мне кажется, что я начинаю ненавидеть их, понимаешь? Дамблдора, даже маму ... ненавидеть - словно в ответ на то, что они заставили нас ненавидеть друг друга. 
- Но ты можешь с ним поговорить, - просто, как о сегодняшней погоде, сказала Луна. 
Гарри уставился на нее. 
- Портреты, Гарри, - она легонько помахала покрытыми сахарной пудрой пальцами портрету Финеаса Найджеллуса, который все это время не сводил с нее глаз. Профессор Блэк фыркнул и гордо отвернулся от нее, занявшись созерцанием своих перчаток, однако из картины не ушел. - Портреты в директорском кабинете.
На лице Гарри мелькнуло разочарование. Он пригласил Луну просто для того, чтобы поговорить, но теперь, когда она переступила порог его дома, он не мог не признаться в том, что возлагает на нее какие причудливые надежды - так, будто она обладает каким тайным знанием, неподвластным ему самому. Он действительно ждал от нее совета - и сердился на себя за это, ведь чем могла ему помочь странная девушка, всего несколько месяцев как закончившая Хогвартс? 
- Если бы. Конечно, я подумал об этом. Но там нет его портрета, Луна. Гермиона говорит, это потому, что на момент смерти он уже не был директором Хогвартса, следовательно, магия школы на него не подействовала... 
- Я знаю, что его там нет, - мягко перебила его Луна. - Но ты можешь это исправить.
- Я?
- А кому же еще, как не тебе? 
Он все еще непонимающе таращился на нее. 
- Гарри, неужели ты думаешь, что профессор МакГонагалл будет против, если ты попросишь ее повесить в кабинете портрет, который закажешь ты сам? 
Гарри будто кто-то мешком по голове треснул. Луна тем временем снова перевела взгляд на Финеаса, и едва заметно улыбнулась. 
- Ты же не думаешь, что все эти портреты, среди которых ты живешь, появились здесь сами по себе? Гермиона права - но она сказала о магии школы. Конечно, это стоит денег ... 
- И то очень больших, - горделиво проворчал Финеас. - Настоящее искусство всегда высоко ценится, даже в эти похабные времена. На создание моего портрета выделял деньги каждый член семьи Блэков. Конечно же, они обратились к настоящему мастеру, не к какому-то уличному оборванцу с мольбертом...